Хищник-III. Кокон - Артур Кварри

Внезапно режиссер отвернулся от своего противника и заорал «Кончаем на сегодня!» и ушел со съемочной площадки.

Был какой-то миг воцарилась тишина, а потом кричал ассистент режиссера: «Кончаем! Завтра в семь. Мы на верном пути». Стали гаснуть прожекторы, и, когда Джек с Джудди уходили, они прошли мимо ассистента режиссера, который обсуждал с владельцем бара стоимость закрытия бара на этот вечер, чтобы им не убирать оборудование и прожектора. Единственное, что услышал Джек, это слова ассистента: «Пятьсот баксов? Ерунда! Вы не выручите здесь пятисот баксов и за неделю».

Джудди нс слыла красавицей, но была нежной и привлекательной. Она было дочерью семидесятых годов, а это означало, что она серьезно относилась к себе и своей карьере. Единственный след шестидесятых, который коснулся ее, — это некоторый интерес к рок-музыке. Одевалась она по моде пятидесятых, а ее прическа и макияж были из сороковых. В последнее время она сделала перманент, а губы красила помадой насыщенного красного цвета.

Именно мысль о помаде вернула Джека к реальности, если можно было так назвать происходящее. Он вдруг осознал, что экран за ним стал сочно-красного, пронзающего насквозь, ярко-красного цвета, который залил комнату красным цветом. Конический светильник над центральным столом тоже засветился красным.

Из угла, в котором Джек раньше видел работающих Хала и Гарри, донесся звук, похожий на скрип мела по доске, потом раздалось сильное шипение. Красная парообразная мгла вырвалась из первого металлического шкафа, и двое мужчин, блондины, покатили тачку, на которой лежал кокон, к столу в центре комнаты.

Глава десятая

Аплодисменты относились к Бену Грину. Арт Перлман и Берни Льюис аплодировали стоя подходившему Бену. Джо Финли продолжал тасовать карты. Он не только присутствовал, но и принимал участие в конторе управляющего в спектакле-розыгрыше по заразнее обдуманному сценарию.

Через несколько мгновений они все уже сидели под бело-золотистым тентом и Антаресское здание защищало их от яркого флоридского солнца. До обеда они будут играть в свой ритуальный джин. Но сегодня, однако, все будет иначе, потому что журчание воды, заполняющей бассейн, будет исполнять им серенаду радости во время их игры. «Да», — думал Джо, «это приятный звук». Он знал, что это журчание означало победу. В полном смысле этого слова они оба, он и Бен, чувствовали себя так же хорошо, как если бы им удалось провести большой рекламный счет, а для Джо это было еще и равноценно исполнению яркой неординарной роли в бродвейском шоу. Для каждого из этих, вышедших на пенсию мужчин сегодняшнее утро было настоящим триумфом.

За свою жизнь Джо Финли был то артистом, то барменом, торговцем, водителем такси, мастером по ремонту лифтов. Он исполнял много других случайных дел и обязанностей. Слишком много, чтобы помнить их все. Восемь лет он провел в армии (с 1941 по 1949 г.), но считал себя исключительно, актером. Это дело было его любовью и единственной страстью, если не считать женитьбы на Алме. Его первая жена, Дотти, бросила его после шестнадцати лет семейной жизни, имея двух детей. Они тогда жили в Бостоне, и, хотя они не были бедными, жизнь их протекала без многих признаков роскоши, которые Дотти ежедневно видела по телевизору. В конце-концов, все это стало выше ее сил, и она поддалась тому, что Джо любил называть «Ее Американская мечта». Она встретила вдовца, который влюбился в нее. У него не было недостатка в деньгах, и он

был готов поддержать ее детей и послать их учиться в университет. Самое же главное, он жаждал удовлетворять все ее прихоти, по которым Дотти изголодалась.

Джо и Дотти так часто спорили по поводу денег, что когда она пришла к нему и сказала, о своем желании получить развод, он ответил что согласием. Конечно, для Дотти этого было недостаточно, поэтому она продолжала говорить, рассказывая ему о каждой подробности ее теперешней, нарушающей верность ему, связи с мистером Монибагс (Денежные Мешки), и подчеркивая каждую деталь будущей жизни с ним, и с детьми. Джо ни на что не обращал внимания. Их совместная жизнь были непрерывной борьбой и спорами о деньгах чуть ли не с самого первого дня. Единственное, о чем Джо мог думать, была эпитафия на могиле Мартина Лютера Кинга. «Свободен, наконец… свободен, наконец… О, мой Бог, я свободен, наконец». У него не было никаких сожалений и о своих двух дочерях. Обе они были точными копиями своей матери. Придет время, и они сделают несчастными своих будущих мужей, когда начнут назойливо требовать различных материальных благи предметов роскоши. Они сведут несчастных в могилу раньше времени.

