Вечный зов (Том 2) - Анатолий Иванов

Все эти пять суток Алейников не сомкнул глаз. Ему Дембицкий поручил эвакуацию медицинских и детских учреждений, которые со дня освобождения Керчи уже по-настоящему развернули свою работу в надежде, что город очищен от немцев навсегда. Теперь снова приходилось перебираться на Таманский полуостров, а там - неизвестно куда. Алейников носился по городу, грузил на автомашины людей и наиболее ценное имущество, отправлял на пристань. А город, как и пролив, беспрестанно бомбили, стоял грохот, вой, свистели повсюду осколки, гудело пламя, глаза выедал дым.

Утром девятнадцатого мая Алейников и Дембицкий отплыли с одним из последних пароходов, осевшим на полметра ниже ватерлинии, к Таманскому полуострову. Отплывая, они слышали и видели, что на улицах, примыкающих к порту, идет бой с прорвавшимися сюда немецкими мотоциклистами. Улицы и вся территория порта были забиты нашими грузовиками, пушками, повозками, различным военным снаряжением - все вывезти так и не удалось. Немногочисленные арьергардные части, прикрывавшие отход, долго немцев сдерживать, конечно, не смогут, подумал Алейников и сказал Дембицкому:

- Они же все обречены... Все до одного! И понимают это...

- Безусловно. У каждого на войне своя судьба. Им выпала такая. А какая нам - неизвестно. Неизвестно, доплывем ли мы до берега-то, Яков Николаевич.

Алейников стоял, держась за бортовой поручень, чувствовал, как подгибаются у него от смертельной усталости ноги, кружится голова. Слова Дембицкого чем-то ему не понравились, но чем - понять не мог, не было сил для этого. Он оттолкнулся от борта и, засыпая на ходу, пошел куда-то меж ящиков, узлов, натыкаясь на сидящих и стоящих людей. Ну что ж, мелькнуло у него, выпади ему такая судьба, как у этих ребят, прикрывающих отход, и он бы принял ее без ропота, дрался бы до последнего дыхания...

А в следующую секунду, безразличный уже и к судьбе обреченных на берегу солдат, и к тому, доплывет ли их перегруженная хлипкая посудина до берега, приткнулся где-то между людьми и крашеной пароходной стенкой и провалился, как в яму, в сон, в небытие...

* * * *

Части, оборонявшие Керченский полуостров, были направлены в тылы на переформирование и доукомплектовку, а группе Дембицкого Наркоматом было приказано поступить в распоряжение Краснодарского УНКВД.

- Считается это отпуском, - усмехнулся Дембицкий, объявив группе распоряжение Наркомата. Но тут же, потушив улыбку, прибавил: - Обстановочка, сами знаете, не радует. Со стороны Ростова немцы жмут на Краснодар еще покрепче, чем из Феодосии на Керчь. Нам приказано помогать краснодарским чекистам эвакуировать из угрожаемых районов промышленные предприятия, государственные ценности, колхозный скот и хлеб. Нынче там урожай, говорят, удался небывалый...

Весь конец мая и первую половину июля Алейников во главе группы из пяти человек ездил по селам и станицам, организуя и контролируя совместно с партийными и советскими работниками отгон в тыловые районы колхозного скота и вывозку хлеба. Урожай действительно удался невиданный, для уборки его были привлечены находящиеся на отдыхе воинские части, призывникам в Красную Армию предоставили отсрочки. Не хватало вагонов, трудно было найти для сопровождения колхозных гуртов достаточное количество людей. Почти круглосуточно Алейников был на ногах. Он уже и забыл, что он военный, забыл крымское пекло, принимал участие в заседаниях правлений колхозов, где обсуждались маршруты следования гуртов, собирал по автобазам и конным дворам автомобильные и гужевые колонны, формировал бригады погрузчиков зерна, искал шоферов, ездовых, погонщиков быков, выбивал у станционного начальства вагоны под хлеб, организовывал их погрузку...

После двадцать четвертого июля, когда снова пал Ростов, фронт стал неудержимо приближаться к Краснодару. Немецкие самолеты и раньше частенько прорывались в знойное кубанское небо, теперь они бороздили его беспрерывно, на бреющих полетах расстреливали колонны грузовиков и подвод с хлебом, гурты скота, яростно бомбили железнодорожные эшелоны.

- Ну-с, Яков Николаевич, расстаемся, - как-то даже обрадованно проговорил однажды Дембицкий, вылезая из машины.

Алейников сидел на земляной кочке, мрачно глядел на простирающуюся перед ним речную луговину, густо усеянную коровьими и бараньими тушами, изрытую глубокими воронками. Полчаса назад четыре вражеских бомбардировщика загудели в небе. Они шли над лентой Кубани довольно низко, высматривая, видимо, пригнанные на водопой гурты. Обнаружив цель, которую искали, сделали по два захода. Обезумевший рев животных, крики погонщиков, грохот бомбовых разрывов и вой самолетных моторов все еще стояли в ушах Алейникова.

