Геносказка - Константин Соловьев

Фигура в коконе розовой плоти, своими очертаниями еще похожая на человека, захрустела — Расщепитель сдавил ее со всех сторон своими бесчисленными лепестками, в которых, судя по всему, была заключена ужасная сила. Фигура дергалась, дрожала и делалась все меньше похожей на человеческую, ее контуры сглаживались и таяли. Зрелище было ужасным, но и гипнотизирующим. Это напоминало постепенную эрозию каменного изваяния, медленно теряющего очертания и рассыпающегося, только ускоренную в тысячи раз. И каменные изваяния не кричат. Гензель же отчетливо слышал животный рев, доносящийся из Расщепителя сквозь множество слоев плоти, рев нечеловеческий, страшный, утробный. Фигура сотрясалась, дергалась, дрожала, пыталась вырваться, но тщетно — Расщепитель держал свою добычу надежно. И, судя по несмолкающему треску костей, не собирался с ней долго возиться. А судя по размеренным щелчкам, доносившимся из кокона, в дело уже вступили тысячи тончайших ножей, трубок и крючьев.

Геноведьма корчилась в муках, заживо перевариваемая собственным домом.

— Ох, братец… — Он и не заметил, как Гретель вновь оказалась возле него. Сейчас, когда ее лицо потеряло отрешенность, он увидел в глазах сестры испуг и облегчение. — Милый мой братец, как же хорошо, что ты жив… Погоди минутку, у меня есть то, что тебе надо. Вот! Глотай скорее!

Она ловко запихнула что-то ему в рот. Что-то небольшое, твердое и округлое.

«Опять волшебные бобы?» — подумал он с мрачной усмешкой, но послушно проглотил.

Сперва не было ничего. Тело оставалось мертвее камня. Но Гензель знал, что с его телом должно что-то произойти, — и постепенно что-то начало происходить. Сперва появилась слабая боль в мышцах, которая быстро разгоралась, и вскоре ему стало казаться, что он лежит на раскаленном железном листе. Было чертовски больно, так, что он наверняка застонал бы, если бы смог. Появились легкие судороги. Это отчего-то обрадовало Гретель.

— Все в порядке, братец, — сказала она, неуклюже пытаясь размять его. — Это зелье выводит из твоих мышц парализующие их белки. Скоро все пройдет. Терпи.

И он терпел. Единственное, что облегчало жгучую боль во всем теле, от которой, казалось, скрипели кости, — это ритмичная работа Расщепителя. Тот умиротворенно раздувался и опадал, издаваемые им звуки вроде приглушенного чавканья казались наполненными глубоким удовлетворением. Что же, подумалось Гензелю, не только геноведьмам получать удовольствие от своей работы…

Покалывание в горле сменилось острым жжением — точно он опрокинул в себя флакон горчайшей полынной настойки. Может, уже пора проверить голосовые связки?..

— С-сс… Сс-сс-с-сс… — Поначалу он мог только шипеть, а воздуха отчаянно не хватало, но онемение быстро проходило, сползало вниз по позвоночнику. — Сес-сстрица!.. Как же… Ради Человечества, что ты тут натворила?

Гретель звонко рассмеялась, услышав его голос. В прозрачных глазах плеснулась неприкрытая радость. Теперь это была не хладнокровная ученица ведьмы, а десятилетняя девчонка, смеющаяся от облегчения, неловкая и слабая. Кажется, только сейчас сообразившая, что же произошло.

— Оживай, братец! Скорее оживай. Лучше бы нам бежать отсюда поскорее…

— Куда бежать, — с трудом выдохнул он. — Ведьма-то все…

Подтверждая его слова, Расщепитель удовлетворенно гудел и урчал. То, что находилось внутри него, уже ничуть не походило на человека, разве что на стремительно оплывающего под весенним солнцем снеговика.

— Хорошо я придумала, а?

