Риск - Джоан Вулф

Я открыла было рот, собираясь возразить, потом передумала. Будучи в полуобморочном состоянии, я и то сообразила, что каковы бы ни были намерения сэра Генри в отношении меня, в присутствии его жены я могу чувствовать себя в полной безопасности.

Фрэнк уложил меня на сиденье коляски так осторожно, словно я была из стекла, и сказал, что будет сопровождать меня до Мэнсфилд-Хауса и поведет за собой Като. Кому-то удалось поймать мерина и удержать его за уздечку. Я заметила, что бедное животное покрылось потом и дрожит с головы до ног.

Что-то случилось с Като — иначе бы он ни за что меня не сбросил. Но у меня слишком болела голова, чтобы думать об этом сейчас. Я слабо кивнула Фрэнку, устало опустила голову на подушки сиденья и закрыла глаза.

Леди Фаррингдон без умолку болтала всю дорогу. У нее был пронзительный визгливый голос, и каждое сказанное ею слово втыкалось в мои бедные мозги, словно булавка. Она долго разглагольствовала о том, что заставило моего мерина сбросить меня. Затем принялась расхваливать искусство, с каким правит лошадьми граф Лоури, поскольку это его экипаж чуть не задавил меня и только благодаря быстроте его реакции и силе я чудесным образом избежала смерти.

Потом она начала гадать, как-то поведет себя мой супруг, когда узнает, что его жена была сегодня на волосок от гибели.

Если бы у меня при себе был нож, я бы ее непременно прирезала — так она надоела мне к тому времени, как мы подъехали к Мэнсфилд-Хаусу.

Фрэнк передал Като и свою лошадь конюху, а сам вытащил меня из коляски. Я закрыла глаза, слушая, как он негромко благодарит сэра Генри и леди Фаррингдон. Меня терзала нестерпимая головная боль.

Фрэнк вошел в парадную дверь Мэнсфидд-Хауса, держа меня на руках. В голове моей билась только одна мысль: «Я хочу, чтобы со мной был Филип». Он ждал нас в холле.

— Что случилось? — резко спросил он у Фрэнка.

Фрэнк начал было объяснять, но я протянула руки к мужу.

— У меня болит голова, Филип, — пожаловалась я. — Скажи, чтобы меня уложили в постель.

Он взял меня у Фрэнка, и я благодарно склонила голову ему на плечо. Я слышала, как он отрывисто приказал кому-то: «Пошлите за доктором». И мы начали подниматься по лестнице в нашу спальню.

— Ты скоро поправишься, дорогая, — сказал он, укладывая меня на постель. — Доктор сейчас придет.

Я прошептала:

— То же самое случилось с Анной.

— Нет. — Он присел на край кровати и взял меня за руку. — Анна была без сознания несколько дней. Знаю, Джорджи, тебе сейчас очень больно, но это пройдет.

Я посмотрела на него и с трудом выговорила:

— Ты двоишься у меня в глазах.

Он улыбнулся и заметил:

— Тебе повезло.

Страх постепенно стал отступать. Если он шутит, то, значит, все не так уж серьезно, как мне казалось.

Я рассказала ему, что случилось в парке, а напоследок добавила:

— Кто-то прислал мне письмо, Филип. Оно в книге на столике.

Он поднялся и подошел к столу. Я услышала шуршание разворачиваемой бумаги.

— Понятно, — тихо промолвил он.

В дверь постучали, и раздался голос Кэтрин:

— Я могу чем-нибудь помочь, Филип?

Филип открыл дверь.

— Да. Помоги Джорджи раздеться и уложи ее в постель. Скоро придет доктор. Я хотел бы пока осмотреть Като.

— Конечно, — сказала Кэтрин. Она приблизилась к кровати, и дверь за Филипом захлопнулась.

Доктор осмотрел меня, обнаружил несколько синяков на плечах и спине и подтвердил диагноз: сотрясение мозга.

— Вам станет лучше уже через несколько дней, леди Уинтердейл, — сказал он мне, — но вы не должны вставать с постели, пока у вас не перестанет двоиться в глазах. И даже после этого постарайтесь соблюдать осторожность еще несколько дней. У вас сотрясение мозга, и вам следует отдохнуть.

Я не спорила с ним. Во-первых, мне действительно было плохо, а во-вторых, будучи сестрой Анны, я вряд ли бы стала легкомысленно относиться к головной боли.

После ухода доктора ко мне зашел Филип, я спросила, удалось ли ему что-нибудь разузнать.

— Като ни с того ни с сего словно взбесился, — ответил он. — Стэнтон говорит, что мерин брыкался, как одержимый. Он сбросил тебя прямо под колеса фаэтона Лоури. Слава Богу, тот в последнюю секунду успел свернуть. Если верить Стэнтону, он только чудом не задавил тебя.

Я вцепилась в покрывало дрожащими пальцами.

— А еще эта записка, засунутая в библиотечную книгу, — добавила я. — Филип, как ты думаешь, что, если кто-то специально подстроил все это с Като?

Он помолчал, потом промолвил:

— По-моему, это невозможно, Джорджи. Като седлал сам Фиск.

Я прищурилась, стараясь получше рассмотреть выражение лица своего супруга.

— Что тебе удалось обнаружить в конюшне?

— Ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Тебе надо отдохнуть, милая моя. Завтра утром тебе станет гораздо лучше.

Я раздраженно перебила его:

— Я не успокоюсь, пока не скажешь, что ты узнал. Не скрывай от меня ничего, Филип.

Наступила пауза: как видно, он раздумывал, стоит говорить или нет. Наконец он произнес:

— Ну хорошо, слушай. У Като на правом боку открытая ранка. Похоже, кто-то кинул в него остро отточенным камнем.

У меня перехватило дыхание.

— Но ведь в парке было так многолюдно, Филип! Как в такой толпе можно бросить камень?

— Стэнтон говорит, что вы проехали чуть дальше под деревья, туда, где кончаются тропинки. Кто-то мог спрятаться там и стрельнуть в Като камнем из рогатки.

Я недоверчиво заметила:

— Не представляю, кто из жертв моего батюшки способен спрятаться в кустах с рогаткой.

— А им и не обязательно делать это самим, — мрачно возразил Филип. — Разве мало в Лондоне негодяев, которых можно нанять за весьма умеренную плату?

Он был прав. Если Като и в самом деле скакал и брыкался, то вполне вероятно, что все произошло именно так, как предположил Филип.

Я шумно вздохнула и промолвила:

— Хорошо, что ты мне об этом сказал, Филип. Я бы извелась от беспокойства, гадая, что произошло.

— Этого-то я и боялся. — Он подошел к постели и слегка сжал мою руку. — Не волнуйся, дорогая. Я непременно разузнаю, кто стоит за этим происшествием.

Голова у меня разболелась, я не могла вымолвить ни слова в ответ, только молча кивнула, закрыла глаза и свернулась калачиком под одеялом. В ушах у меня звенело, и я не слышала, когда он покинул комнату.

Прошло четыре дня, прежде чем я наконец встала с постели. У меня все еще немного болела голова, но в глазах двоиться перестало, звон в ушах пропал и мне так надоела моя комната, что даже вид леди Уинтердейл, в одиночестве вкушавшей завтрак в столовой, не поверг меня в уныние.