Призрак музыки - Александра Маринина

– Уходи, Георгий, – повторила Ольга, видя, что Дударев и не собирается уходить. Он удобно уселся на диване и с интересом смотрит на нее, как на любопытное ископаемое.

– Ты пожалеешь об этих словах уже завтра, – с уверенностью заявил он. – Одумайся, Оля. Завтра ты похоронишь мужа, и что дальше? Ты готова остаться одна?

Ей стало муторно и противно при мысли о том, как сильно она его любила. Совсем недавно. Как быстро все меняется!

– Я не знаю, – честно ответила она. – Может быть, мне будет трудно одной. Но уж то, что я не хочу быть с тобой, – это совершенно точно.

Георгий некоторое время сидел неподвижно, будто обдумывая услышанное, потом поднялся, вышел в прихожую и хлопнул входной дверью. Ольга пошла на кухню, достала из шкафа коньяк, налила себе рюмку, выпила залпом.

– Прости, Миша, – тихо сказала она. – Но я сделала хотя бы это.

Прошло еще две недели, и Настя пришла в больницу в последний раз. Завтра Дениса Баженова должны были выписывать. Он уже ходил, и они с Артемом даже гуляли вокруг корпуса. Настя и сама не понимала, почему регулярно навещает Дениса, свободного времени у нее было совсем мало, но, поразмыслив, она поняла, что чувствует себя отчасти виноватой в случившемся. Если бы Артем так по-детски не влюбился в ее голос, Денису не пришлось бы ревновать, и он никогда не сделал бы той глупости, которую совершил, чтобы вернуть себе любовь и внимание Артема.

– А знаете, что мы придумали? – торжественно произнес Денис, когда Настя вошла к нему в палату. – Мы оба пойдем работать добровольными помощниками в Центр защиты от стресса. Ведь этот метод так мне помог, значит, он поможет еще многим, и просто ужасно обидно, что так мало людей об этом знают. Мы уже с Вадимом договорились, он сказал, что доктор Алиев не будет возражать.

– И что же вы будете там делать? – удивилась Настя. – Вы же не специалисты, у вас вообще нет никакого образования.

– Это неважно, – вступил Артем, – мы будем полы мыть, стулья чинить, да что угодно. Мы долго с Денисом это обсуждали и поняли, что нашли дело, которому хотели бы служить. Мы оба.

Он сделал ударение на последних словах, и Настя все поняла. Поняла и оценила ту жертву, которую с готовностью принес девятнадцатилетний юноша во имя дружбы. Ведь он хотел быть музыкантом…

Когда она собралась уходить, Артем пошел проводить ее. Он всегда провожал ее, и Денис уже не нервничал, видя, как его друг выходит из палаты следом за ней.

– Анастасия Павловна, я хотел вас поблагодарить, – немного смущенно начал Артем, когда они вышли из здания.

– За что?

– За Ирину Астапкину. Если бы не вы, я бы никогда не узнал, что есть человек, который пишет такие стихи и так поет.

– Я рада, что тебе понравились ее песни, – улыбнулась Настя. – Они мне тоже очень нравятся.

– Да нет, не в этом дело… – Артем остановился, подыскивая слова. – Не в том дело, нравится мне или нет. Дело в тех мыслях, которые приходят в голову после ее песен.

– И какие мысли пришли тебе в голову? – поинтересовалась она.

– Я понял, что надо уметь быть счастливым каждый момент, а не ждать, что счастье наступит когда-нибудь потом. Вы меня понимаете? Я, наверное, плохо объясняю… Вот, например, у нее есть песня про Новый год.

Часы несутся к рубежу,Они готовы к грабежу.Я не усну, но прогляжу,Никто и глазом не моргнет —И вот украден Старый год.

А может быть, он лучшим был,Но не успел, недолюбил,Он был украден полным сил.Теперь мне ясно по всему,Что елка – памятник ему.

– Я знаю эту песню, – кивнула Настя. – Она всегда казалась мне очень грустной. Я даже плакала, когда слушала ее в первый раз.

– Я тоже, – признался Артем. – И представляете, я вдруг посмотрел на часы и увидел, как стрелки идут, идут, неумолимо так идут, их ничто не остановит, и они действительно съедают время, воруют его. Вот они подошли к двенадцати, и пропал час, пропал день, пропал год. Они его украли. Мы всегда так ждем этот праздник, я говорю про Новый год, как будто мы уже заранее решили, что у нас все плохо и неинтересно, а вот завтра начнется новый год, и все изменится к лучшему. Понимаете? В нас как будто с самого рождения вкладывают мысль о том, что нужно думать только о будущем и жить только завтрашним днем. И мы все так и поступаем. А вдруг сегодняшний день – это вообще самое лучшее, что было, есть и будет во всей твоей жизни? А ты этого и не заметил, не увидел, не понял, и только в глубокой старости ты вдруг начнешь осознавать, что вот он – самый лучший год в твоей жизни, он был так давно, а ты его пропустил, не оценил, все ждал чего-то лучшего. Я сумбурно говорю, да? Вы так на меня смотрите… Я чушь несу?

