Политические партии - Морис Дюверже

Партия консерваторов испытала аналогичный кризис после реформ, проведенных Рандольфом Черчиллем. В 1883 г. Объединенный совет, образованный из руководителей партийных организаций, потребовал роспуска состоящего из whips и нескольких парламентариев Центрального комитета, который распоряжался финансами, занимался выдвижением кандидатур и фактически руководил партией. После безрезультатного торга дело кончилось тем, что парламентский лидер лорд Солсбэри изгнал Объединенный совет из помещения, которое тот занимал в штаб-квартире партии. Все завершилось компромиссом: наряду с парламентариями в Центральный комитет вошли два «внутренних» руководителя; они должны были специально заниматься общей политикой, кандидатурами и финансами. После того, как Рандольф Черчилль был отодвинут на второй план, парламентские лидеры снова взяли в свои руки действительное руководство партией. К концу века лидерство парламентариев было восстановлено. Но в это же время развитие социалистических партий вновь повсюду поставило его под вопрос.

История британских партий в конце XIX века показывает, что развитие партийных структур естественно порождает соперничество между внутренними вождями и парламентариями. Чем больше организация, тем оно сильнее и тем больше власть парламентариев ослабляется в пользу внутренних вождей. Это достигает своего предела в коммунистических и фашистских партиях, где парламентарии — не что иное как исполнители, не имеющие никакой власти. Социалистические партии (как и многие христианско-демократические, имеющие почти аналогичную структуру) представляют промежуточный тип: официально парламентарии здесь подчинены руководителям; практически же они сохраняют довольно значительные прерогативы. Все находится как бы в состоянии перманентного колебания, неустойчивого равновесия двух сторон — внутреннего руководства и парламентариев. Нельзя говорить о доминировании одних над другими: фактически речь идет скорее о разделении полномочий между внутренним руководством и руководством парламентским и об их постоянном соперничестве.

Основания этого соперничества достаточно ясны. Решающую роль играет в этом отношении природа организации партии. Ведь отныне речь идет о массовых партиях на базе секций, имеющих разветвленную инфраструктуру и значительный административный аппарат. Эти специфические черты создают условия для становления внутренней иерархии. Чтобы вести борьбу с парламентариями и претендовать на действительное руководство партией, она может опираться на многочисленных активистов, могущественную бюрократию и жесткие уставы. Она может делать это тем более успешно, что между активистами и депутатами почти всегда обнаруживается естественное противостояние, имеющее одновременно и социальные, и политические корни — не всегда осознаваемые, даже не всегда ясно ощущаемые, но глубокие и прочные. Дело в том, что в социальном смысле парламентарии «обуржуазиваются» по отношению к рабочим активистам. Рабочий депутат всегда больше депутат, чем рабочий, и все больше и больше депутат по мере того, как течет время. «Отметьте: вышел из народа», — такие слова Робер де Флер вкладывает в уста социалиста-парламентария — персонажа одной из своих комедий, диктующего личному секретарю биографическую заметку для малого Лярусса; «И твердо решил никогда туда не возвращаться…» — мысленно добавляет секретарь. Реплика очень смешная, но еще более — правдивая. Многие активисты бывают весьма уязвлены материальной обеспеченностью депутатов: коммунистические партии, постоянно демагогически восстающие против любого увеличения парламентских жалований, это хорошо знают. И еще гораздо больше, чем уровень доходов, разделяет парламентариев и активистов сам образ их существования. Депутат действительно ведет жизнь типично буржуазную — такова среда, в которой он вращается, таковы его связи и контакты. Общая атмосфера парламента — это атмосфера буржуазная. Более того: если применить здесь замечание Алена, усматривающего специфику буржуазии в воздействии на людей посредством убеждения, то сам род деятельности парламентария имеет природу чисто буржуазную.

