Чудеса Дивнозёрья - Алан Григорьев

подружка больше не жаловалась. Впрочем, они с тёть Машей на каникулы укатили к родственникам, так что сейчас и не спросишь.

Но вроде заклятие сработало. По крайней мере, скрип и причитания сразу прекратились, и только чердачное окно обиженно хлопнуло.

— Ну, вот и всё, — Тайка отряхнула ладони.

А Пушок с победным видом фыркнул:

— Скатертью дорожка!

И только Никифор не обрадовался и до самого обеда продолжал ворчать:

— Ничего не найдёшь в этом доме…

Подушка, к слову, так и пропала. Похоже, гадкий барабашка прихватил подарочек с собой.

— Не переживай, купим тебе новую, — утешила домового Тайка. — Хочешь, прямо сейчас закажем?

Она достала смартфон, и коловерша, подлетев, ткнулся ей лбом в руку:

— И мячик! Мячик мне тоже закажи!

— Ты бы сначала старые выкинул, — мягко пожурила его Тайка, но Пушок не только не внял, а ещё и оскорбился:

— Ты что, Тая? А вдруг они ещё пригодятся!

Уже вечером, после наступления темноты, стало понятно, что заклятие всё-таки не сработало. Тайка как раз собиралась напечь блинов и обнаружила, что кто-то спёр половник и лопаточку. Как оказалось, не только их.

— Эй, а сковородку никто не видел? — Она загромыхала посудой в раковине: может, там найдётся пропажа? Но нет, надежды не оправдались. Только откуда-то из-под коврика опять донеслось мерзкое хихиканье.

— Он не ушёл. И не барабашка это, — Никифор, свесив ноги с печки, почесал правый бок. — Барабашку я бы увидел.

— Я знаю! Это человек-невидимка! — вдруг ахнул Пушок. — Я про него в книжке читал. Это злой дядька-учёный, он изобрёл специальный аппарат, чтобы…

— Ну чего ты ерунду несёшь, — Тайка махнула на него полотенцем. — Сам посуди, что безумный учёный забыл у нас в Дивнозёрье?

— Ой, Тая, ну он же безумный! Зачем ему какая-то причина? Нет, вы как хотите, а я сегодня ночую у Марьянки. И вам советую. А то вдруг невидимка избу спалит? У нас на чердаке ветоши всякой вона сколько!

— Трус! — буркнул домовой. — Нешто не знаешь, пока я тут за всем слежу — пожару в доме не бывать.

— Следишь, как же! А вот за человеком-невидимкой не уследил, — Пушок на всякий случай отлетел подальше, потому что Никифор потянулся за валенком. И кинул даже. Но не попал.

— А ну не ссорьтесь! — прикрикнула на них Тайка. — Может, этот невидимка только того и хочет. Вот разругаемся, а он будет сидеть, злорадничать.

Признаться, ей тоже стало не по себе, и идея пойти в гости к Марьяне казалась не такой уж и плохой. Тайка мысленно обругала себя: нет, ну что это за упаднические настроения? Она же и злого колдуна из Нави не забоялась, и с лихом сразилась, и зловредного упыря чесноком гоняла, а тут вдруг раз — и струсила перед лицом чего-то вообще непонятного. А может, оно и не опасное даже, а так, хулиганит!

— Твоя правда, Таюшка-хозяюшка, — Никифор, кряхтя, слез с печки. — Заварю-ка я нам всем чаю с ромашкой. Посидим, покумекаем, что делать. И ты, дуралей рыжий, тоже чайку хлебни.

— Лучше бы валерьянки, — вздохнул Пушок, прижимаясь к Тайке тёплым боком. — Тай, чего он обзывается? Можно подумать, что бояться — это стыдно. Эй, Никифор, тебе самому не страшно, что ль?

В трубе что-то загудело, захохотало, заухало, и домовой выронил чайник — у того давно была отпаянная ручка, примотанная проволокой.

— Ну вот, ручка совсем сломалась, — упавшим голосом произнёс Никифор. — Хороший чайник был, новенький почти…

— Да какой там «новенький», его ещё Семёновна покупала. Лет десять твоему чайнику. Давно пора выкинуть, — коловерша нервно облизал усы.

— Я те дам «выкинуть»! — вскинулся домовой, потрясая кулаком.

Пришлось Тайке снова повысить голос:

— Тише, тише. Вам не кажется, что этот невидимка — что-то вроде кикиморы-раздорки? Мы какие-то нервные становимся…

— Это оттого, что не знаем, с кем дело имеем, — Никифор наполнил водой кастрюльку и водрузил её на плиту вместо почившего чайника. — С барабашкой или раздоркой — оно хоть понятно, что делать. А вот когда не пойми кто тебе зла желает — это действительно жутковато.

Он пожевал губу и добавил:

— Прости, Пушок, что трусом тебя обозвал. Я и сам боюсь. Но дом не брошу. Я же всё-таки домовой. Охранять жильё — это моя наипервейшая обязанность.

— Пустяки, прощаю, — коловерша великодушно махнул когтистой лапой. — Слушай, Никифор, а ты бы и впрямь поколдовал, что ли. Ну есть же у вас, у домовых, всякие охранные штуки?

— Дык я уже всё перепробовал, — Никифор тяжко вздохнул.

Он поискал прихватку, но не нашёл, попробовал было налить чай, обхватив ручки кастрюли полотенцем, но оступился и перевернул металлическую кружку.

И в этот момент в доме с хлопком погас свет, будто бы выбило пробки, а чужой дребезжащий голос захохотал:

— Что упало, то пропало, хе-хе-хе!

— А-а-а! Караул! Грабят! — Пушок заметался по кухне, роняя посуду.

А Тайку вдруг накрыло таким оглушительным ужасом, что не стало сил дышать — как будто в прорубь окунули, прямо с ледышками.

Не помня себя, она бросилась на улицу в чём была — в тапочках с помпонами и свитере. Даже пуховик с крючка не успела сдёрнуть. В тот же миг послышался звон разбитого стекла, и следом за ней с отчаянным мявом вылетел Пушок. Похоже, коловерша высадил окно своей тушкой. Последним из дома кубарем выкатился Никифор в одном валенке. Он тут же вскочил, прихрамывая, пробежал несколько шагов по снегу и ухнул босой пяткой в сугроб.

— Ух, мороз-те-в-нос! — домовой, стуча зубами от холода, запрыгал на одной ножке.

— Давай, суй лапу мне под пузо, — великодушный Пушок распушил шерсть, — я ж меховой, мне не холодно.

Никифор предложением воспользовался, хоть и чувствовал себя крайне неловко.

— О-хо-хонюшки… — он спрятал озябшие руки под мышки. — Вот тебе и празднички. Говорят, как год начинается, так его и проведёшь. Не хотелось бы…

— А ну не каркай, — оборвала его причитания Тайка. — Подождём, может, всё как-нибудь само образуется.

Но не тут-то было: человек-невидимка в доме разбушевался не на шутку. Двери хлопали, из трубы то и дело вылетали снопы искр, уцелевшие стёкла дребезжали, крыльцо скрипело, с кухни доносились шум воды и звон посуды.

— Да, это уже не барабашка, а целый барабан, — смешком Тайка попыталась разрядить обстановку, но на самом деле ей было отнюдь не весело.

Пушок, глянув на неё с тоской, мявкнул:

— Пойдёмте всё-таки к Марьянке. Хоть согреемся. Не торчать же по темноте на холоде — чай, не месяц май.

— Да-а, придётся друзей о помощи просить, — кивнул Никифор. — Завтра соберу других домовых, будем думу думать. Не хочется на старости лет снова бездомным становиться.