Сестры-близнецы, или Суд чести - Мария Фагиаш

— Да, сударыня, застрелили.

— Но почему? И как?

— Это должно показать следствие. — Он посмотрел на нее сочувствующим взглядом и обратился к фрейлейн Буссе: — Принесите госпоже баронессе стакан воды.

— Бона, воды, немедленно! — передала фрейлейн приказ дальше.

Врач дал Алексе одну таблетку.

— Запейте большим количеством воды. Вам это необходимо.

— Зачем?

— Это успокаивающее.

Алекса слабо улыбнулась.

— Спасибо, доктор. Но я абсолютно спокойна.

Он достал другие таблетки.

— Каждые четыре часа принимайте по одной. А эти две перед сном. После обеда я постараюсь заскочить к вам, но, если понадоблюсь раньше, дайте, пожалуйста, знать.

Бона принесла воды, и Алекса послушно приняла таблетку. Она была рада, что успела это сделать, так как тут же услышала шум подъезжающего экипажа.

— Мне кажется, прибыли господа из полка, — сказала она фрейлейн Буссе. — Проводите их в дом. — И обратилась к девушкам: — Идите в свою комнату и оставайтесь дома. Может быть, вы еще понадобитесь.

Фрейлейн провела в дом двух капитанов и одного полковника. Полковника Зайферта, командира ее мужа, Алекса знала лично, так же как и капитана Дразецки. Третий же, представившийся как аудитор[28] Ивес, был ей незнаком. Из этих троих, казалось, только полковник действительно переживал случившееся, оба же капитана лишь формально выразили свое сочувствие. Аудитор посоветовал ей подняться к себе, пока доктор будет устанавливать причину смерти.

— Но оставайтесь, пожалуйста, в доме, баронесса; это касается и остальных обитателей. Наверняка у нас возникнут вопросы.

— Но это, думаю, произойдет не так скоро, баронесса, — попытался успокоить ее полковник, стараясь смягчить резкий тон аудитора. — Мы все, разумеется, понимаем, какое потрясение для вас это несчастье, и я признаюсь, что сам глубоко переживаю.

Только сейчас до Алексы дошло, что она стоит босиком, и что на ней поверх ночной сорочки лишь тонкий пеньюар, и что она не причесана.

— Я прошу вас извинить меня. Мне нужно одеться. Потом я в полном вашем распоряжении. Это просто… Не могу поверить… Вчера вечером только… — Голос ее сорвался, но она взяла себя в руки. — Простите меня.

— Преклоняюсь перед вашей выдержкой, баронесса, — заметил капитан Ивес, и она уловила легкую иронию в его голосе. Или ей это только показалось из-за того, что ее совесть нечиста?

Она поблагодарила вымученной улыбкой. С помощью капитана Дразецки доктор Брюк перенес тело на диван, и Алекса, уходя, успела услышать, как один из офицеров, скорее всего аудитор, громко и удивленно произнес: «Револьвер!» Она бы охотно продолжала стоять и слушать, но на лестнице появилась фрейлейн Буссе.

— На улице собралась уже толпа, — взволнованно сообщила она Алексе. — Но полковник установил охрану, которая никого в дом не пускает. И из дома тоже. Они схватили Ержи, когда он хотел сбежать из дома. Теперь он сидит запертый в сарае. Если это был Ержи, разве это не ужасно?

— Что ужасно?

— Что он убил господина майора.

— Идиотка! Глупая гусыня! — Алекса внезапно потеряла самообладание. — Как вы только можете такое говорить? Вы что, не понимаете, что вы ему можете навредить?

— Но ведь он же хотел убежать отсюда!

— Да он просто испугался. А вы сами разве нет?

Единственным последствием этой вспышки со стороны Алексы было то, что фрейлейн Буссе до конца дня сторонилась ее. Поднявшись к себе, Алекса умылась холодной водой, заколола волосы и оделась. Ее зимние вещи оказались побитыми молью, и поэтому под рукой ничего темного не было. Она остановила выбор на темно-сером шерстяном платье с белым жабо. «Для года траура мне нужны черные летние платья, — размышляла она. — А одно мне нужно уже к похоронам».

«К похоронам Ганса Гюнтера», — сказала она про себя. — Его положат в гроб, опустят в могилу и засыпят землей. И все потому, что она легкомысленно болтала о какой-то дуэли без свидетелей. А сейчас в кабинете Ганса Гюнтера четыре человека заняты расследованием. Она почувствовала непреодолимое желание помчаться вниз и остановить работу следствия — ведь это пустая трата времени, а для нее это еще и невыносимое продление мучительного напряжения.

Прошло не более четверти часа, как Алекса проглотила таблетку, но она тут же приняла вторую и спустилась в салон. Дверь в кабинет оставалась закрытой. Она слышала голоса, но разобрать, о чем шла речь, не могла.

