Их новенькая - Наталья Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мисс… – начинает он, но тоже узнаёт меня и коротко улыбается: – Анна. На этот раз вы ехали слишком быстро. Буквально из крайности в крайность.
Шутит, я знаю, но я не в силах смеяться. Точно не сегодня.
Парень, наконец, замечает моё состояние и взволнованно спрашивает:
– У тебя что-то случилось, Анна?
Рыдания вновь вырываются из моего горла, и я спешу спрятать лицо в ладонях.
Случилось. Я больше не могу никому верить…
– Та-а-к, – тянет офицер, открывая дверцу, и аккуратно касается пальцами моих плеч. – Давай-ка выйдем из машины. Вот так.
Он провожает меня до бордюра и просит:
– Присядь. Вот так. Я сейчас.
Я обнимаю свои ноги руками, утыкаюсь лбом в колени и молю небеса о том, чтобы эти мучения прекратились. Нужно просто перестать об этом думать. Настоящая боль длится, кажется, не более двенадцати секунд, всё остальное время мы сами пытаем себя, прокручивая в голове события снова и снова.
Да, мне просто необходимо отвлечься.
Вот только на что?
Я слышу шаги офицера и, глотая слёзы, поднимаю голову, тут же вытирая щёки рукавом кофты.
– Простите, – хриплю я следом, поднимая на молодого мужчину виноватый взгляд.
Он протягивает мне открытую бутылку воды и пачку бумажных салфеток:
– Вот, выпей. Станет легче. А уж, когда высморкаешься – вообще красота!
Я усмехаюсь, что уже хорошо, беру сначала воду, а затем и салфетки:
– Спасибо. Мне стыдно, что вам приходится со мной возиться. Ещё раз извините.
– Не думай ни о чём. Пей, – усаживается он рядом.
Я послушно делаю пару глотков, отчего мне действительно становится легче, ставлю бутылку на асфальт между наших ног и вынимаю из пачки салфетку.
– И ещё раз… – виновато замечаю я, прежде чем высморкаться.
Офицер вежливо улыбается, слушая характерные звуки, с которыми я использую одну салфетку за другой. Господи, да сколько в моём носу соплей?!
Наконец, я сминаю в кулаке последнюю и возвращаю офицеру заметно исхудавшую пачку. Он забирает её с условием:
– Только, если они тебе больше не пригодятся.
– Не в ближайшие несколько минут, – с грустной улыбкой обещаю я, пряча пальцы в рукава кофты и вновь обнимая колени. – Значит, мне положен штраф? Нужно предъявить права?
– Твои права я уже видел, а штраф… Не думай о нём.
– Но…
– Всё в порядке. Машин на дороге не было, никто не пострадал. Да, я в первую очередь на службе, но и в полицейских есть человечность, как бы удивительно это не звучало.
Снова шутит. И на этот раз я способна улыбнуться. Офицер Коллинз хороший человек. Приятный.
– Спасибо, – выдыхаю я. – Человечность редкая штука в моей жизни в последнее время.
– Вот мы и вернулись к вопросу о том, что у тебя случилось.
– Вопрос был другим, – мягко, но возражаю я.
– Суть та же, – тихо смеётся он, отчего кажется моложе своих лет.
Да, интересно, сколько ему лет? Двадцать пять? Меньше?
Пока я задаюсь глупыми вопросами, офицер снимает с головы фуражку, кладёт её рядом с собой и взлохмачивает пальцами тёмные волосы. Вновь смотрит на меня:
– Хорошо, я понял, что ты не из тех, кто вываливает свои проблемы на первых встречных полицейских. Поступим по-другому. Просто успокой меня, что не случилось что-то совсем ужасное, по твоему мнению, отчего ты решила сесть за руль и гнать на всей скорости до какого-нибудь тупика.
Он выразительно поднимает брови, и до меня доходит о чём он.
– Нет-нет! – быстро качаю я головой. – Я никогда не поступила бы так со своей любимой машинкой! Ну и с собой, заодно. Мне… Мне нужно было как можно скорей убраться от одного места, и я не то, чтобы соображала, стремясь это сделать. Я раскаиваюсь в этом, честно.
– Если честно раскаиваешься, значит, я хорошо сделал свою работу, – поднимает он с тротуара свою фуражку. – Ты как? Готова отправится в путь по всем правилам дорожного движения?
– Да, – спохватываюсь я, цепляясь пальцами за бордюр, чтобы подняться. – Вам нужно работать. Извините.
Офицер встаёт следом за мной и тихо замечает:
– Сегодня да. – Затем произносит громче: – Анна… Будь… будь осторожна, ладно? И пусть ты не просила у меня советов, но… помни, что чёрная полоса всегда сменяется белой. И наоборот, да, но такова жизнь.
– И почему зебры не разноцветные? – усмехаюсь я и прощаюсь: – Спасибо ещё раз, и всего доброго, офицер Коллинз.
– Хьюго. Моё имя.
– До следующей неожиданной встречи, Хьюго.
– До неё, Анна, – кивает он, тихо посмеиваясь.
Я неловко улыбаюсь ему в ответ и, развернувшись, иду к водительской дверце. Ещё до того, как завожу двигатель, я понимаю, что должна принять кардинальные меры, чтобы больше не быть заложницей обстоятельств.
И только стоит мне прийти к такому выводу, как я понимаю, где нахожусь. Линкольн бульвар. Вон вывеска Санта-Моника мотель. Далеко я, однако, забралась.
Проезжаю немного вперёд и на первом же перекрёстке сворачиваю направо, чтобы добраться до 14-ой, а с неё и до дома.
Я много размышляю по пути. О прошлом и будущем – обо всём. И по приезду на Робсон-авеню, у меня уже имеются некоторые соображения.
Осталось поговорить с сестрой.
Свет в окне в их с Робом спальне не горит, как, впрочем, и в остальных окнах дома. Спят. Вот только мне нужно поговорить сестрой сегодня. Сейчас. Пока у меня есть настрой. Пока та боль, что меня терзала, преобразовалась в решительность и правильные выводы. А ещё… Ещё мне просто нужна поддержка сестры, её тёплые объятия и добрая улыбка.
Я захожу в дом, направляюсь прямиком в их спальню, открываю дверь и, как в старые-добрые времена, когда меня что-то беспокоило, забираюсь к сестре под одеяло. Конечно же, предварительно, скинув с ног кеды.
Я давно так не делала, потому сначала Вики пугается,
