Спецотдел - Андрей Волковский

стаканчиком с остатками минералки и мял в руке хлебную корку.

Следующий круг пивных возлияний под бессвязные разговоры о прошедшем дне.

«Скоро это закончится. Скоро они перестанут коптить небо».

Они же люди.

Грязные, пьяные. Вонючие. Безвольные. Но люди.

«Выбери они другой путь, не оказались бы здесь. И не подохли бы, как собаки».

Очередная порция «ерша» — и соседи скоро совсем захмелели, привычно ударились в воспоминания, перебивая друг друга и гомоня.

Фридрих заставил носителя подняться и пойти к своему лежаку. Руками Кирилла протёр бутылку антифриза и принёс её, придерживая рукавами толстовки к почти опустевшему столу.

— А давайте-ка вот этим делом догонимся! — сказал подселенец голосом Кирилла.

Никто не возражал, и вскоре в стаканчики полилась ярко-голубая жидкость.

Кирилл смотрел, как соседи пьют ядовитое пойло, и чувствовал ставшую почти привычной тошноту.

— Давай ещё по одной! — взмахнул стаканчиком Витёк.

Он выхватил из-за пояса свою бутылку, глотнул коньяка и закашлялся: жжётся!

«Мне надо на воздух».

«Что такое, хе-хе? Барышне опять дурно?»

«Мне плохо!»

Да, состояние было так себе — и чем больше Кирилл об этом думал, тем хуже ему становилось. Совсем не сложно вывести себя из равновесия. Нужно только позволить себе сосредоточиться на ощущениях тела.

Боль в желудке и в голове. Головокружение. Жар. Тошнота.

«Ладно, иди».

Снаружи по-прежнему бушевал ветер.

«Не забудь унести свой коньяк. И стакан. Тебя не найдут, если ты будешь благоразумен. Если кто и заинтересуется, тут всё ясно: маргиналы добыли водки, догнались антифризом — бывает».

Им ведь ещё можно помочь. От первоначальных симптомов до вторичных может пройти несколько часов, даже сутки. Есть действенный антидот — фомепизол. Всё ещё можно исправить.

«Нет, они уже мертвы. Пока ещё пьют и болтают, но уже мертвецы. Разве не волнительно ощущать это? Разве не приятно?»

Кирилла вывернуло.

Он отошёл на пару шагов и осел на землю.

«Слабак! — возмутился подселенец, впрочем не слишком выразительно. — Ладно, посиди пока. Измельчали люди, ох, измельчали».

Кирилл не знал, сколько он просидел у бетонного блока в паре метров от коллектора.

Никто не придёт. Никто не спасёт тебя. Есть только ты — и монстр в твоей голове.

Ветер свистел всё яростнее, и стоило бы вернуться в относительное тепло коллектора, но он продолжал сидеть.

На дороге мелькнули фары, и вскоре рядом остановилась машина.

Кирилл насторожился, оглядывая тёмную старую «тойоту»: кто это разъезжает в такую погоду по окраинам?

Дверь переднего сидения приоткрылась, и водитель, перегнувшись через пассажирское кресло, высунулся из салона.

Скуластый восточный мужчина лет тридцати.

Он улыбнулся, заметив вскочившего с земли Кирилла, и спросил с сильным акцентом:

— Падскажи, дарагой, гиде тут магазин, а?

— Езжайте по трассе, — хрипло ответил Кирилл. — Вон к той пятиэтажке. Там супермаркет на первом этаже. Круглосуточный.

— А там направо ехать, через малэнкий домик, а? Или налэво? Дарагой, ты пакажи, а? Я тебе деньгу дам.

Мужчина помахал пятисотенной купюрой.

— Уже апаздал сильно, ай! Заказчик сказал, быстро нада, а я всё перепутал! Садись, а? Пакажи!