– Нет, Артем, – очень серьезно сказала она. – Ты говоришь абсолютно правильные вещи, а смотрю я на тебя так потому, что удивляюсь.

– Удивляетесь? – настороженно переспросил он. – Чему?

– Твоей мудрости. Ты в свои девятнадцать лет оказался сильнее и мудрее многих взрослых. Я ведь тоже поняла эту мысль и долго ее обдумывала, но это случилось совсем недавно. Понимаешь? Мне тридцать восемь лет, и до меня эта истина дошла только сейчас. И еще… Ты говорил, что хочешь быть композитором. А теперь вы с Денисом решили посвятить себя делу доктора Алиева. Ты так легко отказался от своей мечты?

Она и сама не знала, зачем спрашивает Артема об этом. Ответ был ей известен, но ей хотелось убедиться в том, что она не ошиблась. Уж слишком невероятным казалось ей, чтобы такой юный человек смог совершить такой зрелый взрослый шаг.

– Вы знаете, Анастасия Павловна, я подумал, что мне, наверное, не нужно становиться музыкантом. Я не смогу заниматься этим полноценно из-за своей слепоты, а значит, это будет уже не музыка, а… некое ее подобие. Призрак музыки, что ли. Короче, это все будет ненастоящее. А я очень боюсь, что все будут считать меня инвалидом и жалеть, все будут думать, какой я молодец – слепой, а играю, и так далее. Будут жалеть и из жалости будут врать, что я пишу хорошую музыку, которая на самом деле будет плохой. А я так не хочу. Я не хочу мучиться подозрениями, что люди вокруг меня неискренни. И я нашел дело, которое могу делать независимо от моих глаз, понимаете? И Денис будет со мной рядом, ему это тоже интересно. А потом, может быть, я вернусь к музыке. Вы же сами мне говорили, что интересы у людей меняются. Завтра это снова будет музыка, а сегодня это… Это другое.

Он не сказал «дружба», он не сказал «Денис». Он сказал «другое», инстинктивно и деликатно избегая патетики.

«Просто невероятно, – думала Настя, возвращаясь из больницы домой, – откуда это у молоденького мальчика? Такое иному взрослому-то не под силу. Впрочем, говорят, что дети, с младенчества страдающие каким-нибудь недугом, взрослеют и мудреют намного раньше, у них вообще душа устроена как-то по-другому. И на мир они смотрят совсем другими глазами».

Она ехала в метро и думала о том, какой разной бывает ревность. Есть две разновидности проявлений ревности: ликвидировать соперника или возвыситься над ним. Первый путь проще, и по нему идет огромное большинство. Ограничить контакты любимого человеком с тем, к кому ревнуешь, не давать ему шагу ступить без контроля, вынуждать отчитываться о каждой минуте и о каждом телефонном звонке. Отослать соперника подальше, если есть такая возможность. Увезти любимого в другое место, в другой город или страну. Можно скомпрометировать соперника, рассказывая о нем неприятную правду или, что значительно более просто, поливая его грязью на каждом углу и уничтожая его репутацию. Наконец, можно убить негодяя. Вариантов много, но суть одна: сделать невозможным общение любимого человека с тем, кто интересен и дорог ему больше, чем ты сам. Верх эгоизма на самом-то деле, но в таком обнаженном виде никто на проблему не смотрит. Именно по этому пути пошел опытный следователь и далеко не юный мальчик полковник Ермилов.

Но есть и второй путь: доказать любимому, что ты ничуть не хуже, что ты достоин любви, внимания и уважения, что в тебе есть такие качества, которых нет у твоего соперника. Это путь трудный и долгий, он требует тяжелой работы и огромного терпения. Очень мало кто выбирает этот путь борьбы за свою любовь. Но шестнадцатилетний Денис Баженов выбрал именно его. Пусть неумело, пусть он все делал неправильно, но путь был тот самый, трудный и тяжелый. И уже за одно это он достоин уважения и любви. Самим фактом того, что он сделал такой выбор, он доказал, что отличается от множества других людей, и отличается в лучшую сторону. Дай бог ему счастья, хороший он человек.

Июнь – июль 1998 г.