Покрашенный дом - Джон Гришэм

— Ну, здесь-то ничего такого не случится, — сказал Стик. — А вот этому вашему парню скажите, чтобы в город не совался.

— Сам ему скажи! — рявкнул Паппи. — Никакой он не мой парень! И мне плевать, что с ним будет!

Стик посмотрел в сторону переднего двора, где Спруилы занимались своими делами, готовили ужин. Ему явно было неохота идти к ним.

Он повернулся к Паппи и сказал:

— Ты передай ему это, Илай, — и пошел к своей машине.

Машина кашлянула, стартер завыл, потом двигатель все же завелся. Он развернулся и поехал прочь.

После ужина я смотрел, как отец латает камеру для трактора, когда вдалеке показалась Тэлли. Было уже поздно, но еще не стемнело; она, казалось, старалась держаться в тени, направляясь в сторону силосной ямы. Я внимательно за ней наблюдал, пока она не остановилась и не махнула мне рукой, приглашая следовать за собой. Отец что-то бормотал себе под нос — у него не ладилось с ремонтом шины. Я отступил к дому, потом, держась в тени, обежал вокруг грузовика, и через несколько секунд мы уже шагали по направлению к Сайлерз-Крик.

— Ты куда собралась? — спросил я в конце концов, когда стало понятно, что первой она заговаривать не собирается.

— Не знаю. Просто погулять.

— На речку не пойдешь?

Она тихонько засмеялась, потом сказала:

— А ты бы хотел, а, Люк? Понравилось за мной подглядывать, а?

У меня щеки запылали, и я не нашел что ответить.

— Может быть, попозже, — сказала она.

Я хотел ее спросить про Ковбоя, но эта тема представлялась мне неудобной и слишком личной, так что у меня не хватило пороху затронуть ее. А еще мне хотелось ее спросить, откуда она узнала, что Либби Летчер призналась, что Рики — отец ее ребенка, но и этот вопрос мне было никак не задать. Тэлли всегда была какая-то таинственная, всегда в каком-то странном настроении, но я ее просто обожал. А тот факт, что я сейчас шагаю вместе с ней по узкой тропинке, позволял мне чувствовать себя лет на двадцать старше.

— Чего этому помощнику шерифа было надо? — спросила она.

Я все ей рассказал. Стик ведь не делился с нами никакими секретами, не подлежащими разглашению. Братья Сиско всегда похвалялись своими намерениями, да и сумасбродства у них вполне хватило бы на любую глупость. И я все это передал Тэлли.

Она некоторое время обдумывала это, а потом спросила:

— А Стик не собирается арестовывать Хэнка за убийство этого парня?

Вот тут следовало соблюдать осторожность. Спруилы вечно ссорились друг с другом, но при любом намеке на внешнюю угрозу они тут же сплотят свои ряды.

— Паппи беспокоится, что вы все уедете, — сказал я.

— А какое это имеет отношение к Хэнку?

— Если его арестуют, вы можете уехать.

— Да не уедем мы, Люк. Нам деньги нужны.

Мы остановились. Она смотрела на меня, а я изучал свои босые ступни.

— Думаю, Стик хочет дождаться окончания сбора хлопка, — сказал я.

Она восприняла это спокойно, ничего не сказав в ответ, потом повернулась и пошла назад к дому. Я тащился сзади, понимая, что слишком много ей рассказал. Возле силосной ямы она попрощалась и исчезла в темноте.

Несколько часов спустя, когда мне уже давно полагалось спать, я слушал сквозь открытое окно, как Спруилы ругаются и грызутся между собой. Хэнк, как всегда, был в центре скандала. Я не всегда разбирал, о чем они говорят и пререкаются, но, как мне показалось, каждая новая вспышка ссоры возникала после очередного высказывания или действия Хэнка. Они устали, а он — нет. Они вставали еще до рассвета и по крайней мере по десять часов проводили в поле; он же спал столько, сколько хотел, а потом лениво помогал им собирать хлопок.

И он точно продолжал бродить по ночам. Мигель ждал у заднего крыльца, когда мы с отцом вышли из кухни, направляясь за яйцами и молоком к завтраку. Он просил о помощи. Амбар опять подвергся обстрелу; кто-то уже за полночь снова бомбардировал его тяжелыми кусками глины. Мексиканцы были очень утомлены и здорово злились, так что могла возникнуть и драка.

Это было единственной темой разговоров за завтраком. Паппи был настолько зол, что едва мог есть. Было решено, что Хэнка следует выгнать, а если и остальные Спруилы последуют за ним, то мы как-нибудь справимся сами. Десять хорошо отдохнувших и здорово работающих мексиканцев были гораздо более ценны, чем все Спруилы.