Кириллу стало смешно: ещё месяц назад предложение сесть в чужую машину в надежде получить пятихатку показалось бы ему по меньшей мере идиотским. А теперь он как-то даже всерьёз задумался. Всё лучше, чем…

«Даже не думай!» — остерёг Фридрих.

— Нет, не сяду. Вы не заблудитесь.

— Эй, ну нэт так нэт…

Водитель потянулся закрыть дверь — и вдруг быстрым движением схватил Кирилла за руку. Дёрнул на себя и затащил в машину.

Не ожидавший такого поворота Кирилл плюхнулся плашмя на пассажирское сиденье, намереваясь извернуться и отбиться от похитителя, извращенца или кто он там. Но едва он коснулся кресла, как что-то ослепительно вспыхнуло, и Кирилл обмяк, не в силах шевельнуться.

Фридрих молчал. Только это и утешало.

— Не бойся, парень! — радостно сказал «похититель» без малейшего намёка на акцент.

Он вышел из машины, усадил Кирилла на сиденье и позвонил кому-то:

— Сработало!

Через полминуты «тойота» развернулась и помчалась в город.

— Я из спецотдела. Меня зовут Азамат Ким. Мы тебе поможем. Мы получили твой сигнал из магазина. Теперь всё будет… кхм, ну почти хорошо!

Кирилла несколько насторожило «почти», но куда больше его волновало то, что его увозят от принявших отраву маргиналов.

Он хотел предупредить жизнерадостного сотрудника особого отдела о том, что там остались люди, которым нужна помощь, но ни двигаться, ни говорить не мог.

— Извини, что грубо пришлось действовать, — продолжал «похититель», — но надо было, чтоб быстро и наверняка. Коврик мой слегка доработали, и… Ох, извини, это тебе неинтересно. Так вот сейчас я тебя отвезу в больницу на ритуал. Придётся потерпеть несколько часов, но пока вы вот так парализованы, «демон» не может на тебя влиять. Я очень надеюсь. Через сутки будешь бодрячком. Не совсем чтобы как прежде, но тем не менее.

Водитель помолчал секунду, потом добавил:

— Везучий ты, парень! Мы по знакам на ловушке определили, кто это: сам «демон злых знаний» — «malum scientia»! Редкий экземпляр. И жутко вредоносный.

Кирилл не очень вслушивался в то, что говорит человек из спецотдела. Он пытался понять, как привлечь его внимание.

Кирилл ощущал, что паралич не полный. Если сосредоточиться на левом мизинце, можно заставить его едва заметно шевельнуться. Значит, можно сосредоточиться на языке — и заговорить.

Кирилл напрягся до головокружения, сосредоточено пытаясь заставить язык шевелиться.

И тут же ощутил, как в глубине подсознания оживает подселенец.

Так, видимо, усиление самоконтроля приводит в себя и Фридрих.

Стоит ли пытаться «разморозиться» раньше времени ради каких-то бомжей? Стоит ли рисковать своим интеллектом? Разумом и личностью — ради тех, кто всё равно рано или поздно сопьётся и сгинет, не сделав ничего хорошего?

Стоит ли рыпаться? Зачем подвергать себя риску сейчас, на пороге спасения?

Язык слегка задвигался. Будто после сильной анестезии.

Фридрих зашевелился и, кажется, вздохнул, будто приходя в себя.

Кирилл попытался заговорить, но ничего не получалось. Ничего.

Подселенец ощутимо коснулся мозга носителя. Словно сотни мелких иголок впились в голову изнутри.

Больно! Боль — это природный сигнал: опасно, перестань.

Ты пытался — хватит! Не рискуй. Кто они тебе?

Ты станешь идиотом.

Иголки в голове вонзились глубже — и от боли перехватило дыхание.

Что сейчас делает Фридрих? Уничтожает твою память? Рушит базовые физические способности? Сжигает кору, лишая тебя самоконтроля?

Остановись, пока не поздно. Остановись. Пусть погибают.

Но это ты налил им отраву.

Ты был не собой, это не