- Почему расстаемся? - спросил Яков.

- Почему? - вздохнул Дембицкий. - Кубань и Кавказ немцы хотят захватить любой ценой. Оно понятно - нефть, хлеб... мясо вот.

Колхозники на лугу стаскивали растерзанные туши в бомбовые воронки, засыпали сверху землей.

- В Майкоп мне приказано с половиной группы. Оттуда, может, в Баку. Ни одной нефтяной скважины, ни одной целой компрессорной установки не должно достаться фашистам. И не достанется!

С неба лился испепеляющий жар, Дембицкий, мокрый, будто только что вынырнул из Кубани и торопливо натянул на влажное тело обмундирование, тяжко дышал. На груди и спине от пота проступали темные пятна.

- Ты с другой половиной остаешься пока в Краснодаре. Городок не так и велик, а промышленность кое-какая есть. Немалая даже... Все, что успеете, вывезти. Остальное взорвать. Ни один станок не должен достаться немцам в целости.

На берегу Кубани горело несколько костров, над кострами висели черные, закопченные ведра и казаны.

- Ты, что ли, поспособствовал моему повышению в должности?

- Да, это я посоветовал назначить тебя во главе остающейся спецгруппы, сказал Дембицкий. - Я видел тебя там, в Крыму. И здесь. Кружилин был драв, характеризуя тебя... И признаюсь, жалко с тобой, Яков, расставаться. Но что делать? Да судьба, может, еще сведет, коль живые останемся. Соответствующий приказ Наркомата и все инструкции тебе будут завтра.

Алейников помолчал, наблюдая за зеленой навозной мухой, ползающей по его сапогу. В руках у него был прутик, он стегнул по ноге им, но в муху не попал. Отбросил прутик и поднялся.

- Ну что ж... Пойдем, Эммануил Борисович, я тебя на прощанье свежей бараниной угощу. Видишь, сколько парного мяса навалено.

Алейников говорил, а синий шрам на его щеке нервно дергался.

* * * *

215-я стрелковая дивизия, которой были приданы 3-й гвардейский танковый и 107-й истребительно-противотанковый полки, не в силах сдержать остервенелый натиск врага, несколько дней пятилась назад, неся большие потери в живой силе и технике, пока не уперлась в стену искореженного снарядами соснового леса, огибающего большое село Жерехово, Орловской области. Наступление немцев, судя по всему, еще не выдохлось, но у них явно начал ощущаться недостаток в боеприпасах, и у кромки леса фашистов удалось остановить. Бойцы 215-й немедленно начали окапываться, строить противотанковые опорные пункты.

Яков Алейников в приподнятом настроении, в котором он находился все эти три дня после разговора с начальником фронтового управления СМЕРШ, подъезжая утром к Жерехову, издали поглядывал на дымные столбы, поднимающиеся над селом. Справа, где-то далеко, шел бой, оттуда доносился задавленный расстоянием, едва внятный гул. Горизонт слева был застлан низкими тучами, днища их временами освещались не то вспышками молний, не то пушечными выстрелами.

- Вляпаться можем, товарищ майор, - проговорил шофер Гриша Еременко. Если жиманут немцы, можем попасться, как куры в похлебку.

- Боишься? - разжал Алейников спекшиеся от какого-то внутреннего жара губы.

Гриша скривился, как-то демонстративно плюнул в окно.

- Бензину полный бак, удерем. Лишь бы осколком бак не продырявило, как однажды...

Шофер этот, курносый парень лет двадцати пяти, был на вид мешок мешком. Алейников встретил его в августе сорок второго года в Краснодаре, когда шли тяжелейшие бои на его ближайших подступах. Город был обречен, некоторые части и службы 56-й армии, оборонявшие город, уже переправлялись на южный берег Кубани. Алейников, занимаясь порученным делом, метался по городу и на одной из улиц остановил военный грузовик, попросил подвезти до ремонтно-механического завода. Шофер, покосившись на красный околыш фуражки Алейникова, тронул машину.

Немцы местами прорвались уже к реке Кубань, обстреливали горящий Краснодар из тяжелых орудий. Кругом горели здания, пламя свистело из черных оконных проемов, некоторые улицы были плотно закупорены черным и едким дымом. То сбоку, то сзади, то спереди часто ухало, и порой нельзя было разобрать, вражеский снаряд это разорвался или рухнула сгоревшая стена какого-то здания. При каждом взрыве шофер, как казалось Алейникову, вздрагивал и ниже припадал к баранке.