По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо - Александр Филимонов

— И правда, — оживился Всеволод. — Что-то есть хочется. Отобедаешь со мной, отец Лука?

— Отобедаю, княже. Я уж сегодня от тебя не отстану, не обессудь.

— Я тебе всегда рад, отец Лука, — сказал Всеволод. — Только знаешь, не хочется мне сегодня здесь обедать. Гостей нынче нету, а вдвоем мы с тобой много не съедим. Да мне и кусок в горло не полезет, когда Марьюшка там. А повдем-ка мы в гости к кому-нибудь?

— Незваный гость — самый дорогой, — улыбнулся Лука. — К кому же пойдем?

— Да к Юряте моему. Я уж давно ему обещал, а все времени не найду.

— К Юряте пойдем. Он меня тоже приглашал.

— Предупредить надо, — сказал Всеволод. — Эй! Отрок!

Власий был тут как тут.

— Это ты? — удивился Всеволод. — Я же тебя отправил узнать, как и что.

— Я уже узнал, княже, — кланяясь, сообщил отрок. — Пока ничего. Велели передать, что княгиня веселая, тебе кланяется. Квас пила, а кушать не стала.

— Ну, куда ей сейчас кушать. Ты вот что, отрок. Юряты, подручника моего, дом знаешь?

— Как не знать, княже.

— Беги к нему, скажи, мы с отцом Лукой обедать придем. Если самого дома нету — найдешь, передашь. Захару тоже скажешь, что я там обедаю.

Когда Власий убежал, Лука, помявшись немного, спросил Всеволода:

— А что, княже… Захар-то, кравчий твой, тоже с нами обедать будет?

— Нет, не будет, — ответил Всеволод. Он знал, что Лука недолюбливает кравчего. — Он, отец Лука, к Юряте ни ногой. Юрята, видишь, уличил его в воровстве. Захар, правда, отговорился тогда, но с тех пор как Юряту увидит — трясется весь.

— Прогнал бы ты его, княже. Нечистый он на руку, и душа у него злая. Зачем такого в дому держать?

— Как прогонишь? Без него все хозяйство рассыплется. И Марьюшке он ловок угождать. Та, чуть что случилось, сразу: где Захар, что Захар? Ладно, пусть себе живет. Это бабы его мне навязали. А с бабами разве поспоришь?

Великий князь с епископом еще немного посидели, поговорили. Майское солнце уже перевалило за полдень, жара, принявшаяся было, начала спадать. Самое время для обеда. Надо было дать Юрятиной хозяйке подготовиться как следует для приема таких редких гостей. Лука вдруг вспомнил, что вчера ему рассказали любопытное: пришли купцы из Киева, и там, говорят, в Киеве, солнце пропадало.

— Как это пропадало? — удивленно спросил Всеволод.

— Да врут, наверное, княже. Среди бела дня, мол, солнце сделалось как месяц и звезды на небе высыпали. А из месяца этого будто бы искры сыпались.

— А может, не врут, отец Лука, я про такое слышал. Это знамение, говорят, бывает перед бедой. — Всеволод даже привстал. — Ох, не с случилось бы с Марьюшкой чего. То-то у меня предчувствия какие-то нехорошие.

— Полно, княже. Какое знамение? А хоть бы и знамение, так ведь не здесь, а в Киеве, — сказал Лука. — Жалею, что рассказал тебе эту байку.

— Это надо разузнать. — Всеволод разволновался. — Найти надо купцов этих.

— Найти-то их можно, да только зачем? Говорю тебе, княже, не для нас сие знамение было. Скорее уж для Святослава. Ты что, — шутливо погрозил пальцем Лука, — мне, святому епископу, не веришь?

— Тебе верю, отец Лука.

— Ну тогда пойдем в гости.

Дом Юряты находился недалеко от княжеского крыльца, и идти туда было недолго. Всеволод и Лука не торопясь вышли из княжеских покоев, спустились по ступеням и оказались на крыльце. Немой, бывший тут же, двинулся за ними вслед, но Всеволод знаком показал ему, что они идут к Юряте, и Немой, заулыбавшись и закивав, отстал.

— Сам-то не боишься его? — спросил Лука.

— Побаиваюсь, отец Лука, — со смехом ответил Всеволод, когда они уже отошли от крыльца настолько, что Немой не мог их слышать. — Да зато в бою с ним спокойно. Что мечом вытворяет!

— Да, мне сказывали, — промолвил Лука. — Такого бы богатыря да брату твоему покойному, князю Андрею, — вздохнул он и украдкой взглянул на Всеволода.

— Был бы жив Андрей и сейчас, — произнес Всеволод и нахмурился.

— Стало быть, и во Владимире княжил бы? — лукаво спросил старик. — Эх, княже, это ведь я нарочно так сказал, чтобы подразнить тебя. А ты вон — сердишься. Хорошо это, что сердишься, такое мне любо видеть. Это я, князь Всеволод, к разговору нашему давешнему, — шепнул заговорщицки Лука.

Всеволод кивнул. Ничего больше не сказал. Так, в молчании, они подошли к Юрятиному дому.

