Избранное - Дюла Ийеш

Судя по сохранившимся многочисленным судебным документам и жалобам, нигде не грабили рабов и крепостных столь жестоко, как на монастырских землях. Этот монастырский метод — пример западной, высокой школы грабежа — очень быстро рождал противодействие. XII и XIII века оглашаются жалобами на монастыри, затем, с началом разложения средневекового уклада, жалобы несутся со всех сторон. Вначале эти жалобы имели какое-то действие. Некоторые из королей династии Арпадов в меру своих сил пытались кое-что подправить в гигантском творении Иштвана. С упадком их власти ухудшается судьба и крепостного крестьянства, и дворовых. Право на участие в управлении страной, как известно, давала земельная собственность; таким образом, венгерская история того отдаленного времени есть история крупных землевладельцев или крупных землевладений, история распрей между магнатами. О том, что ел, что думал крепостной крестьянин или раб, скажем, в эпоху святого Ласло, мы знаем ничтожно мало.

Оттон, епископ фрейзингенский, умерший в 1158 году, застал жителей Алфельда в середине XII века еще в шатрах. Наши историографы по большей части удовлетворяются тем фактом, что эти крепостные и рабы были иноземцами, мягко намекая этим на то, что жалеть их особенно нечего. Ну а господа завоеватели кровью, пролитой у Альпара[73], обрели право на землю и на господство. Однако истина, как мы видели, прямо противоположна этому утверждению. Как свидетельствуют, между прочим, их меткие клички, рабы были венграми. Из числа венгров даже вожди не брали землю в собственность: они просто не понимали ее ценности, считая богатством только скот. Агоштон[74], которого никак нельзя упрекнуть в национальной предвзятости, показывает и настаивает на том, что частными землевладельцами вначале, да и позднее почти без исключения были чужестранцы, главным образом немцы, уже знавшие на примере западного, более развитого хозяйствования ценность и способы приобретения земли. Они-то и основывают затем крупные поместья и порабощают даже бывших вольных общинников, уже тогда открыто ссылаясь на историческое развитие и особое положение страны. Была эпоха, когда барщина в Австрии составляла двенадцать дней в году, а у нас в это же время — три дня в неделю.

В конце XIV века в Англии крепостничество, по существу, было упразднено. Во всем мире экономическая необходимость требовала нового способа производства. Некоторое время спустя феодализм у нас начинает принимать уродливые формы вопреки историческому развитию, вопреки интересам народа и страны. На некогда сильный и по-своему преуспевающий, даже весьма упорно сопротивлявшийся земледельческий народ спустилась ночь угнетения, такая непроглядная, что стало почти невозможно уловить разницу между батраком и крепостным крестьянином и даже между крепостным и разоренным дворянином. Шли столетия, лишь изредка озаряемые лучом солнца или всполохом пожара. Возник особый венгерский мир, который, кстати сказать, отличался от западного и ни на йоту не разнился, например, с польским или южнорусским.

Как известно, в своем стремлении к королевской власти Мате Чак[75] в политических целях ввел в своих владениях оброк по западному образцу, уже существовавший у чехов. Благодаря этому он приобрел популярность и армию рьяных сторонников. А мятежный воевода Ласло восстановил в Трансильвании восточные, более простые, но и более человеческие обычаи. Мате Чак и Ласло были разгромлены вовсе не силой оружия, а прежде всего коварством королевской власти, которая на некоторое время переняла их нововведения. Значит, в ту пору крестьянство как-то еще могло защищаться. Чем объяснить, что все учащающиеся крестьянские восстания вовлекали и значительную часть венгерского мелкопоместного дворянства? Более того, и деревенских приходских священников тоже! Кто были эти и им подобные люди? Официальная история предала их анафеме и позору.

Земли было много. Но, разумеется, не для земледельцев. «В статье 2-й Уложения 1411 года говорится о больших и малых воротах. Под большими воротами разумелся целый крестьянский надел, являющийся единицей налогового обложения, а под малыми воротами, или калиткой, — только часть надела. Ибо, едва вся территория страны по тогдашним демографическим условиям была заселена и уже не осталось удобных для вырубок площадей, полный надел крепостного крестьянина стали дробить на половины, четверти, осьмушки. С другой стороны, в этот период начинает все более выделяться прослойка населения, называемая желлерами, которые уже не имели пахотного надела. Обладая в лучшем случае лишь небольшим виноградником или же только домом, кормились они обычно трудом на земле крепостных крестьян, имевших надел… они-то и составляли самый низший слой населения», — сообщает о предках батраков Ачади, к сожалению, лишь мимоходом, говоря в основном о другом; на них его взгляд не задерживается.

