Заяабари (походный роман) - Андрей Сидоренко

Страшно неуютно. Огромная каменная масса вытягивала из моей спины последнее тепло, а из темной глубины щели воняло тем, к чему привыкнуть невозможно.

Наверное, надо прямо сейчас бросить эту дурацкую затею, вернуться домой, устроиться на работу, воссоздать семью и обустроить себе трафаретный быт для благополучной встречи старости; потом постепенно одряхлеть и мирно отдать концы в кругу домочадцев, унеся с собой в могилу воспоминания о мелких бытовых хлопотах. Я это могу сделать запросто. Я запросто найду женщину, с которой нас будет объединять одно общее чувство — страх одиночества, и мы, уже вместе, закусив удила, просто дотерпим свои жизни до конца. Даже сумеем нажить какое-то количество вещей и денег. У меня хватит сил и воли. У меня очень сильная воля. Я могу. Но не хочу. Какая-то страшная сила удерживает в этой вонючей щели посередине Байкала, и я не променяю ее на жизнь просто так. Я готов на все, черту душу продать только бы не жить день за днем сквозь серые будни.

Дождь закончился, а я все стоял в щели, боясь высунуться наружу, как будто там, снаружи, поджидает что-то страшное, и как только высуну нос, на меня набросятся и заставят делать ужасные вещи. Захотелось остаток жизни прожить в щели, и я готов терпеть вонь из темноты щелевого пространства вечность.

Выглянуло солнце, и мысли пришли в состояние легкого замешательства. Лучезарность последождевого небосвода обрушилась на природу ниагарой летней радости (звучит пошло, он это — шутка). Я сел в лодку и взял курс на северо-восток, надеясь за сегодня проскочить мыс Арал и добраться до мыса Кулгана.

Примерно через час в голове включилась музыка на полную мощность. Звуки отрывали меня от тела. Музыка напоминала композицию "Sanvean" Dead Can Dance. Я сразу же забыл, что собирался жить в щели.

Морская поверхность зарябилась, попутный ветер настиг меня, и я поднял парус. Но не прошло и получаса, как ветер усилился до штормового, и парус пришлось убрать.

Я попал в зону воздуховорота, вода подо мной закипела, и уже через несколько минут на меня обрушился встречный ветер страшной силы. Я упирался изо всех сил, но лодка практически не двигалась. К берегу пристать не было никакой возможности на расстоянии двух километров в разные стороны.

Рядом с прибрежными скалами заметил узенькую дорожку невозмущенной ветром поверхности воды. Дорожка как раз размером с мою лодку. Я поспешил туда. Ветра внутри дорожки практически не было, но когда лопасти весел выходили за границу спасительной зоны, то упирались во встречный ветер как в стену.

Через несколько минут ветер усилился еще, и с поверхности воды уже начала срываться пена. Если бы не спасительная дорожка, которая образовалась как будто специально и как по волшебству, то меня бы унесло в море.

Странно, но я совершенно перестал переживать за свою судьбу. Почему-то уверен в том, что со мной должно произойти что-то вполне определенное, и переживать по этому поводу не стоило. Тело мое боролось со стихией — сам же я летал в облаках. Не хотелось никуда. Я глядел в небеса и возносил туда, наверх, бессловесные мольбы о том, чтобы жизнь моя и дальше продолжалась в том же духе.

Раньше у меня так не получалось: испытывая лишения и неудобства, я неосознанно стремился к прекращению этих лишений и неудобств. Сейчас же — все по-другому. Ни за что не поменяю свою теперешнюю жизнь ни на какую другую, даже те мгновения, когда мне особенно тяжко, вот как сейчас, когда упираюсь изо всех сил, пытаясь пробиться против встречного ветра.

Я вдруг просто перестал стремиться к тому, чего не имею. В такие моменты мир делается удивительно правдоподобным, он перестает казаться, он начинает просто быть, и ощущается вне времени. Такое переживается естественно разве что в раннем детстве, когда ты еще толком не решил, чего начать хотеть.

От непосильного труда перестаю чувствовать пальцы на руках, но не смотря на это, не смею остановиться, иначе унесет в море. Вслед за пальцами отнимаются руки, потом поясница, а сердце дает перебои. Вхожу в залив Кодовый. Еще немного усилий, и вот наконец — ровный берег.

Удивительно, с какой легкостью человек расстается со своим тяжким прошлым. Только чуть было не отдал концы, а сейчас лень даже думать на эту тему. Лежу на берегу, смотрю в небо и ничего мне не надо, совсем ничего. Даже не знаю чего бы такого захотеть, как будто и не жил вовсе. Может это и есть счастье? Не знаю.

Погода не позволяет продолжить плавание. Решаю заночевать.

По рассказам местных жителей дальше на север должно становиться страшнее с каждым километром. С медведем могу повстречаться запросто и в любую минуту. Бывают случаи, что зверь приходит озорничать даже в поселок.

Я нахожусь в том месте, которое обозначено на карте как два малюсеньких черных прямоугольничка под названием " избы", но на самом деле изба всего одна. Второе строение — баня.

Там, вдали за бугром в направлении на север, всего в нескольких километрах, расположился поселочек Зама. Его обозначение на карте можно было обнаружить только при пристальном рассмотрении. Поселочек — типичный представитель кондового российского захолустья. Он настолько далек от цивилизации, что на уклад жизни его обитателей очень слабо влияет политическое устройство государства. Капитализм не обнаруживал здесь себя ни в коей мере, ровно как и социализм в застой. Московский супермаркет кажется здесь такой же экзотикой, как в Москве — медведи, разгуливающие по улицам поселка Зама. Сейчас в поселке живут всего несколько человек. Магазина нет, почты нет, ничего нет — каменный век.

Когда мне впервые рассказали о медведях, разгуливающих по поселку, я не очень-то и поверил, но потом поверил, когда услышал об этом неоднократно из разных источников. Чтобы рассеять неверие в подобные страсти, достаточно просто посмотреть на карту — кругом простираются необжитые просторы сибирской тайги. Отношение размеров поселка Зама к размерам безлюдных пространств вокруг можно смело считать за ноль.

Поселок скрыт от моих глаз неровностью земли, и я засомневался, есть ли он самом деле.

Изба, в которой расположился, имеет вполне приличный вид. Судя по всему, она посещалась, но крайне редко — человеческий дух выветрен напрочь. Изба вела скучное порожнее существование среди бескрайних сибирских просторов. Убранство жилища было примитивнейшим. В каждой из двух комнат стояло по кровати доисторического происхождения. Пружинные матрасы давно отжили свой век — вместо них были приспособлены неструганные доски. Из кухонной утвари имелся чайник, не знавший на своем веку чистки и кастрюля, которую вполне могли найти на раскопках древнего городища. Разглядеть живой кастрюльный металл невозможно.