Клей - Ирвин Уэлш

Тут я призадумался.

– Представьте себе, – говорю, – если б пул был здесь, когда Гитлер захаживал, ну, выпивал и всё такое. История человечества могла бы пойти по другому пути. Ну, вы же знаете, какой он был одержимый. Допустим, этот пиздёныш вложил бы всю свою энергию в овладение кием, стал бы мастером пула.

– Пулфюрер Гитлер, – выпалил Терри, выкинул руку в нацистском салюте и щёлкнул каблуками.

Несколько немцев оглянулись на него, но Терри похуй. Мне, впрочем, тоже, всё равно вокруг нет фотографов, которые могли бы раздуть безобидную шутку до Нюрнбергского судилища.

– Не, ну правда, – говорю, – пул – такая игра, засасывает. Давайте взглянем на это с другой стороны: сколько потенциальных диктаторов, мечтающих о мировом господстве, обломалось на уровне грёбаного пула в ближайшей пивнухе?

Терри, однако, не слушал. Он восхищённо зырил на официантку, которая принесла нам по очередной порции. Все они были в традиционных баварских костюмах, подпирающих сиськи, чтоб пацанам было лучше видно.

– У вас очаровательное платье, – сказал Терри, когда она ставила кружки на стол, на что девчонка только усмехнулась.

Мне не понравилось, как он смотрел ей прямо в расщелину. Я-то поработал в барах, и в ресторанах и терпеть не могу уродов, думающих, что ты – пустое место, просто объект, прислуга, которая появилась на этой земле исключительно ради их чаевых. Когда она отошла, я говорю:

– Заткни ебальник, мудила, какого хуя ты тут плёл про очаровательное платье.

– Ты о чём, ёб твою, отвесил девушке комплимент, ну и что, – возразил Терри.

Ни фига, не отвертится, потому что Лоусон, один из самых сволочных людей на белом свете, пропедалировал эту чепуху с нацистским салютом в своё удовольствие. Этот чувак достиг в вопросах морали и мысли таких же высот, что и Пол Дэниелс в комедии.

– Слушай, ты, девочку заставляют так наряжаться. Она не сама этот костюм выбирала. Она следит за нашими кивками, весь вечер принимает заказы у таких, как мы, и стоит нам только лениво махнуть лапой, она тут как тут. Кроме того, её ещё и нарядили сиськи наружу, всё ради нашего удовольствия. Если б она сама надела такое платье, нет вопросов, можно за это искренне поблагодарить, тут я ничего против не имею.

– Вот что, – сказал Терри, – тебе просто никто здесь не даёт, вот ты и паришься. Не надо только на других перекладывать. Эта девчонка всё равно ни слова не понимает, – добавил он, наклоняясь для удара.

Терри всегда умел низвести любую принципиальную позицию до уровню низменных желаний.

– К языку это не имеет никакого отношения, чувак, девушки всё понимают, когда на них косится полупьяная тварь вроде тебя. Это международный язык.

Мистер Гнев Саутонский Микрорайонный так просто не сдаётся:

– Ты сам же и начал. Дома ты свои грабли только на девок и складываешь. Мистер лапа. И кто из нас развратник пресмыкающийся? – Его лицо скривилось в обвинительной гримасе, при этом нижняя челюсть выдвинулась на несколько сантиметров вперёд. Что-что, а обвинять эта сука умеет лучше всех. Надо было ему в королевские прокуроры пойти.

– Это другое дело, – говорю, – это когда я под таблами. Я тогда свои грабли вообще на всех складываю. Я становлюсь такой тактильный… это всё экстазин грёбаный. Помнишь, я даже поглаживал однажды твой чёрный вельветовый пиджак.

Он уже на меня не смотрит: склонившись над столом, направляет кий вдоль всё ещё выдвинутой челюсти, и от мягкого удара шар легко закатывается в лузу. Что уж тут говорить, в пул он играть умеет. Принимая во внимание, сколько времени он проводит за бильярдом в пабах, было б очень странно, если б он не умел играть в пул.

– Послушайте оба, – втесался Голли, – мы пришли сюда на разведку, так что давайте без разглагольствований. Я лично в жизни ни одной немки не отфачил, и домой я не вернусь, пока этого не сделаю, пусть это будет даже старая кобыла. Этот гад, – он указал на Билли, – привёл нас сюда под ложным предлогом. Он говорил, что немки просто ноют и лезут в штаны. Пиздёж, хуже, чем англичанки.

– В Испании в прошлом году мне приходилось от них отбиваться, – возразил Билли, который, похоже, немного не в духе, потому что Джус Терри опять его делает. Билли не большой спец по пулу, но проигрывать не любит ни в чём.

– Ну да, Испания. Ёбнуться можно. Да в Испании все в штаны лезут, – усмехнулся Голли.

– Конечно. Тёлки за тем туда и едут, чтобы выебать, то есть чтоб их там выебали.. ну, вы понимаете. Как только они у себя на заднем дворе – всё совсем иначе. Кому хочется, чтоб тебя шлюхой называли. Здесь есть шанс отжарить кого угодно, только не немку, – заявил Терри.