— Очень. Кх-х-хх… Знать бы еще, что…

Гретель широко улыбнулась. Ни дать ни взять сущая девчонка, радующаяся прянику, будто и не она только что хладнокровно отправила геноведьму в огромный желудок.

— Я ее перехитрила. Это все твои сказки, братец! В них же часто обманывают геноведьм, вот я и решила…

— Почему Расщепитель тебя послушал? Я думал…

— Он повиновался только хозяйке, — кивнула Гретель, — как и многое прочее здесь. Биологические замки — очень сложные и сильные. Но к каждому замку есть ключик.

— Ну и где ты нашла свой?

Гретель потерла в пальцах белую прядь и сунула ее за порозовевшее ухо.

— Не нашла, братец. Слишком сложно оказалось ключик подобрать. Поэтому… я сделала свой.

— Что? — Работающий Расщепитель и накатывающая вместе с жжением в мышцах слабость мешали Гензелю поймать смысл сказанного.

— Командовать домом может только хозяйка, — терпеливо сказала Гретель. — И замаскироваться под нее мне никак не удавалось, чего только не пробовала… У нее иной генокод, сложный и уникальный. Тогда я сама стала хозяйкой.

— Вздор какой-то!

— И вовсе не вздор! Я понемногу поила дом собственной кровью, отдавала ему свой генетический материал. Каждый день, понемножку. И он привыкал ко мне. Он ведь всего лишь организм. Большой, сложный, но не умеющий думать. Со временем он менялся. Принимал меня. Мои гены понемногу становились ключом, ну а ее собственные — теряли силу…

— Стой… — В голове у Гензеля сместилась какая-то деталь, отчего возник зазор. — Но ведь она тоже… Я же видел… Она открывала двери, когда несла меня, и дом ее слушался! У дома ведь не может быть двух хозяек?

— Не может, — улыбнулась Гретель. Улыбка у нее была хитрой, а лицо напоминало мордочку нашкодившего щенка, знающего, что его не станут наказывать. — Она и не была больше хозяйкой. Просто сама об этом не знала. Она действовала от моего имени. Не понимаешь?.. Ох, братец, слаб ты в геномагии… На ее ладонях была жидкость, содержащая мои генетические образцы. Она отпирала двери, даже не подозревая, что дом принимает ее за меня, свою новую хозяйку. Вот как. Все это время она пользовалась моим собственным ключом, который я ей одолжила.

— Как это могло получиться? — пробормотал Гензель, борясь с накатывающей после слабости тошнотой. — Как у нее на руках оказались твои генетические образцы?

— Да очень просто. Этим утром я передала ей стеклянную колбу, смазанную нужным составом. Ведьма взяла ее — и на ладонях у нее образовался раствор. Она командовала домом, даже не подозревая, что командует от имени жалкого человека!

Гретель рассмеялась.

— О Человечество! — Ему тоже захотелось рассмеяться, только грудь все еще была стянута ледяным панцирем. — Какая же ты хитрая, Гретель! Настоящая пройдоха!

Она принялась растирать и тормошить его горящие мышцы, и вот уже пальцы на руке заметно шевельнулись. Пока это было похоже на судорогу, но Гензель чувствовал, что тело мало-помалу оживает. Еще минута, другая, и…

Но, кажется, этой минуты у него могло и не быть.

Деловитое чавканье Расщепителя вдруг оказалось заглушено новым звуком, резким и тревожным, донесшимся из его внутренностей. Там что-то захрустело, отчетливо и явственно. Может, это хитроумные крючки вырвали черное сердце из груди мертвой геноведьмы?.. Кокон вдруг качнулся, как от резкого удара. Хруст повторился, и на этот раз он был еще громче. Что-то внутри него резко шевелилось, с такой силой, что Расщепитель покачивался, едва удерживаясь на вросшем в плоть ложементе. Удар, еще один, еще… По выражению лица Гретель Гензель понял, что это не часть его обычного рабочего цикла. Что-то пошло не так.