Немного погодя во входную дверь позвонили, затем еще раз. Алекса хотела пойти открыть сама, но услышала, как из кухни вышел Бласковитц и открыл дверь. Посетитель спросил Алексу, и она, не веря себе, с ужасом узнала голос Ранке. Денщик постучал в дверь.

— Пришел господин обер-лейтенант Ранке, — доложил он. — Я сказал, что, наверное, госпожа баронесса никого не принимает, но он не хочет уходить.

Алекса хотела сначала отказать Ранке, но затем передумала. Прийти сюда было так безрассудно и опрометчиво, что она подумала, не потерял ли он просто голову от страха. Нужно удержать его от дальнейших глупостей. Сейчас она может поговорить с ним с глазу на глаз, а позднее, скорее всего, нет.

— Проводите его сюда.

— Только что я узнал эту ужасную новость! — воскликнул Ранке, войдя в салон. Денщик продолжал стоять на пороге, нерешительно переводя взгляд с баронессы на ее гостя. — Я буквально убит горем, — продолжал Ранке. — И пришел предложить вам свою помощь. В это невозможно поверить. Мы узнали об этом из штаба кавалерии, и я подумал, что это чья-то плохая шутка. Но разве можно шутить такими вещами! — Алекса подумала, что он перебарщивает. Мертвенно-бледный, с покрасневшими глазами и, несмотря на утреннюю прохладу, с капельками пота на лбу, Ранке производил чрезвычайно странное впечатление. — Мои самые искренние соболезнования, — пробормотал он и поднес ее руку к губам.

Денщик все еще стоял на пороге.

— Принесите бутылку «Штайнхегера», — приказала ему Алекса. — И кроме этого… Один, два, три, — посчитала она, — шесть стаканов. — И, обращаясь к Ранке: — Здесь сейчас полковник Зайферт с двумя господами из дивизии, а также доктор Брюк. — Денщик наконец-то вышел. — Ты просто рехнулся, — прошептала она. — Как только ты мог прийти сюда! И именно сейчас! Аудитор здесь! Бог знает, что они там так долго возятся.

— Я должен был тебя видеть.

— Ты сумасшедший. Как ты вообще сюда попал? Охрана получила приказ никого не впускать.

— Я сказал, что я друг майора.

— «Друг»! Ты должен был ждать осени, чтобы это выглядело как несчастный случай на охоте. Но здесь и сейчас?!

Он непонимающе уставился на нее. Ее гнев привел его в растерянность.

— Я больше не мог выдержать, — пробормотал он. — Целый месяц ты не была у меня… это выше моих сил; я не хотел больше ждать ни дня. А когда пришел сюда, увидел открытое окно в коридоре… — И уже спокойнее он добавил: — А ведь мы и вариант с домом обсуждали, Алекса.

— Ну и что?

— Я же тогда придумал, что можно все подстроить как разбойное нападение со взломом. Ты сама сказала, что не каждый такой случай раскрывается.

— Я бы в жизни не поверила, что ты это примешь всерьез, — слабо возразила она.

Он рассматривал ее своим стеклянным взглядом, как будто впервые видел.

— Я тебе говорил, что ради тебя я готов на все: украсть, ограбить, убить. Я должен был убить, и я это сделал.

Как она должна объяснить ему то, что с ней произошло, если она и сама до конца еще не все может понять? Наверное, так случается со всеми грешниками. После преступления следует раскаяние. Или все дело в страхе? Страхе перед наказанием, перед возмездием?

— Тебе лучше сейчас уйти.

— Я хочу быть с тобой.

— Ты что, действительно ничего не понимаешь? — прошипела Алекса. — Ты должен какое-то время держаться от меня подальше. А может быть, уже и поздно. Нас слишком часто видели вместе, и ты будешь первым, на кого падет подозрение. Ты вообще не имел права приходить сюда. — Она умолкла, услышав, как открылась дверь из кабинета, затем раздались шаги мужчин в холле и в дверь постучали. Алекса крикнула: — Войдите! — Четверо вошли в салон. Ранке вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— О, обер-лейтенант фон Ранке. Как вы сюда попали? — спросил полковник.

Алекса заметила, что оба капитана украдкой обменялись взглядами, и ее сердце забилось сильнее.

— Я пришел несколько минут назад, господин полковник, чтобы выразить мои соболезнования и предложить госпоже баронессе свою помощь.

— А откуда вы узнали, что здесь нужно выражать соболезнования? — спросил аудитор. — Кстати, мы вообще еще не знакомы. Капитан Ивес.

— Обер-лейтенант фон Ранке. — Он чопорно поклонился, щелкнул каблуками и потряс протянутую руку.

— Сообщение было передано по телефону.