Свой дом Юрята пышно украсил — нашел во Владимире искусных древоделов-резчиков, и они уж потрудились на славу, чтобы угодить государеву подручнику. Окошки были убраны резными наличниками, резьба изображала разные цветы и диковинных зверей, балясины крыльца также светились свежеобточенным деревом, по всему торцу крышных скатов тянулась затейливая узорчатая вязь.

В таком доме жить да жить! И хозяйка у Юряты хорошая, права была Марьюшка, что заставила его жениться. Как бы сейчас он один был? Седой весь стал Юрята. Хоть и крепкий еще, а годы понемногу начинают брать свое. Сколько ему нынче? — думал Всеволод. Да уж за пятьдесят. И все бы до сей поры меч мой таскал да ногу помогал в стремя всовывать. А теперь-то вот — при семье, и сыновья у него растут. Надо приглядеться к сыновьям его, да к чему-нибудь пристраивать, большие уже! Подумать. Как там Марьюшка? Не началось ли? Позовут, если начнется.

В доме поднялась суета: увидели приближавшихся гостей. Юрята в лазоревой сорочке, красным поясом подпоясанный, нарядный, вышел на крыльцо.

— Здравствуй, государь, и ты, святой отец. Слава Богу, что пожаловали.

— Вот, Юрята, решили попробовать, хорошо ли твоя Любава пироги печет, — нарочито строго произнес Всеволод.

— И правильно, что зашли, — сказал Юрята. — Тебе, государь, сегодня развеяться надо, а там, во дворце-то, покоя ведь не дадут.

Он спустился с крыльца и, бережно поддерживая Луку, возвел его наверх. Войдя в дом, Лука перекрестился на образ, объявил «мир дому сему», благословил с улыбкой Любаву, склонившуюся перед ним. Стол был уже накрыт, Юрята постарался, чтобы государю угодить, — чего там только не было!

После короткой предобеденной молитвы стали садиться за стол. Любава собралась было уйти, но Лука остановил ее:

— Не обижай нас, хозяюшка, посиди с нами.

Всеволод тоже попросил ее остаться. Любава, несмотря на то что просили ее сам великий князь и епископ, вопросительно глядела на мужа. Юрята кивнул. Уселись.

Разбогател подручник — князю и епископу были поставлены серебряные кубки для вина, серебряные же блюда, положены золотые двузубые вилки с витыми ручками из рысьего зуба. Вино налил в кубки дорогое, красное, как рубин. Встал, поклонился гостям. Те — в ответ. Закончили с поклонами, стали есть и пить.

Две девушки молодые приносили все новые кушанья, и князь не отказывался ни от одного. Любава без смущения глядела на важных гостей. Время от времени поглядывала на Юряту, вроде бы прося его о чем-то. Хмурилась слегка от того, что молчит. Наконец сама решилась:

— Государь, позволь, тебя спрошу.

— Спрашивай, хозяюшка, — ответил Всеволод слегка удивленно. Не ожидал, что Любава начнет разговор.

— Как княгиня? Говорят, у нее началось.

— Утром было. Сейчас пока ничего. Квас, говорят, пила.

— Дай ей, Господи, — протянула Любава. Все перекрестились.

— А ваши ребята где? — спросил Всеволод. — Пусть бы с нами посидели, большие ведь.

— Их, государь, до вечера не будет, — улыбнулся Юрята. — Они на реку отправились коней купать.

— Это правильно, — сказал Лука. — Воины растут. А воин своего коня должен содержать в чистоте.

— А позволь и тебя спросить, святой отец, — попросила Любава.

— Спрашивай, доченька.

— Верно говорят, что солнце пропадало?

— Да дай ты гостям поесть спокойно, — строго обернулся Юрята к жене. — Не сердись на бабу глупую, святой отче. Наслушается сплетен и сама не знает, чего ей надо.

— То, доченька, сказки, ты не верь, — ласково ответил Лука.

Воцарилось молчание. Немного еще посидев, Любава встала, поклонилась гостям.

— Пойду я, гости дорогие. Что-то мне не можется. Простите, коль что не так сказала. — И, выйдя из-за стола, уплыла, перед этим не забыв зыркнуть на мужа.

— Ну, Юрята, берегись, — развеселился Всеволод. — Припомнит тебе глупую-то бабу.

Юрята смущенно помотал головой. Встал, налил еще вина князю и себе. Лука вина не пил, понюхал только.

— Ты и вправду, святой отче, не сердись на нее. Как ей сказали бабы про солнце-то, так она сама не своя сделалась. И меня задергала. За здоровье матушки государыни выпить надо, — предложил Юрята.

Выпили во здравие матушки государыни. Юрята, как замечал Всеволод, избегал говорить в его присутствии о детях: наверное, зная давнее желание Всеволода иметь сына, не хотел понапрасну тревожить душу. А теперь вот заговорил:

— Выпьем, княже, за сына твоего!

— Да погоди ты с сыном-то! — досадливо поморщился Всеволод. — Еще сглазишь.