У желлеров, таким образом, земли нет, тем более нет ее у батраков. Живут они в пустах, их голос слышен очень редко. Работники огромных поместий в Шоймоше и Варалье умоляют, между прочим, о том, чтобы им разрешили веять пшеницу и промывать свиные кишки в своих домишках под горой, а не на вершине горы, потому что трудно взбираться на гору по обледенелой дороге, особенно кормящим матерям, вынужденным брать с собой и младенцев. Это типичная батрацкая просьба, и немало ей подобных могли бы высказать обитатели пуст, если бы вообще осмелились подать голос… С вышеуказанной просьбой они обратились в начале 1514 года к своему помещику или к его приказчикам. О том, что спустя некоторое время они обратились к своему господину и его управляющим с чем-то иным, позволяют сделать вывод некоторые особенно кровожадные положения закона, принятого Государственным собранием в октябре того же года, после подавления восстания Дожи; в законе то и дело упоминаются некие пастухи, для которых предусматривается отсечение правой руки в случае, если у них будет найдено ружье, копье или другое оружие.

Статья 61 полностью посвящена этим пастухам. В остальных говорится лишь о крестьянах и крепостных вообще и, кроме лишения их всех человеческих и даже животных прав, даются подробнейшие описания методов казни, какие следует к ним применять. Это эпоха не защитников родины, а ярых защитников земли — эпоха Вербеци[76], который тоже не видел разницы между отдельными категориями крестьян. В статьях 15–20 его проекта Уложения, на котором он заработал славу и памятник, говорится, что каждый женатый крестьянин, кроме прежних повинностей, обязан ежегодно вносить 100 денариев, независимо от того, есть ли у него надел или же он желлер. Кроме того — два гуся и свинью. И еще — одну курицу ежемесячно. Здесь все предусмотрено. Трипартитум установил среди крестьян самое что ни на есть совершенное равенство: «Крестьянин на земле своего господина, кроме вознаграждения и компенсации за труд, никаких прав наследования земли не имеет, право собственности на всю землю принадлежит исключительно помещику». Это означает, что в правовом отношении крестьянство было поставлено на одну доску с безземельными батраками.

Ну а батраки? В средние века помещик нанимал работников не столько для поддержания в порядке земли, сколько для поддержания порядка среди своих крепостных крестьян. Однако на заре нового времени он получает возможность обменивать продукты сельского хозяйства на золото и, таким образом, на все, что можно получить за золото. Вот почему он начинает увеличивать производство. Для этого нужна земля и тягло. Удивительно, как убыстряется ход истории всякий раз, как только она получает бесчеловечное направление. Вскоре мы встречаемся с крупными хозяйствами, организованными почти с таким же совершенством, как и нынешние. Специализируются они главным образом на животноводстве.

На Государственном собрании осенью 1572 года речь идет уже о том, что многие помещики отбирают у своих крепостных их земельные наделы, выделяя им из своей земли по три-четыре хольда за определенную плату, а иной раз за четверть урожая. Позднее речь заходит и о желлерах, которых один из комитатских статутов делит на три категории: «живущих на участке под постройку дома, сидящих на лугу и нищенствующих при чужом доме, не имея в деревне ничего своего». Окрестные земли ускоренно сосредоточиваются в одних руках. Крупные землевладения с неутолимым аппетитом поглощают не только земли крепостных крестьян и свободных работников, но и владения среднепоместного дворянства. Земли поверженного Ракоци[77] бывшие его соратники, а после поражения — бравые противники расхватали по частям, совсем как в свое время крестьяне обгоревшее тело Дожи. Что же нам говорить о пирах на весь мир позднеримской знати, запах которых, разжигая аппетит, доносился до самой Испании? После длившейся десятилетия борьбы епископское имение вдруг целиком проглотило город Веспрем. А бамбергский епископ Шенборн приобрел города Мункач и Сентмиклош. Стоит ли продолжать этот печальный перечень, чтобы только доказать, что батраки и желлеры были всегда? Мы уже подошли к современности. Остается сделать всего несколько шагов.