Погоня за счастьем - Джоанна Линдсей

— Твоя кобылка и мерин Йена вернулись в конюшню, — добавил Йен Четвертый.

— Жеребец Линкольна не знаком со здешними местами и, конечно, заблудился. Возможно, успел натворить дел где-то поблизости. Придется его искать. Посмотрим, сумеем ли мы с братьями найти его до темноты, — вызвался Джонни.

— Вам следовало вернуться домой, как только дождь начался, — упрекнул Локлан.

Линкольн ушам не верил. Подумать только, стоят и препираются из-за пустяков, когда Мелисса дрожит в ознобе.

— Она простудилась, — резко заметил он. — Успеете пожурить нас в более теплом месте.

Очевидно, мнение Локлана о человеке, набравшемся наглости критиковать будущего тестя, отнюдь не улучшилось. Он молча усадил Мелиссу в седло перед собой и подстегнул коня. Надеяться на то, что кто-то предложит подвезти и Линкольна, не приходилось. Он ничуть не удивился бы, если бы пришлось тащиться пешком до самого дома, поэтому только потрясение моргнул, когда Йен Первый предложил ему руку, чтобы помочь вскочить на его коня. Они поскакали следом за Локланом.

— Вижу, ты стал мягкосердечен в свои преклонные годы, — заметил Линкольн, когда лошадь под ними пошла медленнее.

— Да ну? — хмыкнул тот. — В таком случае позволь объяснить, как я все это вижу, со своей точки зрения. Когда Дуги признался, что именно он начал драку, я долго размышлял, и теперь многое предстало передо мной в ином свете.

— Черта с два. Вы по-прежнему против моей женитьбы на Мелиссе.

— Да, но только по одной причине. До этой исповеди многое произошло, причем, согласись, ты тоже во многом виноват. И не помешайся ты тогда, мы с братьями должны были бы перед тобой извиниться.

— Насколько я понял, себя вы в моем безумии не вините?

— Черт! Значит, по-твоему, виноваты мы?

— Нет, учитывая то, что сам я себя сумасшедшим не считаю. Я осуждаю вас за то, что никто не позаботился спросить, что случилось на самом деле. Легче всего было посчитать меня безумцем и на этом успокоиться. Пойми же, я был в ужасном состоянии, терзался мыслью о том, что навсегда потеряю лучшего друга, если не сумею все выяснить и расставить по местам. Ты и твои братья даже не дали мне возможности попытаться. Вот за что я виню вас, Йен.

— Что ж, уже ничего нельзя изменить, как и тот факт, что твое поведение было далеко от нормального. И винить нас без всякой причины…

— Я уже объяснил тебе причины.

— Да, отчаяние, боль, ярость — ужасная смесь взрывных эмоций, но это все же не оправдывает полного отсутствия рассудка и инстинкта самосохранения. Хочешь, чтобы Мелисса, которую, по твоим словам, ты любишь, подверглась смертельной опасности?

— Значит, любя Мелли, я рискую ее жизнью?! Неужели не сознаешь, насколько твои рассуждения притянуты за уши? Все это случилось девятнадцать лет назад, и с тех пор никто ни разу не имел оснований утверждать, будто во мне таится хотя бы крупица безумия, готовая вырваться наружу.

— Но однажды все-таки вырвалась, — напомнил Йен. — Значит, может и повториться…

— Слушать не желаю, — отмахнулся Линкольн. — Надоело. Лучше позволь объяснить, как все это вижу я. Все вы слишком стыдитесь того, что наделали девятнадцать лет назад, чтобы сдаться и признать, как жестоко ошиблись.

— Если ты так считаешь, дело твое, — вздохнул Йен. — Мы всего лишь хотим, чтобы наша племянница была счастлива в браке и не попала в беду из-за вспыльчивости мужа. Не желаем провести остаток жизни, тревожась за ее благополучие. И у тебя к тому же нет доказательств собственной правоты.

— Нет, это ты ждешь, когда подтвердится твоя точка зрения. Можете подначивать меня сколько угодно, я и ухом не поведу, потому что совершенно нормален. Но клянусь, если кто-то и способен свести человека с ума, так это вы, Макферсоны.

Йен невольно рассмеялся:

— Ты так думаешь, парень? Может, и это войдет в легенду.

Вместо ответа Линкольн презрительно фыркнул.

Снова пошел дождь, и к тому времени как впереди показались стены Крегоры, оба вовсю чихали.

А Локлан, вместо того чтобы успокоиться, все сильнее тревожился. Мелисса даже не пыталась вытянуть из него извинения за то, что безоговорочно поверил худшему. Она вообще молчала. Столь неестественное спокойствие не в привычках его дочери.

Он завернул ее в свою толстую куртку, которая, к счастью, была чуть посуше ее собственной: по пути к берегу мужчины попали под сильный дождь и, не останавливаясь, повернули назад, на поиски пропавшей троицы.

— Ты сильно простудилась, дорогая? — спросил он, прижимая ее к себе.

— Совсем немного, но, по-моему, у меня жар, — прохрипела она так тихо, что он едва ее расслышал.

— Твоя мать обо всем позаботится, как только мы доставим тебя домой.

— Знаю, — вздохнула она. — Но кто будет ухаживать за Линкольном, если он тоже заболеет? У него здесь никого нет, кроме меня.

— Придется мне, — неохотно выдавил Локлан.

— Обещаешь?

От Локлана не ускользнуло, что, даже захворав, она больше заботится о человеке, которого любит, чем о себе. Как жаль, что он не может доверять Линкольну и дать дочери все, что она хочет. Раньше он ни в чем ей не отказывал. Нужно отдать ей должное: Мелисса никогда не просила о том, что могло бы подвергнуть ее жизнь опасности.

Глава 46

В этот день больше половины братьев Макферсон подхватили насморк. К следующему дню половина обитателей Крегоры непрерывно сморкалась и кашляла. К счастью, болезнь оказалась нетяжелой, хотя и очень прилипчивой. Обычное недомогание и хворь, высокая температура, общая хандра, но стоило больному чихнуть на выздоравливающего, как все начиналось сначала.

Хуже всех пришлось Мелиссе. Она горела в жару, и Кимберли даже велела ей провести несколько дней в постели. Сама она подхватила простуду от дочери, и кончилось тем, что тоже слегла, Локлану приходилось вовремя давать обеим лекарство и следить, чтобы они не вскакивали: задача нелегкая, особенно если дело касалось его жены.

Сам он пребывал в добром здравии. К счастью, Линкольн хотя и неважно себя чувствовал, но держался на ногах, так что Локлану не пришлось исполнять данное Мелиссе обещание и играть роль сиделки. Вскоре он совсем оправился, и вышло так, что два дня спустя им пришлось ужинать вдвоем. Остальные не нашли в себе сил спуститься вниз. Линкольн едва не удрал с порога, увидев, что, кроме него, и Локлана, в комнате никого нет. Заметив его колебания, хозяин заверил:

— Не беспокойся. Мы можем обсуждать все, что пожелаешь, или вообще не разговаривать. Я слишком люблю свое брюхо, чтобы тревожить его бессмысленными перепалками за едой.

Линкольн кивнул и сел рядом.

— Думаю, в отсутствие ваших родственников, цепляющихся к каждому моему слову и сыплющих оскорблениями, нам вполне можно поговорить на самые общие темы.