Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

11 австрийских, большая часть которых оказалась зажата в узком промежутке, с обеих сторон которого располагались превосходящие силы противника. И это ещё не всё. 1-я армия не могла в одиночку выдержать натиск русских на севере, несмотря на усилия альпийских стрелков 16-го корпуса, закрывавших разрыв между двумя частями фронта, на которые теперь разделились ударные силы австрийской армии. Конрад фон Гетцендорф обратился за помощью к немцам, но кайзер ответил: «Вы, конечно, не можете просить большего [у Гинденбурга и Людендорфа], чем они достигли»[284]. Начальник австрийского Генерального штаба приказал 2 и 3-й армиям возобновить наступление у Верещицы. Эта атака успехом не увенчалась, и русская кавалерия прорвалась сквозь разрывы в линии обороны в тыл противника. У Гетцендорфа не оставалось выбора, кроме как начать общее отступление, сначала к Сану, а затем к Дунайцу, притоку Вислы, всего в 50 километрах к востоку от Кракова — столицы Австрийской Польши и самого крупного католического города Западной Европы между Веной и Варшавой. Пшемысль, мощная крепость, оборонявшая проходы в Карпатском хребте, где реки Сан и Днестр спускаются на Польскую равнину, и её 150-тысячный гарнизон остались в окружении в тылу русских. Австрийская территория на глубину до 250 километров была захвачена врагом. Империя Габсбургов потеряла 400.000 человек из 1.800.000 призванных в армию, в том числе 300.000 пленными[285]. Самые тяжёлые потери, 50.000 человек, понёс 16-й тирольский корпус, состоявший из четырёх любимых полков альпийских егерей Франца Иосифа, резервистов из числа горных стрелков, 6-го горнострелкового полка и горных артиллерийских батарей[286]. Из них убитых было не менее 40.000 человек. Австрийская армия лишилась своих самых лучших, самых храбрых солдат и офицеров, заменить которых было некем[287]. Эта цена была уплачена за их роль как оперативной группы в попытке Конрада фон Гетцендорфа удержать фронт во время решающего сражения при Лемберге.

Военные действия на Востоке

Суть этих титанических битв на Восточном фронте трудно представить на чисто человеческом, личностном уровне. Русская армия на 80% состояла из крестьян, в большинстве своём неграмотных, поэтому письменных свидетельств, сравнимых с теми, что дал Западный фронт, не осталось. Личные воспоминания очень редки.

Никто их не собирал[288]. Человека, который донёс бы голос русского солдата из крестьян до потомков, не оказалось. Впрочем, австрийцы, более образованные, тоже оставили мало воспоминаний об армейской службе — вероятно, из-за того, что тяготы фронтовой жизни были вытеснены из сознания ещё большей катастрофой, крахом империи Габсбургов. Интеллектуалы и деятели искусства — Людвиг Витгенштейн, Райнер Мария Рильке, Оскар Кокошка — оставили после себя письма и дневники, а роман Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» стал классическим произведением мировой литературы, но всё это лишь разрозненные воспоминания, которые не следует считать отражением мыслей и эмоций всех солдат австрийской армии. Эхо чувств, связанных с тяжёлыми испытаниями, выпавшими на их долю, можно услышать, пожалуй, в церквах Вены, которые и сегодня в дни полковых юбилеев украшают венками и лентами. Однако по большей части всё, чем жили солдаты австрийской армии, да и русской тоже, начиная с лета 1914 года, стёрлось из памяти. Но можно ли это реконструировать?

На помощь приходят фотографии, даже если на них запечатлены довоенные манёвры. Ещё более ценными оказываются редкие снимки времён войны[289]. На всех изображены плотные шеренги людей, зачастую плечом к плечу. Возможно, они искали то, что называется чувством локтя — один из способов сохранить присутствие духа под огнём врага. К винтовкам примкнуты длинные штыки, движения стесняют вещевые мешки и снаряжение. Плотная одежда делает людей толще, чем они были на самом деле, но от пуль она не защищает… Через несколько месяцев в большинство армий в обиход войдут стальные каски — у солдат и офицеров снова появилась индивидуальная броня, исчезнувшая в XVII веке. Первые месяцы войны положили конец двухсотлетним традициям пехоты, когда лучшей защитой от огнестрельного оружия считались муштра и дисциплина. Другие фотографии — немногочисленные фронтовые — демонстрируют массовое нарушение тактических положений, которые во всех армиях определяли правила рассредоточения. В русской армии устав 1912 года предписывал, что низовое подразделение, взвод из 50 человек, должен растянуться на 50 шагов, то есть расстояние между солдатами составляло около 1 метра[290]. В то же время на фронтальную атаку батальона отводилось около 500 метров, а это означало, что командир должен выстроить своих солдат в четыре шеренги по четыре взвода в каждой. Ясно, что передние шеренги перекрывали зону огня тем, кто был сзади. Конечно, это предписание нарушалось, и весь батальон сосредоточивался на первой линии. Такая практика подчинялась не букве устава, а духу боевого братства, ведь атакующая пехота должна была обеспечить огневое превосходство над противником с выдвинутой передовой линией, а затем наступать с расстояния около 100 метров. В австрийской армии придерживались примерно такой же тактики[291]. Устав 1911 года гласил, что стрелки из числа пехотинцев могут без поддержки представителей других видов вооружения, даже при численном меньшинстве добиться победы, если будут стойкими и храбрыми. Такие взгляды характерны для всех континентальных армий — немецкой, австрийской и русской, а также французской, о которой говорили, что она больше всего привержена наступательному духу. В основе их лежала не только убеждённость в том, что солдат по определению смел, но и анализ последних войн, в частности Русско-японской. Тем не менее, признавая, что высокая плотность огня приводит к значительной убыли личного состава, военные стратеги по-прежнему верили, что готовность к тяжёлым потерям принесёт победу[292].

Таким образом, мы можем представить, как в битве при Танненберге и сражении при Лемберге плотная масса пехотинцев наступает на позиции врага, удерживаемые такой же плотно сосредоточенной пехотой, но за оборонительными сооружениями и с поддержкой артиллерии, развёрнутой на открытом пространстве недалеко от первой линии обороны и ведущей стрельбу прямой наводкой. В русской армии уставом 1912 года предписывалось «вести огонь быстрыми залпами полевой артиллерии поверх голов наступающей пехоты»[293]. Корректировщиков огня и инструментов, позволявших решить эту задачу, не имелось ни у кого. Телефонов было мало (во всей армии Самсонова 35 штук), а провода с началом боя неизбежно обрывались. Связь осуществлялась через сигнальщиков с флажками, а иногда просто с помощью жестов или голосом. Корректировка артиллерийского огня чаще всего производилась в пределах видимости[294].

Таким образом, бои на Восточном фронте в 1914 году были очень похожи на сражения с Наполеоном 100 лет назад, как и в битве на Марне. Разница заключалась в том,