Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика - Сергей Голяков

Результаты военно-политического союза не замедлили сказаться. Квантунская армия, расположенная на континенте у советской границы, к 1937 году была увеличена более чем в пять раз по сравнению с 1932 годом, танковый парк Императорской армии — в одиннадцать, артиллерийский вчетверо, и вместо 180 самолетов у Японии их уже было более 500.

Генеральный штаб РККА поставил перед группой "Рамзай" задачу: тщательно изучать все аспекты реорганизации японской армии, и особенно тех ее частей, которые могут быть в первую очередь брошены против СССР. Задание сложное: в Императорской армии действовали особо строгие меры по соблюдению секретности. Правительство приняло закон, по которому смертная казнь грозила не только за разглашение военной тайны, но и за одну попытку узнать ее. Неимоверно разросся в армии аппарат контрразведки. Офицеры стали более осторожными в разговорах.

Но резидентура Рамзая продолжала действовать.

Достаточно осведомленным было германское посольство. Ценные сведения продолжал сообщать Ходзуми Одзаки. Бранко Вукелич, поселившийся в фешенебельном токийском квартале Усигомэ-ку, частенько принимал у себя английского военного атташе генерал-майора Фрэнсиса Пиготта. А тот тоже был профессионалом высокого уровня. Через корреспондента газеты "Нью-Йорк геральд трибюн" Джозефа Ньюмана, который состоял в приятельских отношениях со многими сотрудниками американского посольства, Бранко добывал самые разнообразные ценные данные.

Сам Рихард всевозможными путями расширял источники информации, работал энергично и изобретательно. Он устроил так, что германский военный журнал "Вермахт" попросил его написать статью о современном состоянии японской армии. С этим письмом, полученным из Берлина, Зорге обратился прямо к начальнику Центрального управления Военного министерства генералу Муто. И тот, лично вызвав к себе сотрудников кемпэйтай, приказал им помочь уважаемому господину корреспонденту выполнить задание "братьев по оружию".

Рихард побывал на маневрах Квантунской армии, командование которой оказывало особое влияние на агрессивную политику Японии. Там Зорге узнал новейшие данные о численном составе и оснащении войск. Летом 1937 года в "Вермахте" появилась его статья "Японская армия сегодня: от самурая к танковым войскам". Публикация вызвала самую благоприятную реакцию в Токио. Но значительно раньше этой статьи куда более полный обзор уже лег на стол в кабинетах Центра.

Несмотря на возраставшие трудности, группа "Рамзай" имела информацию о важнейших событиях и располагала всеми фактами, которые были известны в стенах германского, американского, английского и французского посольств. Поток поступавшей информации ширился. Чтобы с большей безопасностью передавать радиодонесения, Клаузен весной 1937 года снял летний домик в Шигазаки, недалеко от Йокогамы, на самом берегу океана. Японская хижина стояла на сваях, позади нее был разбит маленький сад. Ночами Макс вырыл прямо между сваями тайник для рации. В дополнение к передачам в прежних местах он передавал донесения и отсюда. Иногда приходилось просиживать за ключом всю ночь напролет. К тому же теперь он сам и шифровал радиограммы, причем каждый раз, выходя в эфир, менял код. Сложной системой шифровки Макс овладел быстро.

Рихард был сердечно признателен радисту такого высокого класса.

После вступления в силу "пакта" нужно было не только наблюдать за ходом перевооружения и ростом японской армии, но и за развитием отношений Германии и Японии. Сначала сговору препятствовало резкое столкновение интересов в Китае. К этому времени Третий рейх, оттеснив Англию и Францию, занял уже второе место после Соединенных Штатов по импорту в Китае и не намерен был уступать приоритеты никому. Но Рихард Зорге видел, и по множеству фактов становилось очевидным многим: Япония готовилась к нападению на Китай. Вскоре события полностью подтвердили это.

Творцы японо-германского альянса стремились к тому, чтобы пакт, заключенный в Берлине 25 ноября 1936 года, толковали в западных странах так, как желательно было Германии и Японии. Оценив все это, Р. Зорге весьма тонко анализировал первые шаги нового правительства князя Коноэ в Токио. Вот что он писал в одной из своих корреспонденций.

