Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

Второй отвлекающий маневр состоял в том, что Резчик и Конфуцианец вытащили из южного входа в Муравейник длинный ящик из красного дерева, в котором вплоть до этого дня хранился Бивень, и понесли его по улицам Шанхая. Одновременно с этим из западного выхода появилась Цзян, покрикивая на странно одетого носильщика, который нес длинный свернутый ковер.

— Поторапливайся, лентяй! Если мой ковер сгорит, ты сгоришь вместе с ним! — Она радовалась, видя, что внимание всех, кто находился вокруг, занято исключительно пожаром, — Скорее, — прошептала она. — Гроза приближается.

Убийца поправил ковер на плече. Он низко склонил голову, но его глаза цепко ощупывали каждый метр улиц, по которым они шли, направляясь в заведение Цзян. Бивень Нарвала, завернутый в ковер, был надежно укрыт от глаз любых соглядатаев.

Ту унюхал запах дыма раньше других. Он вскочил на ноги и подбежал к высоким окнам своего кабинета в здании склада, выходящем на Сучжоухэ. Поначалу он не увидел дыма, но потом заметил тонкую черную полоску, будто рассекавшую луну, низко висевшую на восточной половине небосвода.

— Пожар, хозяин!

Мозг Ту напряженно работал. Пожары не были редкостью в Городе-у-Излучины-Реки, но сейчас в его душе почему-то родились подозрения.

— Вызвать всех командиров. Мы выступаем сегодня ночью.

Убийца уложил Бивень в покрытую бархатом лавку-сундук, стоявшую в гостиной борделя, и повернулся к Цзян:

— Он не дурак.

Твой хозяин? Ты ведь про него говоришь?

— Зачем ты издеваешься надо мной? Я служу Договору, как и ты.

— Я не хотела тебя обидеть, — примирительно проговорила Цзян, подумав о том, что она «служила» Договору значительно более интимным способом, находясь в постели с номинальным хозяином Убийцы. — Ты сказал, что Ушастый Ту — не дурак. Расшифруй для меня смысл этих слов.

— Этот пожар может показаться ему подозрительным. Хотя бы из-за того, что он вспыхнул именно сейчас. Поэтому он может напасть на Муравейник раньше, чем собирался.

«Ну и пусть, — подумала Цзян. — Бивня там все равно уже нет».

А потом в голову ей пришла другая мысль: они могут устроить сюрприз для Ушастого Ту. Возможно, он действительно является Человеком с Книгой, но к его подручным это точно не относится. Отправить на тот свет хотя бы нескольких головорезов Ту Юэсэня, а заодно и отомстить за моральный и материальный ущерб, который она понесла в эту ночь, — ну чем не замечательная идея? Приняв решение, она отпустила Лоа Вэй Фэня и послала за Май Бао.

Май Бао приказала подать свою крытую коляску и расположилась на заднем сиденье, а четыре кули потащили экипаж по улице. Чтобы привыкнуть к темноте, царившей внутри коляски, потребовалось некоторое время, а когда это произошло, она испытала шок, увидев напротив бывшего любовника, Революционера. Казалось, что красное пятно на его лице раздулось от крови и медленно пульсирует.

— Разъезжаешь в собственной коляске, запряженной кули, будто императрица какая. — Он на мгновение выглянул в окно и тут же задернул шторку, а потом, уставившись на нее, закричал: — Люди — не животные! — Раньше, чем она успела отодвинуться, мужчина схватил ее за волосы и сильно потянул вниз. Май Бао упала на колени, а он наклонился и задрал ее голову. — Открой глаза, шлюха!

Май Бао медленно открыла глаза. Ненависть, горевшая во взгляде Революционера, потрясла ее.

— Что тебе от меня нужно?

— Значит, теперь ты даришь «облака и дождь» белому человеку?

Май Бао вспомнила, как агрессивно он вел себя в постели, его нежелание иметь детей, злобный отказ от обычного секса в пользу самых примитивных форм совокупления. А потом она увидела, как в руке Революционера блеснуло лезвие ножа. Огромным усилием воли Май Бао успокоила отчаянно бьющееся сердце и уперлась рукой в грудь мужчины. Ненависть в глазах Революционера не ослабла, но Май Бао ощутила, как напряглось его тело.

— Куда ты направляешься, да еще в такой спешке? — Он сбросил ее руку.

С облегчением осознав, что он не собирается заниматься с ней сексом ни в какой форме, Май Бао рассказала ему: она якобы едет к полицейским, чтобы те устроили в Муравейнике засаду для бандита Ту.

— А зачем это Ту попрется в Муравейник?

Поначалу она не знала, что сказать, но затем в голову ей пришел простой и логичный ответ:

— Наверное, собирается украсть что-то спрятанное там.

В следующий момент на губах бывшего любовника появилась улыбка. Он открыл дверцу коляски, крикнул кули, чтобы те остановились, и выпрыгнул на мостовую. Затем, держась за дверцу, он плюнул Май Бао в лицо:

— Спасибо, шлюха. Возможно, сама того не желая, ты послужила своему народу.

— Что-то мне не нравится эта новая лавка, — сообщил игрок в го Цзян, когда та вошла в гостиную.

— Это почему же, старик?

— Я заметил, что с тех пор, как играю, сидя на ней, я стал гораздо медленнее думать.

— Выходит, она не очень удобна для твоей костлявой задницы?

— Нет. И спасибо, что упомянули мою задницу. Вот уже много лет, как ни одна куртизанка не выказывала желания поговорить о ней.

— Не стоит благодарности, — сухо ответила Цзян. Ей не терпелось закончить разговор о новой лавке — примерно шести футов длиной и покрытой бархатом.

— Куда подевалась моя старая скамейка? — спросил игрок в го.

— Мы покрыли ее бронзой и прикрепили к ней мемориальную доску.

— И что же написано на доске? — с хитрой улыбкой осведомился старик.

— На ней выбиты слова: «На этой простой лавке покоился огузок великого Игрока в го».

— Весьма поэтично, но, по-моему, чего-то недостает.

— Чего именно? — осторожно осведомилась Цзян.

— Слов «великолепный» и «блистательный». Нужно так: «На этой простой лавке покоился великолепный огузок блистательного Игрока в го».

— Весьма правильное замечание. Я непременно передам граверу, чтобы он внес изменения в текст.

— И побыстрее, пожалуйста. Я же не буду жить вечно.

«Может, и так, но добрую часть вечности ты уже прожил», — подумалось Цзян, а затем она поймала на себе хитрый взгляд старика. А не задумался ли он о том, что лежит в новой лавке-сундуке, на которую его пересадили?

Цзян велела принести ему сласти и бокал вина, а сама села напротив.

— Хотите сыграть партию в го? — удивленно осведомился старик.

— Нет, мне и без того известен твой талант игрока. — Она огляделась и шепотом добавила: — Мы ведь давно знаем друг друга.

— Мы лишь однажды познали друг друга, и это было очень давно. Ах, как давно! Так что же лежит в ящике под моей великолепной задницей?