Гарем ефрейтора - Евгений Чебалин

– Ты высокий человек, Кямаль… Я такого никогда не видел. Почему только сегодня встретил? – мотал головой, скрипел зубами Саид-бек.

Кямаль-оглы вытер глаза, выпрямил спину, поднял палец:

– Ты мусульманин, я тоже. Ты у меня в Стамбуле в гостях. Все для тебя сделаю. Теперь слушай. Почему я здесь сижу, почему пью, сказать? Удачу поймал за хвост, такую, что самому страшно. Вызывали сегодня. Знаешь, куда?

Кямаль оглянулся, шепнул в ухо Саид-беку место вызова.

– Не может быть! – восхитился и позавидовал Шамилев.

– Сейчас, когда пальцы пяти разведок кавказскую нефть щупают, все может быть, – расплылось печеное яблоко. – Почему вызывали, знаешь?

Дальше повел речь горячим свистящим шепотом:

– Сидел у меня лет десять агент один под Грозным – Колючка. Тихо сидел, начальником отдела милиции в районе был, бандитов, как полагается, ловил. У нас под маленьким калибром числился. А потом – хоп! В штаб Исраилова мой Колючка влез.

– Ис… раилова? – икнул Саид-бек. – Знаю. Вместе в двадцатом красных резали.

– Теперь Исраилов там вождь «пятой колонны». Гиммлер про него знает, наш премьер тоже. А мой Колючка радист теперь у Исраилова. Какие сведения вдруг погнал, ай, какой материал дает! Куски обороны красных на Тереке недавно прислал. Понимаешь, что это такое сейчас?

– Понимаю, – стал быстро трезветь Саид-бек.

– Теперь к сети красных партизанских баз в горах подбирается, у него хорошие связи. Золотым Колючка для меня стал. Потому сегодня туда вызывали. Я этого Колючку дважды дою. Хочешь, и тебе дам подоить? – приблизил смятое азартом, полубезумное от свалившейся удачи лицо турок.

– Это как? – задержал дыхание в предчувствии Саид-бек.

– Радист много шлет. Часть у нас оседает. Часть лисам Канариса отстегиваю – трутся около меня две, хорошо платят. Завтра утром то же самое, что им, и тебе отстегну. Брось эту кость своим берлинским собакам – разожмут пасть, отпустят. Никто не узнает. У абвера своя картотека, они с гестапо не делятся.

Саид-бек таращил глаза, переваривал. Когда дошло окончательно, всхлипнул, влип в благодетеля, всосал губами вялую щеку.

– Дорогой мой, вставай… Не надо утром… пойдем! Сейчас отстегни. Я этого не забуду, все, что хочешь… все!

– Все не захочу, – поднялся, шатнулся турок. – Половину захочу того, что Берлин тебе за Колючку даст. Тебе тоже надо жить.

– Все бери! – взревел Саид-бек, цепляясь за спасителя.

– Половину, – уперся турок.

– Ты меня оскорбляешь! – предупредил Саид-бек.

– Это ты меня оскорбляешь, – задрожал печеным лицом, всхлипнул, затряс кисточкой на феске Кямаль-оглы.

– Не буду, – испугался Саид-бек. – Прости. Хочешь, на колени встану?

– Вставай, – плача, разрешил Кямаль. – И туфлю мою немного поцелуй.

Он смотрел в седой затылок Саид-бека, слюнявившего туфлю, и страшная, нечеловеческая усталость проступала на потухшем, мокром лице.

Глава 27

Сторговал чеченскую Колючку господам А. и Г. Подробности встречи Шамилева в Медине с Дагестанцем отдельным сеансом в 23.30 стамбульского.

Немедленно ищите Ланге. Вместе с ним идите в штаб Исраилова, войдите в контакт с его радистом. С прибытием в штаб оповестите меня.

Ищите Ланге и Осман-Губе. Осман-Губе не отвечает. Сообщите им распоряжение Берлина идти в штаб Исраилова, связаться с его радистом. В случае ненахождения свяжитесь с радистом Исраилова сами, оповестите меня.

Аврамов прочел шифровку от Арнольда Засиеву, усмехнулся одними губами, остро глянул на осетина:

– Психует шеф, потерял абверовскую цацу.

– Так точно, гражданин полковник, – подтвердил Засиев. – Ланге важная птица, его, говорят, с Осман-Губе сам Гиммлер принимал.

– Вот мы и уважим армавирского Арнольда, нечего зря майора травмировать. Вас в соответствие с ситуацией приведем – и с богом. Извольте копыто ваше на станок.

Засиев поставил ногу на табурет, расшнуровал ботинок. Вошла медсестра, сделала ему укол ниже щиколотки. Аврамов сморщился, отвернулся: не мог смотреть, как игла входит в тело.