Паппи встал из-за стола, чтобы идти на передний двор предъявлять свой ультиматум. Но отец остановил его. И они решили подождать конца рабочего дня, заставив таким образом Спруилов полностью его отработать. Плюс к тому они вряд ли станут складывать свой лагерь на ночь глядя.

Я просто сидел и слушал. Мне хотелось вскочить и пересказать им свой разговор с Тэлли, особенно ту его часть, что ее семье нужны деньги. По моему мнению, никуда они не уедут, да и сами будут рады избавиться от Хэнка. Однако к моим мнениям во время семейных споров и обсуждений не очень-то прислушивались. Я жевал хлебец и старался не пропустить ни единого слова.

— А как быть со Стиком? — спросила Бабка.

— А он тут при чем? — рявкнул в ответ Паппи.

— Ты ж собирался сказать Стику, когда Хэнк тебе будет не нужен.

Паппи откусил ветчины и стал обдумывать сказанное.

Бабка думала гораздо быстрее, кроме того, на ее стороне было то преимущество, что она могла рассуждать хладнокровно, без злости. Она отпила кофе и сказала:

— Думаю, надо вот как сделать. Надо сказать мистеру Спруилу, что Стик хочет забрать Хэнка. И пусть этот парень ночью исчезнет. И он исчезнет, а это самое главное. А Спруилы будут только благодарны, что ты ему помог избежать ареста.

План Бабки был очень хорош. Мама даже чуть улыбнулась. Опять женщины разобрались в ситуации быстрее, чем мужчины.

Паппи не произнес ни слова. Отец быстро покончил с едой и вышел из дому. Солнце едва поднялось над вершинами далеких деревьев, а день уже был полон событий.

После ленча Паппи заявил: «Люк, мы едем в город. Прицеп полон».

Прицеп вовсе не был еще полон, а кроме того, мы никогда не отвозили хлопок в джин в середине дня. Но я не стал спорить. Паппи явно что-то затеял.

Когда мы прибыли к джину, впереди нас в очереди оказалось только четыре прицепа. А обычно в это время сбора урожая их здесь скапливалось по крайней мере десять, но ведь мы всегда приезжали после ужина, когда здесь уже было не протолкнуться. «Днем сюда хорошо приезжать», — заметил Паппи.

Он оставил ключи в замке зажигания и, когда мы отошли от пикапа, сказал:

— Мне надо в кооператив зайти. Пошли на Мэйн-стрит.

Меня это вполне устраивало.

В городе Блэк-Оук было три сотни жителей, и практически все они проживали в пяти минутах ходьбы от Мэйн-стрит. Я часто думал, как здорово было бы иметь маленький аккуратненький домик на тенистой улице в двух шагах от лавки Попа и Перл и от кинотеатра «Дикси» и чтобы вокруг — никакого хлопка.

На полпути к Мэйн-стрит мы вдруг резко свернули в сторону. «Перл хочет тебя видеть», — сказал Паппи, указывая вправо, на дом Уотсонов. Я никогда не бывал у Попа и Перл дома, для этого не было никаких причин, но, конечно же, видел этот дом. Он был один из немногих в городе, построенных их кирпича.

— Что? — спросил я, совершенно обескураженный.

Он не ответил, и я просто пошел за ним следом.

Перл ждала нас у дверей. Когда мы вошли, я почувствовал густой и сладкий аромат какой-то стряпни, но был слишком ошарашен, чтобы осознать, что она хочет меня чем-то угостить. Она погладила меня по голове и подмигнула Паппи. В углу, согнувшись пополам и спиной к нам, с чем-то возился Поп. «Иди сюда, Люк», — сказал он, не оборачиваясь.

Я уже слышал, что они купили телевизор. Первый у нас в округе был приобретен год назад мистером Харви Глисоном, владельцем банка, но он жил замкнуто, и, насколько нам было известно, его телевизора никто не видел. У нескольких членов нашей церковной общины были родственники в Джонсборо, и у тех имелись телевизоры, так что когда наши отправлялись туда в гости, то по возвращении не переставая рассказывали об этом чудесном новом изобретении. Деуэйн видел однажды телевизор в витрине магазина в Блайтвилле, после чего невыносимо долго ходил по школе с ужасно важным видом.

— Садись вот здесь, — сказал Поп, указывая на место на полу прямо перед телевизором. Он все еще настраивал его с помощью ручек управления. — «Уорлд сириз», — пояснил он. — Третий матч. «Доджерс» играют на стадионе «Янки».

У меня аж сердце замерло и нижняя челюсть отпала. Я был так поражен, что не мог пошевелиться. В трех футах от меня был маленький экран, по которому плясали полосы. Он размещался в центре темного деревянного футляра, а под целым рядом ручек серебром отсвечивала надпись «Моторола». Поп повернул одну из ручек, и мы вдруг услышали скрипучий голос комментатора, объявившего что мяч ушел к шорт-стопу. Потом Поп повернул сразу две ручки, и на экране возникло изображение.