Идеальные незнакомцы (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

Он же моет меня в душе. Намыливает меня и смывает с оживленной безличностью, как будто я машина, проходящая мойку в торговом центре вниз по улице.

Для душа есть другая тележка. Специальная водонепроницаемая, с отверстием посередине сиденья, чтобы Эрнест мог добраться до всех мелких мест, которые нужно вымыть.

Да, хорошие времена. Я продолжаю молиться, чтобы пришел очередной психический срыв и спас меня, но пока что мне чертовски не везет.

Убедившись, что мои волосы имеют презентабельный вид, Эрнест везет меня к главному месту скопления пациентов — дневной комнате, которую иронично называют комнатой отдыха, чтобы звучало расслабляюще. Однако уровень шума вовсе не расслабляющий. Люди, страдающие от психических заболеваний, не являются тихими людьми. А тот, кто ее оформлял, очевидно, вдохновлялся фильмом Полет над гнездом кукушки, потому что она выглядит именно как комната, которую одобрил бы злой медбрат Рэтчед.

Удивительно, как такое голое пространство может быть еще и таким уродливым.

Сначала - время приема лекарств. Эрнест подвозит меня к окошку диспансера. Оно напоминает окно кассира в банке, а за толстым плексигласовым защитным экраном сидит человек в униформе и изо всех сил старается улыбаться.

— Доброе утро, Бернадетт. — Эрнест здоровается с женщиной с плохой завивкой.

— Привет, Эрнест! — Улыбаясь, как сумасшедшая, она поворачивает ко мне свои блестящие зеленые глаза. — И вам доброе утро, мисс Оливия!

Эта женщина всегда бодра, как проклятый бурундук. Мне хочется пролезть сквозь маленькое отверстие в окне, где стоят лекарства, и схватить ее за горло.

— У тебя сегодня красивые волосы, — говорю я ей. — Ты только что сделала прическу?

Поглаживая свой отвратительный шлем кудрей, напоминающих шерсть пуделя — если пудель покрасил себя в вопиющий оттенок оранжевого, который не встречается нигде в природе — она смотрит на меня лучами. — О, да! Как мило, что вы это заметили!

— Твои кудри выглядят особенно тугими. И цвет очень... свежий.

Когда она благодарит меня и отворачивается, чтобы взять бумажный стаканчик с водой, чтобы запить лекарство, Эрнест тихо хихикает. Он говорит себе под нос: — Ты такая плохая.

Я притворяюсь невинной. — Что? Я делаю ей комплимент.

— Угу. А я Тейлор Свифт.

— Правда? Ты больше в жизни, чем я думала, Тэй. Я не знала, что ты мужчина. В твоих клипах этого не видно.

Эрнест цокает языком, пытаясь выразить неодобрение, но я знаю, что он получает удовольствие от моих умных слов.

Воображаемо или нет, но мужчинам, кажется, нравятся умники.

Когда Эрнест протягивает мои антипсихотики, я послушно открываю рот для таблеток. Он кладет их мне на язык, потом помогает проглотить воду из бумажного стаканчика, внимательно следя, чтобы я не захлебнулась.

Мышцы моего горла постепенно ослабевают. Глотание — одна из тех вещей, которые мы воспринимаем как должное, пока не перестаем это делать.

Как ходить. Как подтирать собственную задницу. Как и все остальное в жизни.

Затем Эрнест катит меня к моему любимому месту в комнате, к окну, которое выходит на пышный зеленый газон на улице. Мое любимое, потому что оно как можно дальше от всех остальных.

Особенно от молодой блондинки, которая кричит так, будто у нее оргазм — за исключением того, что это происходит почти все время, — и высокого худощавого мужчины, который общается только хрюканьем.

Джиджи страдает параноидальной шизофренией. Голоса в ее голове говорят ей, что все хотят ее убить. Гаспар имеет тяжелое биполярное расстройство и клиническую депрессию. Он шесть раз пытался покончить жизнь самоубийством, прежде чем попал сюда.

Сегодня он просто смотрит на стену, время от времени бормоча в перерывах между похотливыми криками Джиджи.