Я закачал головой:

– Дело не в тёлках. И не в Октоберфесте. Разладился здоровый механизм, – говорю, – и это мы. Проблема в нас самих. Надо попробывать продержаться подольше без блядского пойла. Мы уже отвыкли бухать, зарейвились вконец. А ты что? – Я повернулся к Билли: – Тебе что, Ронни Алисон запретил трогать мохнатку полтора месяца до боя, или что?

Терри готовится закатить чёрный.

– Хуёв сто. Если я ещё никому не присунул, то только потому, что у меня трое мерзких бухих уродов на хвосте.

Я засмеялся, а Голли в сомнении закатил глаза и резко выдохнул, отчего губы затрепыхались в пердежной трели.

– Ох, – Терри надулся и без видимых усилий отправил чёрный шар в нужную лузу, – только послушать нашего пиздоэксперта Биррелла. Надеюсь, руками ты машешь лучше, чем кием, приятель, – засмеялся он.

– Не, ну правда, ты вот своей шваброй меня компрометируешь, – указал он на Террину копну. – Тебе не говорили, что причёска под тедди-боя смотрится уже дико?

Тут уж Терри и сам подзавёлся.

– Отлично, тогда давайте разбежимся на хуй, – распетушился он. – Посмотрим, кто каких результатов добьётся этой же ночью! Ждите меня к утру. – Он развзяно прошёлся, повесил кий на стенку и допил свой «штайнер». – Я отправляюсь на большую охоту, пацанва, вот что я вам скажу. И теперь, когда я освободился от тяжкого, утомительного багажа, всё пойдёт совсем по другому сценарию.

Он оглядел нас с ног до головы, надменно вскинул голову и скипнул, прихватив благоухающий букетик.

– Он что, СПИДа обфачилася или чё? Скользкий тип, – простонал Голли.

– Похоже на то, – сказал я.

Голли поднапрягся. Качает головой и теребит серёжку в ухе. Когда у него чего-нибудь на уме, серёжке всегда достаётся.С тех пор, как он бросил курить.

– У него дома есть Вив, хуй ли он так выступает.

– Да иди ты, Голли, – засмеялся Билли. – В отпуске – другое дело. На дворе тысяча девятьсот девяностый, чувак, а не тысяча шестьсот девяностый.

– К сожалению, – сказал я, и Билли удивлённо уставился на меня.

Голли только сурово покачал головой.

– Нет, Билли, не дело это. Она очень милая, даже слишком для этого жирного ёбыря. Впрочем, как и её предшественница Люси.

Мы с Билли переглянулись. Спорить с ним на этот счёт не то чтоб очень просто. Дело в том, что парням достаются девчонки, которых они сумели достать, а не те, которых они заслуживают.

– Понимаете, – продолжил Голли, – мы другое дело, мы птицы вольные.

– Билли не такой уж вольный, он живёт с Антей, – напомнил я малышу.

– Ну да, – нерешительно согласился Билли.

– У вас чего, не заладилось? – спросил Голли.

– Да и не ладилось особо никогда, – ответил тот.

Я заметил, что пару недель назад во «Флюиде» он пришёл без неё, и точно помню, он сказал тогда, что она, мол, осталась на вермя в Лондоне.

– Вот как – понятно, но ты ж не докучаешь всем своими отношениями, Билли. Да никто из нас этого не делает. Терри – другое дело. Тому всего несколько недель, как он вис у всех на ушах. Нам приходилось слушать, какая она особенная, Вивиан такая, Вивиан сякая. «Как я люблю малышку Виви». Пиздёж.

– Терри он и есть Терри, – пожал я плечами и повернулся к Голли: – Легче Папу Римского отучить молиться, чем отвадить этого упыря от мохнаток. – Голли хотел что-то сказать, но я продолжил: – Вив мне нравится, и я согласен, что так не поступают, но это их дело. Что меня бесит, так это префикс «малышка», который он ставит перед именем любой тёлки. Он, понимаете, снисходит, покровитель грёбаный. Но что касается их с Вив отношений, повторяю, это их дело.

– Внутренние дела, – улыбнулся Билли. – Он, конечно, проказник, но с кем не бывает. Среди нас нет никого, кто бы мог похвастать безупречным отношением к девушкам.

Голли кивнул в знак согласия, но малой всё никак не успокоится. Пальцы опять цепляют мочку.

Возник студент-очкарик, стал раскладывать по столам флаеры: высокий, тощий, похожий на отличника парень, на остром клюве окуляры в золотой оправе. Это ж сколько немцев до сорока носят очки: буквально каждая сука. От старых чертей можно ожидать чего-нибудь в стиле: «Да я ж ничего этого не видел, посмотрите, что у меня с глазами!» Но очкастые – все молодёжь. Я взглянул на флаер, которыо н положил передо мной. Это завтрашняя вечеринка, та же, на которую приглашал тот чувак, Рольф.