Нужно еще добавить, что активисты постоянно озабочены возможной коррупцией избранников. Члены Учредительного собрания 1791 г. (как и англичане XVII века) очень опасались, как бы король не использовал правительственные посты, чтобы подкупить народных депутатов своими милостями, поэтому они запрещали ему подбирать министров среди депутатов Собрания. Сегодня члены партии точно так же опасаются, как бы парламентарии не оказались развращены могущественными финансовыми силами, которые их воображение рисует себе в виде неких таинственных всемогущих чудовищ. Отсюда их стремление надзирать и контролировать. Отсюда же и подспудное сопротивление участию в правительстве: с почвы социальной и финансовой все это переходит на почву политики, тесно переплетаясь. Активисты одновременно опасаются и политической, и финансовой коррупции министров, причем в тот период, когда социалистические партии выступали как революционные, первая волновала их гораздо больше второй. До войны 1914 г. проблема участия социалистов в буржуазном правительстве преобладала в дебатах национальных съездов и Интернационала. Она вписывалась в более общую дилемму: реформизм или революционная тактика. В 1904 г. Амстердамский конгресс осудил реформизм, что внутренне содержало в себе и осуждение участия в правительстве, но последнее не было выражено прямо и недвусмысленно. Во Франции СФИО отвергала участие вплоть до 1936 г., если не считать периода войны и Священного Единения7. Этот отказ выражал настроения активистов: парламентарии чаще всего были сторонниками участия. И он объясняется не одной только личной заинтересованностью и притягательностью власти: депутаты допускали участие в правительстве потому, что они склонялись к реформизму. Включенные в рамки самого государства, они видели и законы, способные улучшить условия жизни рабочих, и пути их подготовки; само положение законодателей влекло их скорее к реформизму, нежели к революционной деятельности: «обуржуазивание» сочетается здесь с профессиональной деформацией.

Это связано также с ощущением глубинных желаний избирателя. Ибо конфликт «активисты — парламентарии» скрывает конфликт гораздо более масштабный и серьезный: «активисты- избиратели». Первые куда более революционны, чем вторые; а вернее, вторые почти вовсе таковыми не являются. И депутаты естественно склонны следовать скорее за вторыми, чем за первыми. Этот разрыв между активистами и избирателями в СФИО особенно обозначился в 1919–1936 гг., когда очевидный (и умеренный) реформизм избирателей резко противостоял «революционаризму» (чисто вербальному) активистов. В тактике «поддержка без участия», вынуждавшей депутатов-социалистов голосовать за буржуазные правительства, не имея санкции в них войти, для парламентариев нашло выражение известное расхождение между их избирателями и их партией. К тому же не создается впечатления, чтобы эта тактика действительно предохраняла бы партию от реформизма и помогала ей сохранить революционную чистоту; но, впрочем, здесь замешаны и многие другие факторы.

Как же партии, если она стремилась удержать своих депутатов в зависимости, удавалось заменить парламентское доминирование партийным? Прежде всего, сокращая их присутствие в руководящих органах. Появившись на свет, партии целиком состояли из парламентариев. Позднее, когда их организация усовершенствовалась и сложилась внутренняя иерархия, парламентарии приняли всяческие предосторожности, чтобы сохранить большинство по отношению к делегатам активистов. Социалистические партии попытались изменить пропорции и обеспечить большинство активистам. Во Франции, согласно первым уставам СФИО, парламентарии могли быть представлены в составе Национального совета, но не более чем 20 членами; ни один депутат не мог быть делегирован в Национальный совет индивидуально; депутаты не могли быть членами постоянной Административной комиссии. Начиная с 1913 г. парламентарии получили право входить в нее, но при этом должны были составлять не более 1/3 общей ее численности. Сегодня для депутатов уже не существует никаких количественных барьеров в Национальном совете, куда они могут быть делегированы федерациями; но по-прежнему в Руководящем комитете, заменившем бывшую Административную комиссию, их должно быть не больше 1/3. В итальянской Объединенной социалистической партии членство в парламенте несовместимо с пребыванием в Директорате партии: туда входит (на правах консультанта) один только председатель парламентской группы. Однако и в той, и другой партии депутаты пользуются большим влиянием: пo-видимому, меры предосторожности против засилья парламентариев бывают тем конкретнее и строже, чем более реальной видится опасность превращения их в руководящую силу. Но незаметно, чтобы предосторожности эти возымели серьезное действие. В иных партиях уставы просто выводят действующих министров из руководящих органов. Так, в бельгийской социалистической партии министры могут входить в бюро только как консультанты; член Бюро, ставший министром, не имеет больше права заседать там даже с совещательным голосом: он должен быть заменен на все время своего участия в правительстве. Аналогичные ограничения существуют и а Австрийской социалистической партии — для членов Национального совета, Руководящего комитета и Контрольной комиссии. Мы уже говорили, что они имеют место и в некоторых христианско-демократических партиях.