КНЯЗЬ КОНОЭ СОБИРАЕТ СИЛЫ ЯПОНИИ

ЕГО ТЯЖЕЛАЯ ЗАДАЧА — СОЗДАНИЕ ВОЕННОГО ХОЗЯЙСТВА

Т о к и о

И на этот раз, как при каждой смене кабинета в Японии, жилище персоны, назначенной новым главой правительства, превратилось в так называемую "штаб-квартиру по формированию кабинета". Внешним признаком такой "штаб-квартиры" является палаточный городок, вырастающий, как из-под земли, перед входом в жилище премьера, где суматошное скопление посетителей, просителей, охотящихся за новостями журналистов и недоверчивых детективов день и ночь подглядывает за каждой фазой возникновения нового правительства. Сотни автомобилей на улице и треск мотоциклов усиливают впечатление безнадежной неразберихи. Такова и на этот раз была картина, которая три дня и три ночи развертывалась в фешенебельном современном токийском квартале Хибия перед официальной резиденцией вчерашнего председателя Верхней палаты принца Коноэ. Сегодня, когда завершился отбор всех министров, усиленные наряды полиции вновь создали вокруг дома нового премьер-министра атмосферу почтительной пустоты. Но сходство формирования нынешнего правительства с многочисленными предыдущими на этом заканчивается.

В большинстве не столь внешних подробностей выявляются заметные отличия от церемоний формирования кабинетов, имевших место в последние годы. Особенно броским и новым фактом следует считать то, что с у х о п у т н ы е с и л ы и в о е н н о-м о р с к о й ф л о т на этот раз без всяких условий и видимого вмешательства в подбор других членов кабинета первыми представили своих военных министров в распоряжение премьер-министра. Раньше этот этап образования кабинета редко обходился без долгих дискуссий между премьером и вооруженными силами. Второй достойной упоминания новинкой является включение в кабинет двух п р е д с т а в и т е л е й п а р т и й, не связанных обязательством выйти из своих партий. Уже перед восстанием военных в Токио в феврале 1936 года это выдвинутое армией условие имело успех у тогдашнего премьер-министра Окады. После упомянутых токийских событий два очередных правительства решительно отклоняли какой-либо учет интересов партий. Еще больше достойно внимания обоснование, с помощью которого князь Коноэ оправдал объединение в своем кабинете членов партий с правительственной бюрократией и представителями вооруженных сил. Он ясно сказал в своем правительственном заявлении, что основой его руководства будет "сплочение всех политических сил" страны. Сверх того на первом заседании кабинета он потребовал, чтобы становившиеся до сих пор все более резкими "противоположности воззрений были преодолены путем отказа каждого отдельного лица от одностороннего выполнения своих целей".

Здесь отнюдь не предстоит возврат к явно партийным правительствам; это не означает и разрыва с недавними воззрениями князя. Напротив, князь Коноэ неоднократно выдвигал устно и письменно принцип, чтобы ни партии, ни государственная бюрократия, ни военные не имели п р и т я з а н и й на руководство государством. Их-де участие в управлении правительственными делами будет определяться и м п е- р а т о р о м, и только им. Тем самым князь передает решение об отвечающем моменту специфическом весе этих трех признанных в политической жизни Японии сил в руки императора, то есть в руки "советников у трона". Благодаря этому и решение о соотношении сил трех группировок в стоящем у власти правительстве должно быть четко отделено от борьбы таковых между собой. Принц Коноэ как раз в этом усматривает "особенности японской конституции". Тем самым князь становится представителем политических принципов "узкого круга советников у трона", и как премьер-министр он становится практическим проводником действующих на протяжении десятилетий воззрений "государственных старейшин", а тем самым старого "генро" князя Сайондзи. Для Сайондзи вопрос о том, должно ли быть основано партийное — полупарламентское — правительство или авторитарное правительство в духе военных, является чисто прагматическим вопросом, который решается от случая к случаю "высшим государственным авторитетом". При этом как раз "государственные старейшины" всегда придавали большое значение тому, чтобы по возможности не допускать одностороннего диктаторского перевеса ни одной из трех политических сил. Не случайно, что князь Коноэ стал как премьер-министр представителем государственной доктрины "генро". Старая традиция знаменитой семьи Фудзивара, из которой вышли все Коноэ, заранее делает его членом "узкого круга у трона". К тому же на его духовное развитие с ранних лет оказывал решающее влияние князь Сайондзи. Коноэ говорит об этом старом "генро" как о своем отце, считая себя его сыном. Понятно поэтому, что принципы тех, кто со времен реставрации Мэйдзи играл роль посреднической, стоящей над борющимися политическими группировками "власти за кулисами", являются так же принципами нового премьер-министра.