– Через полчаса вспухнет, посинеет, будет мозжить. Полная картина. Значит, так, повторим. Подвернули при приземлении, отлеживались в овраге двое суток, потом вышли на местных бандитов, сторговались с проводником и отправились на поиски Ланге. Все вроде простенько, но со вкусом. Проводником пойдет с вами чир-юртовский Саид, тот самый, ваш. Группа Ланге болтается теперь в Веденском районе, мы их обложили деликатно, пока особо не тревожим. Как только явитесь – шифровку Арнольда насчет радиста Исраилова тут же Ланге под самый нос. Немедленно, ясно?

– Так точно.

– Это вы бросьте, красноармейщину разводить, – резко оборвал Аврамов. – Жить надоело?

– Яволь, господин полковник, – придушенно рявкнул Засиев.

Аврамов хмыкнул, исподлобья осмотрел Засиева:

– Гамлета вам изображать, принца датского, в драмкружке. Где парашют закопан, найдете?

– Запомнил.

– Как нога?

– Начинает. Терпимо.

– Вот и ладненько. Связь со мной?

– Суббота, восемнадцать ноль-ноль. В случае невозможности связаться – запасная среда, в то же время либо на час позже. В самом крайнем случае – через проводника.

– Главное, вы господину Ланге не за страх, а за совесть служите, и никакой самодеятельности. Он ведь либерал и философ у вас?

– Вопрос разрешите?

– Слушаю.

– Не пойму, зачем Арнольд приказывает Ланге с радистом Исраилова связываться. Я ведь отозвался, есть.

Аврамов долго и внимательно смотрел на Засиева. Наконец сказал:

– А зачем вам это понимать? Вы, Засиев, голову всякой шелухой не забивайте, она вам нужна чистая и ясная, чтобы приказы Ланге исполнять и меня о них оповещать. Остальное мы, начальники хреновые, на себя берем.

– Виноват, господин полковник, – исказилось, побагровело лицо Засиева: рано освоился, диверсант, рано!

Двадцать седьмого августа близ села Автуры самолет выбросил группу Осман-Губе из пяти человек. Баталов Ахмед, сильно ударившись ногами при приземлении, повалился на бок. Собрав парашют, тоскующе, жадно оглядел буйно-зеленую шапку леса, нахлобученную на горный хребет, мокрые валуны на дне речушки, белопенно скакавшей в каменном ложе, застыл в нахлынувшем узнавании – его бросило в самое детство.

Скорым шагом, прихрамывая, волоча цветастую пелену шелка по травяному бархату, приближался к нему Осман-Губе. Метрах в двухстах суетливыми кляксами сближались еще двое. Вся группа была в сборе. В оглушительной жаркой тишине звенели цикады.

Осман-Губе, непрестанно оглядываясь, опустился на колени рядом. Выпростал плечи из лямок рюкзака, спустил его на землю, развязал горловину. Стал опорожнять, добираясь до рации. Вынул коричневый эбонитовый ящик, щелкнул выключателем, впился взглядом в стеклянное окошко. Текли секунды. Шкала настройки тускло, мертво отблескивала, не наливаясь зеленым светом, ящик молчал – ни шороха, ни треска. Осман-Губе поднял, перевернул рацию, сдавленно охнул: едва заметной змейкой заднюю стенку перечеркнула трещина.

– Год дем! – выдохнул с отчаянной злостью. Его завалило на камни в момент приземления.

Затолкал десантное снаряжение в рюкзак, сверху – рацию. Раздувал ноздри, хищно, настороженно огляделся. Сухое, мореного дуба лицо впаялось барельефным профилем в кисельную зарю восхода. Приказал:

– К лесу, бегом!

Закинув рюкзак за плечи, тяжело прихрамывая, побежал к подножию хребта. Баталов, прихватив его и свой парашюты, кинулся следом.

Два дня жили в шалаше, в густом кустарнике. Баталов уходил в Автуры, приносил еду. На второй день привел приятеля, Магомеда Цигаурова, и тот повел группу к аулу Хай, откуда вскоре перебрались километра за три в пещеру.

Баталов и Цигауров приводили надежных людей, готовых сотрудничать: судью, парторга колхоза, председателя сельсовета, заведующего райземотделом. Наконец явилась самая крупная добыча – прокурор.

Осман-Губе принимал всех в пещере. Встречи превращал в спектакль, высился посреди низкого грота сухопарым циркулем, облитый желто-зеленым, пятнистым комбинезоном. С шеи черной удавкой стекал под комбинезон галстук, черная гестаповская фуражка с серебряным черепом и костями венчала седую голову.

Ошарашив до онемения всем своим видом и бесконечно долгой паузой, рублено-лающим текстом вдалбливал каждому неизбежное: Красная Армия в агонии, ее закат предрешен фюрером под Сталинградом и Грозным; цель фюрера – сытость, культура и федерация всем горцам под покровительством Германии. Уже сформировано правительство Северного Кавказа, во главе которого стоит его брат – Гейдар Бамматов, бывший министр иностранных дел горского правительства в 1919 году, зять Топы Чермоева. Великий рейх чтит и помнит всех, кто приближает день этого правительства. Каждому необходимо создать повстанческую группу из надежных и близких по духу людей и ждать его, Осман-Губе, сигнала.