Вся правда о нас - Макс Фрай

— Да, такие вещи не выбираешь, — понимающе кивнул Иренсо Сумакей. — Ладно, идёмте отсюда. Всё, что мы можем сделать для Йовки — оставить его в покое.

Не то от короткого дневного сна, не то от лисьего горя и наших разговоров я был как в тумане и, в общем, довольно приблизительно понимал, что происходит вокруг. Но как-то собрался, послал зов каждому из своих спутников, велел им возвращаться в амобилер. И сам туда пошёл, вполуха слушая по дороге оптимистический отчёт знахаря о состоянии крыла Скрюух — судя по его словам, у нашей синей птицы были неплохие шансы снова взлететь, правда, не слишком скоро. Хорошо если к лету. И тут, по словам Иренсо, была только одна опасность — что за это время Скрюух станет совсем ручной.

— Ну и отлично! — сказал повар Кадди, который, сияя от радости, ждал нас у калитки в обнимку со своей питомицей. — Будет летать над городом, а вечером возвращаться домой, как в гнездо.

Это да. Скандальной синей птицы сыйсу, с истошными воплями кружащей над крышами Старого Города, нам здесь до сих пор отчаянно не хватало. Оставалось надеяться, что Скрюух действительно выздоровеет и внесёт свой вклад в дело окончательного превращения нашего городского пейзажа в сложносочинённую галлюцинацию.

Когда я сел за рычаг, знахарь Иренсо Сумакей прислал мне зов — использовал Безмолвную речь, чтобы не говорить вслух.

«Мне правда очень жаль, что я затеял этот разговор, сэр Макс».

«Да ладно, — ответил я. — Понятно же, почему. И вообще всё понятно. Очень жалко вашего лиса. А всё остальное ерунда».

— Будет больно, но недолго, — громко сказала вышедшая нас проводить чёрная коза.

Оставалось надеяться, что она и правда изрекает пророчества. Я бы за это дорого дал, если бы знал, с кем можно договориться.

К счастью, по дороге взволнованная и возмущённая грубым медицинским вмешательством в её частную жизнь Скрюух громко вопила, повар Кадди утешал её душедробительно ласковыми словами, которые хотелось законспектировать и выучить наизусть, чтобы изводить потом ближних долгими зимними вечерами, а леди Лари и барышни, бурно жестикулируя, обсуждали прекрасный сад знахаря и встреченное там зверьё. Поднятый ими гвалт быстро вывел меня из печального транса, так что уже на выезде из Нового Города я с облегчением обнаружил в своей шкуре старого доброго сэра Макса, обладающего удивительной способностью выбрасывать из своей дурацкой головы всё, что мешает наслаждаться приятной поездкой, или любым другим событием, которое происходит с ним прямо здесь и сейчас, а стало быть, и является его жизнью. Ну, то есть, моей.

Теперь наслаждаться приятной поездкой мне мешало только здоровое чувство невыполненного долга. Да и то лишь потому, что Дигоран Ари Турбон, чья семейная история интересовала меня сейчас куда больше, чем все прочие тайны этого Мира, сидел рядом со мной и блаженно щурился на солнце, озирая достопримечательности района, через который мы проезжали — древние стены заброшенных Орденских резиденций, покосившиеся крыши ветхих домов, вековые деревья на обочинах и каким-то образом проросшие сквозь булыжную мостовую розовые кусты. Щёки его были оранжевыми, как мандарины — цвет восхищения, если я ничего не путаю.

Ди словно почувствовал, что я о нём думаю, и улыбнулся мне широко и простодушно.

— Я только сейчас начинаю осознавать, как вы нас выручили, — сказал он. — Так далеко этот знахарь живёт! Пешком наверное целый день пришлось бы к нему идти. И потом всю ночь обратно добираться. Удивительно большой город Ехо! Никогда наверное к этому не привыкну.

Я вдруг подумал: а может быть, Ди вообще не гуляет по улицам, как говорит домашним? А просто заходит в какой-нибудь ближайший двор и сидит там весь день? Привыкает понемножку к масштабам и суете многолюдного города, как медленно входящий в холодную воду пловец. Мне-то подобный метод кажется бессмысленной пыткой, проще сразу нырнуть с головой и закрыть вопрос. Но все люди разные, и некоторым легче именно так, это я понимаю, хотя только теоретически.

Ладно, с его прогулками пусть Кофа разбирается. Он обещал.

А вслух я сказал:

— Рад, что выручил. Мне несложно. Даже наоборот. Почувствовал себя ненадолго практически членом вашей дружной семьи. Например, дополнительным младшим братом. Впрочем, у вас и без меня братьев и сестёр наверняка хватает.

Ди, к моему удивлению, отрицательно покачал головой.

— Нет, нас только двое — Лари и я.

И безмятежно улыбнулся.

Я растерялся. Как это — двое? А Иш тогда откуда взялась? Племянница — это же дочь брата или сестры. А ни Лари, ни Ди не называли её дочкой. Впрочем, может быть, в Урдере «племянниками» именуют всех младших родственников, включая самых дальних?

Немного поколебавшись, я решил, что могу его расспросить. Нет никакой особой бестактности в том, чтобы интересоваться чужими обычаями.

— А почему тогда вы называете Иш племянницей?

Ди удивлённо моргнул, и я пояснил:

— У нас «племянник» — это ребёнок брата или сестры. А в Урдере иначе?

Собеседник мой пожал плечами.

— Племянница — это просто племянница, — неопределённо пояснил он. — Была бы она чьей-то дочерью, я бы так и сказал.

— Ээээээ… — протянул я.

Я вообще выдающийся мастер слова.

— О, а у вас тоже так не бывает? — внезапно оживилась леди Лари.

— Что именно?

— Ну конечно! — почему-то обрадовалась она. — И в Куанкурохе не бывает, и в Чангайе, я же расспрашивала…

— Да что не бывает-то?

— Дети так, как у нас, не появляются.

— Что?!

— Не все дети, конечно, а только некоторые.

Я всерьёз задумался, не припарковать ли амобилер у какой-нибудь обочины. Потому что, похоже, меня вот-вот сведут с ума. И лучше бы мне в этот момент не управлять движущимся транспортным средством.

Но леди Лари сжалилась и пустилась в объяснения.

— У нас порой случается, что если чья-то семья слишком мала — вот как у нас с Ди: родители умерли, дедушки и бабушки тоже, дядей и тёток нет, подходящие спутники жизни пока не встретились, и людей это печалит, в семье вдруг появляется ребёнок. Никто его не рожает, никто ниоткуда не приносит, ребёнок просто появляется, и всё. Говорят, таких детей даёт само Великое Крайнее море, которое только кажется суровым, а на самом деле милосердно, хоть и не любит это показывать. Такой ребёнок похож на всех членов семьи, и вообще сразу ясно, что он — не подкидыш, а свой, родной. Только ни матери, ни отца у него нет, поэтому их обычно называют «племянниками» и «племянницами» — просто чтобы как-то обозначить кровное родство. Вот и у нас с Ди появился Иш. Мы были очень ему рады — ну, то есть, ей; неважно, пусть будет, кем хочет, лишь бы самому нравилось.