Поход без привала - Владимир Дмитриевич Успенский

и что?! — резко сказал Белов. — Какое это имеет отношение к его командирским качествам?! Они сейчас — главное мерило. Ты же думающий человек, комиссар, а повторяешь нелепый довод: если из пастухов, значит, давай, командуй! А позволь узнать, он когда пастушил-то, в детстве?

— Наверно.

— Если в детстве, еще ничего. Любой деревенский малец и коров пас, и коней в ночное гонял. Я вот городской житель, а корову тоже пасти доводилось. Только одни не делают из этого событие, а другие выпячивают сей факт, как главный козырь своей биографии. О таких Михаил Иванович Калинин еще года три назад говорил. С упреком… Тоже мне — заслуга великая, — сердито хмыкнул генерал. — Из взрослых кто до революции в пастухи шел? Самые что ни есть богом обиженные, ни к чему другому не приспособленные. А после революции все дороги для учебы открылись. И если тот командир за четверть века Советской власти элементарными знаниями не овладел — цена ему грош!

Милославский повозился на заднем сиденье, покашлял. Произнес, подавив вздох:

— Хоть бы Алексей Варфоломеевич скорее вернулся.

— А что, трудно со мной?

— Трудно, товарищ генерал. И знания у вас, и возраст, и звание — всем давите.

— Ладно уж, потерпите еще самую малость, — улыбнулся Белов. — От Щелаковского письмо есть. Сообщает, что поправляется.

5

18 декабря произошло событие, во многом предопределившее развитие боевых действий на левом крыле Западного фронта. Ночью конные разъезды 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в нескольких местах пересекли магистральное шоссе Орел — Тула. Одна разведгруппа проникла даже до Ясной Поляны.

Павел Алексеевич считал, что шоссе немцы будут держать упорно. Тем более что и позиции у врага удобные — большое село Карамышево, расположенное на возвышенности. И вдруг — неожиданность: Карамышево взяли короткой стремительной атакой, уничтожив вражеский гарнизон. Словно ударом клинка рассекли гвардейцы важнейшую магистраль. Фашисты, осаждавшие Тулу, сами очутились в полукольце. Им оставалось одно: бежать на запад, к Калуге, по проселкам и сугробному бездорожью.

И это еще не все. Незадолго до полудня майор Кононенко доложил, что между населенными пунктами Щекино и Сумароково не обнаружено никаких сил противника. Прямо перед корпусом в боевых порядках гитлеровских войск зияла брешь, достигавшая двадцати пяти километров. Вероятно, фашисты не думали, что конники быстро войдут в этот район, и не успели прикрыть его.

Павел Алексеевич сразу воспользовался оплошностью врага. Оставил пехоту раздвигать и укреплять стенки образовавшегося коридора, а кавалеристов повел на запад, выслав далеко вперед небольшие отряды всадников.

За двое суток дивизии Белова прошли пятьдесят километров. Соседи отстали. Справа 50-я армия еще вела бои в пригородах Тулы. Слева 10-я армия медленно приближалась к Плавску,

Радуясь успеху, Павел Алексеевич отдавал себе отчет в том, что его группа, вырвавшаяся вперед, привлекает особое внимание высшего командования и в Москве, и в Берлине. Фашисты, безусловно, позаботятся о том, чтобы закрыть брешь и остановить конницу. Надо быть готовым к любым неожиданностям.

Обдумав положение, генерал приказал: дальше на запад двигаться только передовым отрядам. Главным силам группы 19 и 20 декабря отдыхать, привести себя в порядок. Необходимо подтянуть отставшие подразделения, артиллерию, пулеметные тачанки. Подвезти боеприпасы, продовольствие и фураж. Дождаться маршевых эскадронов, которые вот уже неделю шли за корпусом, но не могли догнать его.

Распоряжения были отданы, и Белов решил наконец съездить в Тулу, к командарму 50-й генералу Болдину. Надо было договориться о дальнейшем взаимодействии.

Шофер вел машину осторожно. Даже на вездеходе не разгонишься — настолько плоха разбитая, обледеневшая дорога. Кое-где воткнуты колышки с фанеркой: суриком написано — «мины!». Вездеход переваливал через кювет и двигался в объезд, лавируя среди свежих воронок.

Проехали мимо церкви, которую Белов знал еще по довоенному времени, — в ее ограде похоронены дети и родственники Льва Николаевича Толстого. Велико было желание свернуть в Ясную Поляну, поклониться дорогой могиле, но нет времени.

Глядя на заснеженный лес, скрывавший от глаз имение Толстого, генерал вспомнил донесение разведчиков, которые одними из первых вошли в Ясную Поляну. Удивительно, чем руководствовался Гудериан, не препятствовавший солдатам грабить музей, оскорблять память замечательного писателя.

Павел Алексеевич приподнялся на сиденье, осматриваясь. Позади осталась темная полоса Засеки, отодвинулись заводские корпуса Косой Горы. Начинался город. Земля тут была сплошь изранена, искалечена воронками, окопами, рвами. Ряды ежей, заграждения из колючей проволоки, руины построек, выгоревшие коробки танков — все говорило о кровопролитных боях.

Вот уже больше месяца, начиная с контрудара под Серпуховом, корпус Белова оперативно взаимодействовал с защитниками Тулы. И 50-я армия, оборонявшая город, и кавалеристы имели одну общую задачу: отбросить, разгромить вражескую клешню, нависавшую над Москвой с юга. Павел Алексеевич понимал: как бы ни отличились в боях его гвардейцы, значительную роль в этом деле играла все-таки Тула. И вот теперь он с волнением смотрел на израненные улицы города, вставшего перед гитлеровцами непреодолимой преградой.

По оперативным сводкам, по рассказам очевидцев Павел Алексеевич хорошо знал, как все было.

Враг нахлынул стремительно. В середине дня 29 октября танки и мотопехота появились в районе Косой Горы. Они с ходу разгромили оборонявшиеся здесь части 290-й стрелковой дивизии, отбросили их за Упу и устремились дальше. Вскоре передовые отряды немцев достигли окраины города — Рогожинского поселка. Здесь их встретил Тульский добровольческий полк с двумя зенитными батареями, оседлавший Орловское шоссе. Справа, возле городского парка, окопался 156-й полк НКВД. Левее, вдоль Воронежского шоссе, закрепились подразделения 154-й стрелковой дивизии. Это было все, чем располагал тогда город.

Главный удар приняли на себя добровольцы, вчерашние рабочие и служащие, студенты и преподаватели, ученики старших классов. Они укрывались в траншеях, рыть которые выходили целыми семьями. Они держали оружие, сделанное своими руками. Они знали — через родные улицы пролегла дорога к столице.

В истории государства Российского ни один город не сделал столько для защиты Москвы, сколько сделала Тула. От нее поворачивали назад, в южные степи, печенеги и половцы. На протяжении нескольких веков волна за волной катились вдоль Муравского тракта беспощадные орды крымских татар. В лесных дебрях, на засечных линиях, протянувшихся от Тулы к Одоеву и дальше к Оке, встречала дикую конницу засечная стража — по одному человеку от двадцати дворов. Раздавался сигнал тревоги. Ремесленники оставляли свои наковальни, крестьяне — соху.

В страшных рубках на лесных завалах, на просторных полях костьми ложились русские ратники. И если по их трупам прорывались иногда степняки, то докатывались до московского Кремля — никто больше не в силах был задержать орду.

В грозный год гражданской войны на рубежах Тульской губернии были остановлены и опрокинуты деникинские войска.

Какой это удивительный