Распорядок дня в психиатрическом центре регулируется жестким расписанием. После завтрака и часа отдыха я должна быть на группе общения. Это время, когда все пациенты собираются вместе, чтобы обсудить такие захватывающие темы, как строгая политика не прикасаться, кто украл (вставить нужное) из чужой комнаты, почему Форрест Гамп — переоцененный фильм, и качество еды, которая, по мнению всех, воняет.

После этого волнения наступает время обеда. Затем индивидуальная беседа с моим психиатром, чтобы оценить, как я чувствую себя, сплю, какаю и так далее, и не хочу ли я покончить с собой в данный момент. Если нужно, вносятся коррективы в прием лекарств. Затем измеряют мои жизненные показатели, и я иду в группу с социальными работниками, где обычно дремлю в кресле, пока все остальные говорят о том, как бороться с негативными мыслями. Кто-то всегда плачет.

Затем рекреационная терапия, образовательная группа, час посещения, ужин, тихий час и отбой. Рутина никогда не меняется.

Поэтому представьте мое удивление, когда после всего десяти минут, проведенных у окна, Эрнест снова появляется, чтобы отвести меня к доктору Шевалье.

— Почему он хочет меня видеть?

— Ты думаешь, мне кто-то что-то говорит? Я просто работаю здесь, дорогая.

Мы проходим мимо группы мужчин, играющих в шахматы. Один из них кричит мне — Битлджус! — Я машу рукой и улыбаюсь, потому что мне нравился этот фильм.

Когда мы прибываем в офис Эдмонда, он сидит за своим большим дубовым столом, изучая бумаги из открытой манильской папки. Он поднимает глаза и говорит: — Ах.

Я не знаю почему, но это звучит зловеще.

Эрнест ставит мой стул перед столом Эдмонда, а затем выходит, закрыв за собой дверь кабинета. Сложив руки над бумагами, которые он обдумывал, Эдмонд молча смотрит на меня.

Через минуту я не выдерживаю. — Как дела, док?

Он улыбается. — Мне будет не хватать твоего чувства юмора, Оливия.

Я поднимаю брови. — Вы уже планируете мои похороны?

— Ты едешь домой.

Такое чувство, будто над моей головой только что взорвалась атомная бомба. Я не могу дышать. Я ничего не вижу. Мои органы сморщиваются и умирают. — Домой?

— К мужу. Не смотри так шокировано. Ты знала, что этот день придет.

— Нет, я могу честно сказать, что понятия не имела, что этот день наступит!

Эдмонд выглядит так, будто пытается удержаться, чтобы не закатить глаза. — Мы много говорили о твоем возвращении в общество на наших сессиях.

— Я имела в виду, что не знала, что этот день наступит сегодня!

Он собирает бумаги и постукивает ими по столу, чтобы расправить, а затем аккуратно кладет их обратно в папку. Он закрывает папку и кладет на нее сложенные руки, что является его пассивно-агрессивным способом сказать мне, что дело решено.

Не все люди такие прямые, как мой воображаемый Джеймс. Если бы у меня были руки, я бы разорвала эту папку на куски и разбросала бы, как конфетти, по комнате.

Эдмонд говорит: — Давай поговорим о том, почему ты расстроена.

— Для начала, ты знаешь, что Крис навестил меня только раз. И ты знаешь, как хорошо это прошло. А теперь я должна жить с ним?

— Я говорил с ним много раз, в том числе и сегодня. Он очень хочет, чтобы ты вернулась домой.

У каждого есть признаки, когда он лжет: шаткие глаза, беспокойные руки, играющие с волосами. Эдмонд дергает свой галстук-бабочку.

Я смотрю, как он нервно регулирует его, а потом смотрю на свои кривые руки, лежащие на моих коленях, как мертвые голуби. — Кто там обо мне позаботится? Я знаю, что не он.

— Мы помогли ему найти круглосуточный домашний уход от замечательной компании, которая специализируется на пациентах с БАС.

— Круглосуточный уход? Звучит дорого.

— Это покрывается комбинацией Medicare и полисом, включенным в его рабочую страховку.

Крис — механик, как я вспомнила после его первого визита. Это честная работа, и зарплата приличная, но он не является владельцем мастерской, и у него нет амбиций продвигаться вверх.

Я также помнила, что у него был роман с грудастой двадцатилетней секретаршей из магазина и что он планировал меня бросить.

Но это было до того, как мне поставили диагноз БАС — диагноз, который появился через несколько месяцев после смерти Эмми.