Неофит - Гай Смит

Дверь снова распахнулась; на этот раз вошли две девушки.

Айви почувствовала ревность к ним, хотя видела впервые.

Свежо было летнее утро,На траве сверкала роса,Мы бродили с тобой, дорогая,Слушая птиц голоса.

Айви вздрогнула, чуть не выронила стеклянную кружку. Та девушка с прической афро, которая, вероятно, пришла с певцом, смотрела на нее. Это не был случайный взгляд; ее зеленоватые глаза словно горели внезапной ненавистью, излучая какую-то силу, бьющую по Айви. Я знаю, о чем ты думаешь, грязная шлюха. Нет-нет, я не думаю, честное слово; она попыталась проглотить свою вину, но это ей не удалось — вина застряла в горле. Врешь — он мой.

И в этот миг Айви уронила стеклянную кружку. Казалось, что сама вырвалась у нее из пальцев: скользкое стекло внезапно ожило, покатилось и разлетелось на тысячу кусочков на плиточном полу.

Айви показалось, что грохот был ужасный; она растерялась, покраснела, что случалось с ней редко, огляделась, но никто, кажется, не услышал, или им было безразлично, потому что они все увлечены этим высоким светловолосым певцом. Кроме той девушки, которая заставила ее уронить кружку; ее взгляд, полный ненависти, все еще был направлен на Айви Стэнтон, толкал ее назад, пока она не уперлась в полки с бутылками и те не зазвенели. Сука подлая, оставь свои грязные мысли о моем мужчине.

У Айви закружилась голова. Та девушка жгла ей своим взглядом глаза, вызывала у нее сильную головную боль, похожую на мигрень. Ей хотелось отвернуться, но она не могла; злобные слова барабанили по ней градом, больно вибрировали, злые, уничижительные. Грязная стерва, да как ты смеешь даже думать о моем мужчине!

Пожалуйста, перестань. Я не хоту его.

На секунду Айви показалось, что она потеряла сознание. Ей почудилось, будто она плывет в пространстве, невесомая, потом она мягко приземлилась куда-то. Медленно сознание вернулось к ней, и Айви поняла, что лежит на какой-то твердой поверхности. О, какая боль; она закрыла глаза, но боль не исчезла. В голове у нее стучало, она попыталась вызвать рвоту, но ей это не удалось.

Потом она открыла глаза, увидела растекающуюся липкую темно-красную жидкость, которая сочилась из-под нее: ручеек крови, медленно текущий по блестящему полу. Она смотрела на него, пытаясь убедить себя, что кровь течет не из нее. Этого не может быть. Но это было так. Повсюду валялось стекло, крохотные кусочки и опасные острые осколки — все, что осталось от той стеклянной кружки. Она не помнила, как выронила ее, но это случилось, и она кровоточила, порезавшись где-то в нижней части тела. Может быть, это рана была на ноге. Ее охватила паника, но почти сразу же исчезла. Крик замер у нее в горле, превратившись в тихий стон. Грязная сука!

Она вздрогнула, невольно стала просить прощения у той девушки с прической афро и зелеными пронзительными глазами. Айви была наказана, она не имела права жаловаться. Простите, я не должна была думать так о нем, но я всегда думаю о мужчинах, смотрю на них, оцениваю. Ее взгляд остановился на большом куске стекла, на тяжелом круглом дне кружки с осколком в виде острого зуба. Он сверкал при ярком свете, слепил ее. Ей надо поднять его, бросить в мусорное ведро, принести совок и метелку, убрать все, пока кто-то еще не поранился. Как она сама. Странно, она больше не испытывала боли; может быть, у нее всего лишь царапина. Она заклеит ее пластырем… потом.

Айви вытянула руку, поняла, что сможет достать до этого куска стекла; она подтянула его к себе вытянутым пальцем. Она все еще видела ту девушку, нет, не саму девушку, только ее глаза, два зеленых сапфира, сверкающие холодным огнем, излучающие силу, которая испепеляла, шипя от злобы. Ну же, подними его, корова, ты знаешь, что должна с ним сделать.

Айви знала, и это не страшило ее, она просто смирилась с неизбежным. Она взяла кусок стекла за его основание, повернула к себе острым вертикальным осколком. Бесстрастно. Где-то очень далеко она слышала звон гитары и мягкий голос певца. Такой тихий, такой успокаивающий. "Невозможно вернуться в прошлое, пережить все то, что ушло".

Вот острый осколок движется к ее руке; он знает, куда направляется, что должен сделать. Айви Стэнтон оставалось лишь держать его, ей не нужно было даже направлять его; она наблюдала за стеклом со зловещим восторгом. Кровь на полу потекла быстрее, превратившись в большую лужу, в которой была небольшая впадина.

Она нанесла удар быстрым, резким движением вниз, почувствовала, как осколок глубоко вонзился в ее запястье, перерезая вены, отыскивая главную артерию. Кровь брызнула во все стороны, Айви почувствовала ее липкую теплоту на лице, ощутила ее вкус на губах. Но боли не было.

Она выдернула осколок. Он был теперь короче, потому что кончик обломился, но все еще достаточно острый.

Свободной рукой, той самой, из которой хлестала кровь, вытекая из огромной раны, она дернула за отделанный рюшем ворот блузки, разорвала его, пропитала кровью, почувствовала, как наполнилась кровью ложбинка между грудями. Это ощущение возбудило ее, заставило задрожать от желания, она не могла дождаться пика наслаждения.

Торопись, у тебя не так много времени. Опять она просила прощения у этой странной девушки. Не причиняй мне вреда, я сделаю то, что ты требуешь от меня.

И тогда она нанесла удар — вниз и кверху, почувствовала, как глубоко вошло стекло, отколовшись у основания, но это уже не имело значения. Кровь хлынула струей, попала на ряды стаканов на полке под стойкой бара, растеклась причудливыми узорами: лица, улыбающиеся ей, потом их черты сливались, они исчезали.

Она все еще слышала голос певца; он звучал тихо-тихо, словно транзистор, поставленный на наименьшую громкость. Все та же баллада, он заканчивал ее.

Рождение, смех, слезы, уход —и труд Человека закончен.

И в этот миг Айви Стэнтон осознала весь ужас льющейся крови, ощутила боль от глубоких ран, ослабление ее пульса. Она снова попыталась крикнуть, но горло ее было наполнено густой, теплой жидкостью, которая утопила все, кроме душащего ее кашля, и никто не слышал этого из-за звона гитары и медленного, легко льющегося голоса Джоби Тэррэта.

Ноги и руки Айви задергались, все слабее и слабее, пятки застучали по полу и замерли, упав на разбитое стекло. Еще несколько глубоких порезов, но у нее не было больше сил кровоточить. Она лежала, уставившись в потолок; в комнате стало темнее, кругом стоял рев, словно ураганные ветры вопили на нее; ее окутала чернота с красными проблесками, и среди них — два крошенных зеленых огонька, которые жгли ее, причиняли ей боль, сводили с ума.