Ритмы романтики - Лия Росс

этом, поэтому и забронировал здесь номер на двоих. Расплатившись наличными, мы оказались на многолюдной улице. Василиса минуты две разглядывала отель, а потом взяла свой чемодан и пошла внутрь.

Я все это время работал в поте лица и даже просил Дмитрия Михайловича дать мне еще какую-нибудь дополнительную работу, чтобы хоть как-то поднакопить на эту поездку, оплатить хороший отель, наши походы по магазинам или же кафешкам и ни в чем не отказывать Василисе.

Здесь было довольно уютно и мило. Внутри работал кондиционер, но, думаю, как только заселимся в номер, я сразу же рвану в душ, потому что от меня явно пахнет не цветочками после долгого перелета.

На стойке регистрации получили свои ключи и поднялись на второй этаж. Коридоры были длинные, светлые, с красными ковровыми дорожками на полу. Номер 21. Находим дверь слева, чуть дальше от лестницы.

Распахнув дверь, мы сначала любопытно заглянули в комнату, а потом зашли, оставив вещи возле входа. Сбросив с себя обувь, я плюхнулся на кровать. Наконец-то, в Москве!

Глава 25

Василиса

Здесь все оказалось куда лучше, чем я себе представляла. Отель в номере был пусть и маленьким, но вполне уютным и отлично сойдет на пару-тройку дней.

Никита первый залез в душ, пока я вызывала в номер что-нибудь из ресторана поесть, ведь иначе так с голоду можно помереть. Пончики и чай уже давно затерялись в моем желудке и теперь он издавал характерный звук для того, кто давно не ел.

Открыв тяжелые темные шторы, посмотрела, какой у нас прекрасный вид за окном. Столько всего вокруг. Даже у нас в городе не так красиво, как здесь. Хотя нашла, конечно, что сравнивать: большой и прогрессивный мегаполис, в котором живет более двенадцати миллионов человек или же наш небольшой, но столь любимый город.

В номере немного душновато. Найдя пульт от кондиционера на комоде, включила его. Сняв с себя джинсы и худи, осталась в длинной черной футболке. Хочу после Никиты тоже пойти в душ.

Еду ждать не меньше получаса, поэтому у меня есть время вспомнить аккорды, усесться в удобное мягкое кресло и что-нибудь сыграть на гитаре. Достала ее из чехла и детально осмотрела, не случилось ли с ней чего, пока мы летели. Все как и прежде. Глянцевый блеск при свете солнца, без единой царапины и с парочкой «милых» наклеек. Ага, черепа очень милые.

Вспомнила вдруг о медиаторе, который спокойно покоился в заднем кармане джинсов. Достала его и вновь принялась разглядывать. Маленький, удобный и красивый. Феликс знает, что дарить той, кто просто без ума от музыки.

Что же сыграть?

На уме только моя песня, но сейчас не самое подходящее время. Хотелось чего-нибудь интересного, мелодичного. Пальцы медленно перебирали струны. Комнату заполонил известный мотив песни Эда Ширана[4], которая будоражила меня и по сей день, сколько бы я ее ни слушала в наушниках. Вот что значит быть меломаном, когда любая из песен, и наплевать на жанр, заставляет сердце биться быстрее и испытывать огромное желание ее спеть.

Мой голос звучал мягко. Английский никогда не был для меня проблемой. Тем более что я хорошо разобрала этот текст, прежде чем выступать с ним на сцене в ресторане.

Мурашки побежали по коже. Я прикрыла от удовольствия глаза. Пела песню тихим голосом, не торопясь, получая двойной кайф. В одиночестве мне не так страшно. Тут только я и моя гитара.

Вдруг в комнате запахло приятным ароматом мужского геля для душа, который напоминал больше резкий парфюм с терпким послевкусием.

Никита.

Он стоял позади. Я не видела его, но уже чувствовала, как он прожигает заинтересованным взглядом мою спину. Гончарову не доводилось слушать, как я пою с ним наедине.

Здесь только он и я.

Сглотнув, я решила остановиться и резко повернулась к парню. Я была немного смущена: он стоял в одном полотенце, оно, приспущенное, сексуально висело на его широких бедрах. На плечах выступали красноватые пятна после мытья. На руках большие татуировки, уходящие вверх. Они прекрасны.

Появилось внезапное желание провести пальцами по ним, очерчивать по контуру. Позволил бы Никита сделать это?

Его взгляд не давал мне встать с места – уж больно проницательный, – пригвоздил меня. Но после на его лице появилась хитрая ухмылка, и он, сам подойдя ко мне, опустился на корточки.

Широкие руки легли мне на бедра, а темные карие глаза всматривались в мои. Стало неловко. У меня еще никогда ничего не было с парнями. Только глупые детские поцелуи в губы – это все, что было до Никиты.

А с ним…

С ним все иначе.

Внимательно наблюдая за моим выражением лица и будто понимая, какое смятение я сейчас испытываю, он взял мою ладонь в свою руку и медленно поцеловал от кончиков пальцев до запястья. Дорожка поцелуев, такая нежная и в то же время возбуждающая, заставила меня прикусить губу.

Гончаров не сводил с меня своего пристального взгляда.

– Что же ты хочешь на самом деле?

– О чем ты? – сладостный стон сорвался с моих губ, стоило ему перейти с запястья на внутреннюю часть бедер. Все еще медленно, осторожно, боясь спугнуть меня или сделать что-то неправильно.

– Ты сама начала дразнить меня еще тогда, возле кафе. Но потом всячески избегала контакта, – хриплый голос парня говорил о том, насколько он сам возбужден до невозможности.

Языком он вырисовывал узоры на распаленной коже, спускаясь все ниже и ниже. Мои пальцы отпустили гитару и вплелись в густые мокрые волосы Никиты. С придыханием он оставил маленькие засосы, то на одном бедре, то на другом. Двигался в правильном направлении, ведь внутри меня нарастало приятное и жгучее чувство получить желаемое.

Расслабившись, откинулась на кресло. Пусть тут и тесно, но это не помешало Никите схватить меня покрепче за бедра и спустить слегка вниз. Открыв глаза, увидела, как он приподнялся и навис надо мной, упершись обеими руками в подлокотники. Как зверь. Облизнувшись, он наклонился и впился в меня страстным поцелуем. Горячо. Во мне разжигалась необъятным пламенем жадность, нехватка в его прикосновениях. Я переместила пальцы вначале на подбородок, поглаживая его. Затем нетерпеливо к шее, поддевая вырез футболки. Она только мешает.

Но я не смогла трясущимися руками снять ее. Лишь закинула их на шею парня и впилась ногтями в кожу. За этим последовало шипение сквозь поцелуй, но Гончаров не отступал. Оставив мои опухшие губы в покое, он покрыл поцелуями шею, легонько прикусывая тонкую кожу.

У меня вырвался глухой