Поцелуй осени - Ольга Карпович

— И за ее бессменного редактора, — улыбнулась Лика в ответ.

Они выпили, помолчали немного. За окном на пересеченном башнями небоскребов темнеющем небе остывали полосы летнего заката.

— Слушай-ка, — заговорил Пирс. — А у тебя тут, в этих ящиках, не завалялось случайно вечернее платье?

— Гм, можно поискать, — протянула Лика. — А в чем дело?

— Ну, в общем, я предполагал, что мы договоримся, и позволил себе прихватить кое-что, чтобы отметить сегодня вечером наш исторический договор.

Пирс с видом доброго волшебника из сказки извлек из внутреннего кармана пиджака два билета, протянул их Лике.

— Ты любишь балет?

— О господи! — поморщилась она. — Честно говоря, терпеть не могу!

— Почему? — изумился он. — Я думал, вы, русские, помешаны на балете…

— Да так, — неопределенно помотала головой Лика. — Дурацкие воспоминания юности. Ничего особенного.

— Все-таки не пропадать же билетам, — настойчиво произнес Пирс. — Может, рискнем? Вдруг наш, американский, балет понравится тебе больше?

У Лики не было никакого желания отыскивать в ворохе вещей подходящее к случаю платье, наряжаться для похода в театр, а потом целый вечер сидеть в зале, глядя на мечущихся по сцене изможденных жилистых танцовщиц и обтянутых трико женоподобных мальчиков. Удивительно, и что так завораживало ее в этом действе когда-то давным-давно, в почти забытой московской жизни. Но Пирс, видимо, так воодушевился своей необычной идеей, смотрел на нее с таким горделивым ожиданием похвалы, что она не решилась его разочаровать и смиренно кивнула:

— Ладно. Давай попробуем.

2

Лика оказалась в театре впервые после отъезда из России. Как-то не пришлось ей попасть даже ни на один из широко известных мюзиклов. Лика с давних пор чувствовала в себе стойкую неприязнь к разного рода шоу и прочим представлениям, поэтому и не спешила, вслед за оголтелыми туристами, увидеть бродвейские мюзиклы — гордость Нью-Йорка. Пирс провел ее в ложу, отделанную золотом и бархатом. Они присели на расставленные стулья, Лика отыскала на специальной полочке театральный бинокль и принялась разглядывать зрительный зал. В юности, когда за билетами в Большой приходилось биться в очередях и подмигивать перекупщикам, ее поражало обилие в зале благообразных старушек. Невероятным казалось, как этим божьим одуванчикам удается раздобывать дефицитные билеты. Неужели тоже ночуют у ступеней Большого, предварительно намалевав порядковый номер на сухоньких ладонях? Бабульки, наряженные в шелк и бархат, иногда под руку с ветхими, трясущими кадыкастыми шеями стариками, рассаживались в зале и поднимали светящиеся благоговением дальнозоркие глаза на сцену.

Здесь же публика была совершенно другой. В партере, шумя и толкаясь, рассаживались туристы в бесформенных спортивных костюмах и кроссовках, дородные крикливые тетки в затрапезных одеяниях пытались угнездиться на не приспособленных под подобные габариты стульях, дядьки, все, как один, похожие на водителей грузовиков, не удосуживались снять даже кепок. Между рядов сновали услужливые официанты, обнося любителей искусства орешками, сладостями и кока-колой. Свет в зале начал медленно гаснуть, заиграла музыка, но шорох и воркотня не смолкали еще несколько минут.

Первое время созерцание такой непривычной обстановки в зрительном зале увлекало Лику куда больше, чем происходящее на сцене. Округлив глаза, она следила за тянущимися к подносам руками, за жадно жующими ртами. Черт, похоже, Джонсон ошибся и привел ее в Макдоналдс вместо театра. Пирс толкнул ее локтем и протянул программку.

— Это новая постановка, — гордо заявил он. — Знаменитый хореограф со своими революционными идеями. Он, кстати, выходец из СССР и мой хороший знакомый.

— Рада за тебя, — огрызнулась Лика и, не читая, бросила программку на колени.

Мало того, что ей придется часа три созерцать пляшущих человечков, так еще и вокруг будут жевать. Какие тут, к черту, революционные постановки в такой атмосфере?

Однако, как ни странно, действие, разворачивающееся на сцене, ей понравилось. Оно, правда, не имело ничего общего с классическим балетом, к которому она привыкла в России. Напоминало, скорее, танцы, которые разучивали они некогда в драмкружке, только исполняли их профессионалы с известными балетным поклонникам именами. Танцевали артисты босыми. Движения их были подчас угловатыми, ломаными. Больше всего Лику удивило, что у этих юношей и девушек торсы были обнажены, и лишь их скульптурно вылепленные ноги обтянуты иссиня-черным трико. Над сценой вспыхнул столб белого света, сопровождаемый тяжелыми аккордами бас-гитары. Зазвучала музыка знаменитой британской рок-группы. Мощный, пронзительный, несущий свет и гармонию голос певца полился над залом, и откуда-то сверху на сцену полетели белоснежные хлопья. И Лика невольно заразилась восторгом творящегося перед ней волшебства, пробудившего в душе ощущения, которых она не испытывала уже много лет.

Спектакль закончился, и зал взорвался аплодисментами. Лика же не двигалась, пораженная только что открывшимся ей чудом. Это было настоящее искусство, и тем страннее оказалось ощущение, что когда-то, в другой жизни, она уже видела нечто подобное.

— Андреевский! Андреевский! — принялся скандировать партер.

И Лика вздрогнула, испуганная этим неожиданным дежавю.

— Кто это, Андреевский? — наклонилась она к Джонсону.

— Хореограф. Я же тебе говорил в начале, что он русский, — прогудел Пирс, обиженный ее невнимательностью.

Тяжелый занавес чуть дрогнул, и на сцене появилась тонкая легкая фигура в сером костюме и черной шелковой водолазке. Человек стремительно и плавно направился к краю сцены, воздел в приветствии руки, откинул назад царственную седовласую голову, и Лика узнала его. Сердце, отреагировав на увиденное быстрее, чем сознание, екнуло и ухнуло в живот, ладони похолодели, Лика судорожно сжала руками виски. Господи, после стольких лет, почти забытый, почти нереальный, оставшийся в памяти вечно саднившей старой занозой… И вот теперь он здесь — живой, талантливый, такой же стремительный и энергичный, как прежде. Вот только седой. Никита…

В зале затопали, засвистели, загрохотали. Хореограф грациозно раскланялся, перегнулся к толпящимся у сцены зрителям, принимая букеты, передавая их появляющимся из-за кулис танцовщикам. Пирс тронул Лику за руку:

— Давай пройдем за кулисы, поздравим маэстро.

Лика неуверенно мялась у выхода из ложи. Страшно это — совершить такой скачок во времени, и вот так, неожиданно, без малейшей подготовки. И все-таки… Все-таки, если сейчас не воспользоваться случаем, она потом никогда себе не простит… Она решительно тряхнула головой: