Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов

через пятнадцать атаман Краснов радостно скалясь, воскликнул:

— А вы боялись!

— Рано радоваться. — нахмурился Булак-Балахович.

Но отряд в приподнятом настроении отправился дальше, не слушая его. Здесь за перелеском было большое поле. По карте. Вокруг которого — грунтовка накатанная. Вот по ней они вдоль леса и хотели пройти. А потом дальше.

Почему по дороге?

Потому что на фоне леса с буйным подлеском их было бы не видно издали. Одежда то на них не пестрая. И солнце уже стояло так, что эта дорога оказалась затененной.

Выдвинулись.

Кто-то даже песню затянул, но на него один из командиров шикнул. Ногайкой. Хотя очень хотелось дурака зарубить шашкой. Но сдержался.

Вдруг, атаман Семенов поднял руку, останавливая колонну.

— Что это за звук?

— И верно — звук.

— На самолет не похоже. Они стрекочут иначе.

— Вон, вон — глядите! — воскликнул один из бойцов, указывая на автожир, который вынырнул из-за деревьев на довольно низкой высоте, и почти тут же скрылся.

Всадники рванули вперед, стараясь как можно скорее преодолеть эту дорогу и скрыться в лесном массиве. Потому что вдоль нее шел лишь перелесок. Недостаточный для того, чтобы спрятаться в нем.

Последние сто метров.

И…

От ближайшей деревушки ударил пулемет. Крупнокалиберный. Потом еще… и еще… и… Атаман Семенов глянул и ахнул — вон — три бронеавтомобиля стояли. Под сенью домов. Так, чтобы от леса не видно. И тот автожир, выделенный ближайшей БТГ, судя по всему просто проверял — кто там движется, реагируя на запрос соседей. Чтобы не перепутать с местными жителями…

А вон — выдвигалось к ним несколько грузовиков с пехотой. И даже парочка полугусеничных бронетранспортеров. Которые тоже открыли огонь из своих крупнокалиберных пулеметов. И тут явно было до роты бойцов. Что для истерзанного и практически безоружного отряда казалось совершенно непреодолимой силой.

— Конец… — тихо ахнул Семенов и свалился с коня, в которого угадила 13-мм пуля. От чего потерял сознание. Слишком сильный удар. А рядом падали остальные и не все насмерть. Пулеметчики старались бить по коням, так как в штабе БТГ посчитали эту группу интересную к задержанию и допросу. Ну, кого получится задержать без лишних рисков…

Тем временем в Москве Михаил Васильевич изучал сводки с фронтов: выжимки, подготовленные ему генеральным штабом. Ну и записки от отдельных полевых командиров, которые он запрашивал в индивидуальном порядке для проверки Генштаба. А то ведь всякое бывает…

После того как стало ясно все в битве за Минск, 3-ий корпус постоянной готовности, выступил вперед, развивая наступление на Киев. Необходимость подстраховки с его стороны больше не требовалась. Так что теперь, судя по сводке, он сумел сегодня занять Нежин. Тот самый, который находился совсем недалеко от столицы бывшей союзной республики. Что создало определенный переполох в ней.

Руководство бывшей УССР оставив на левом берегу только различные самостийные банды, спешно готовили оборону по Днепру. В том числе и из-за острой нехватки личного состава. Ведь его в первые дни этой войны почти полностью уничтожили в эшелонах и на железнодорожных узлах. И враз вместо опытных боевиков и хорошо мотивированных ветеранов борьбы за ЗУНР у них оказалась фига. То есть, какие огрызки этих частей и мал-мало набранные мобилизованные. Те, кто согласился воевать за новый режим.

Так что корпус продвигался, практически не встречая никакого сопротивления. Подспудно разгоняя банды, которые «прыскали» от него в разные стороны словно мальки от щуки…

Зазвенел телефон. Внутренний. Секретаря.

Фрунзе взял трубку.

— Слушаю.

— Михаил Васильевич, НКИД срочно запрашивает связь.

— Соединяй.

Несколько секунд ожидания.

И в динамике раздался голос графа Игнатьева:

— Михаил Васильевич, меня слышно?

— Да. Говорите. Что случилось Алексей Алексеевич?

— Добрый вечер. Сегодня ко мне обратились по дипломатической линии представители Великобритании, Франции и США, предлагая мирные инициативы.

— Что, простите?

— Они почти в ультимативной форме требуют прекратить «эту бессмысленную войну». Во всяком случае, именно так они и выражаются.

— Что конкретное они требуют?

— Заключить с Польшей перемирие и начать переговоры.

— Мы их можем послать по известному адресу?

— Не думаю. Все очень серьезно. По моим каналам — в Париже и Лондоне если не паника, то что-то близкое к этому. Они готовы на довольно горячие и необдуманные поступки.

— Проклятье…

Часть 3. Глава 1 \ Эндшпиль

— Теперь у нас будут большие проблемы, Ави.

— На свете не существует проблем, мистер Грин. Есть лишь ситуации.

к/ф «Револьвер»

Глава 1

1928 год, июль, 12-14. Где-то в Европе

«Война — это продолжение политики иными средствами. Политика же есть искусство управления, в котором во главе угла всегда стоит экономика, как базис, основа и фундамент. Экономика, без которой все остальное — тлен. Ибо ничто не имеет смысла, если ты не можешь накормить своих людей, одеть и обогреть. Иными словами — война — это хозяйственный арбитраж дубинкой. Если говорить прямо и упрощенно.

Из чего проистекает простой вывод — победитель в войне определяется не по подписанным бумагам или каким-либо реляциям, а по тому, кто смог в ней достигнуть своих прикладных целей. Цена достижения которых оказалась оправданной. Ибо если ты кладешь половину своего народа за бесплодный клочок земли, не имеющий никакого значения, ты враг своему Отечеству. Самый, что ни на есть, непримиримый.

В этом плане Мировая война уникальна. В ней проиграли все номинальные участники. И Германия, и Франция, и Россия, и Австро-Венгрия, и Великобритания, и Италия, и другие. Просто потому что цена, которую они заплатили за те крошечные выгоды оказалась несоизмерима.

Но разве так бывает, чтобы в войне никто не победил?

Нет.

В любой войне всегда кто-то выигрывает, даже если этот кто-то в ней не участвует. Так кто же выиграл в Мировой войне? Кто же сумел решить свои хозяйственные задачи посредством нее?

Финансовый интернационал.

Именно он стоит за развязыванием Мировой войны, начатой буквально на ровном месте, и ее еще более странным завершением.

Как так получилось?

Не секрет. Оказалось, что политические элиты старой доброй Европы, выродившиеся из-за близкородственных связей, оказались слишком высокого мнения о себе. Хуже того, эти кретины, в самом медицинском смысле этого слова, усиливали степень своей невменяемости пристрастием к наркотикам, алкоголю, безудержному разврату и настоящей страсти окружать себя лизоблюдами всех