После развода Джо переехал в Нью-Йорк и снял небольшую квартирку в Вест-Сайде. Днем он водил такси, а вечерами присоединялся к группе людей, державшихся подальше от суеты Бродвея. Ему в то время было сорок. Он был статным мужчиной с темными, чуть седеющими на висках волосами и серо-стальными глазами. Он был в хорошей форме (и даже в возрасте шестидесяти лет пробегал каждое утро миль пять.) А теперь не мог пройти и мили, не устав.

Алма вошла в его жизнь, когда ему был пятьдесят один год. У него была второстепенная роль в полнометражном, но исполняющемся далеко от центра, шоу. За одиннадцать лет, прожитые в Нью-Йорке, он стал хорошо жить.

Он даже сумел накопить несколько тысяч долларов и создал пенсионный проект для Гильдии артистов экрана. Он был артистом, и все его будущее связывалось с игрой на сцене.

Потом, как-то вдруг, исполнилось шестьдесят. Уже четыре года он был женат на Алме и не думал об отдыхе, о пенсии. Он намеревался поехать в Голливуд и попробовать себя в телевизионных ролях. Волосы его поседели лицо было как высеченное из мрамора. У него был пронзительный взгляд. Мастерство Джо возросло до уровня высокого профессионализма. Он к тому времени был хорошим типажом, и начинал получать кое-какую коммерческую работу на телевидении.

Алма, дорогая Алма заметила это первой.

— Чувствуешь ли ты себя хорошо? — спрашивала она, — ты кажешься усталым.

Джо отвечал ей, что это все лишь плод ее воображения, но она не давала ему покоя, потому что любила его, и наконец заставила его пойти к врачу провериться. Слова врача ошеломили его

— Мистер Финли, вы настаивали, чтобы я ничего не скрывал. Так вот, у вас лейкемия. — Джо показалось, что его пырнули в живот.

— Я думал, что это детская болезнь, — сказал Джо.

— На самом деле это не так, мистер Финли. Однако, когда мы обнаруживаем ее эту болезнь у людей вашего возраста, мы лечим ее достаточно успешно. Могу вас заверить, что вам предстоят еще годы, и хорошие годы. Собственно говоря, я уверен, что мы сможем вас поддерживать в хорошем состоянии довольно-таки долго.

Джо пытался понять, что это могло значить и будет ли это настоящей жизнью?

Он две недели ничего не говорил Алме. Он ждал, потому что врач собирался попробовать новый способ лечения. Если оно подействует, говорил доктор, он будет уверен, что все пройдет хорошо. Но будут ограничения, да Джо и понимал, что они будут. «Вы не должны переутомляться. Если возможно, Вам надо подумать об отходе от забот, о более спокойном образе жизни», говорил ему врач. Потом были получены результаты проверок. Новое лечение дало некоторый эффект. Врач был оптимистичен, поэтому вечером, после представления, Джо встретил Алму, и они вместе отправились в тихий французский ресторан на Сорок девятой стрит. Они заказали мидии и хорошего белого вина. Там он ей обо всем рассказал. Она дотянулась до него через стол и притронулось к его руке.

— Я люблю тебя! — сказала она. С этого дня она стала воплощением внимания, любви — средоточием всего, что могло иметь значение для Джо Финли.

Теперь, глядя на Бена Грина, приближающегося под звуки предназначенных ему аплодисментов, он мысленно возвращался к своему утреннему спектаклю и чувствовал гордость за себя.

В это утро они встретились на квартире у Бена очень рано. Мэри приготовила им завтрак и сидела с ними за столом, пока они проигрывали свой план. Джо принес весь реквизит. Он надел костюм в полосочку, белую рубашку и красный галстук, широкие туфли начистил до тусклого блеска. Его волосы были подстрижены (он подстриг даже волосы в ушах и в носу), а ногти отполированы.

У Бена был дипломат, удостоверение личности и другие необходимые документы. Было поразительно, как ему удалось добиться, чтобы все подготовить за полдня, но так оно и было. (Бен говорил Джо, что у него есть приятель, владеющий агентством в Майами. Тот парень был чем-то обязан Бену, причем зависел он от Бена всецело, так как этим утром в 6 часов т. к. посланник с документами постучал в двери дома Бена).

Они прорепетировали все еще раз, допили кофе и пожали друг другу руки. Бен оставил дипломат на столе и отправился в комнату мистера Шилдса. Джо, подождав минут пять, последовал за ним. Когда Джо появился в конторе, он увидел Бена, который ожидал в приемной.