Двойник. Арка 2. Том 2 (СИ) - Янтарный Дмитрий

Искали мы её долго. Я судила не по времени, которое здесь было очень трудно измерить, а по количеству образов, которые нам пришлось увидеть. Аэрофал проносил меня и под увядшими бесцветными садами, и через горные ущелья, и через заброшенный порт с врезавшимся в берег мёртвым кораблём, и в странных запертых пространствах, где, казалось, всё состояло из одних камней и шипов, и…

— Смотри, — прошептала я, указывая на очередной сад, — здесь появился цвет. Должно быть, она уже недалеко.

В конце концов, перед нами в сером круговороте появилась какая-то дверь. Не задумываясь, я протянула руку и распахнула её. И…

На первый взгляд, это было похоже на небольшую квартиру. Однако довольно богатую: почти все стены были затянуты красными бархатными портьерами, на стенах висели картины… пейзажи, портреты… и в то же время помещение выглядело старым и заброшенным: толстый слой пыли под ногами, из опрокинутого шкафа в соседней комнате выпали почти все книги, а по центру размещалась груда какого-то хлама, прикрытая старой скатертью.

— Какое странное место, — прошептала я, оборачиваясь к аэрофалу, — это ведь всё мираж. Почему же он такой подробный?

— Потому что это место создала не Ириния, а ты, — мягко ответил Аэрофал.

— Как это? — удивилась я, — это же её разум? Какую я тут могу иметь власть, чтобы творить подобное?

— Это — её спящий разум, — поправил меня аэрофал, — в таком состоянии он уязвим к внешним воздействиям. Я, будучи уже долгие годы мёртвым и, соответственно, отвыкшим от живого тела, могу проникать в такие места почти незаметно. Но вот твой разум, оторванный от тела, бессознательно пытался сотворить какую-то привычную для него опору. Вот и получилось… это.

Внезапно позади нас раздались торопливые шаги. Как будто пробежал ребёнок. Мы обернулись — но позади, конечно, никого не было.

— Как странно, — пробормотала я, — если это — порождение моего разума, почему тут так мрачно и страшно?

Я подошла к шкафу с книгами. Подняла один том, с тёмно-синей обложкой. Открыла его — и ничего не смогла понять.

— Ну да, конечно, — прошептала я, отбрасывая книгу, — это же сон. Во сне нельзя читать.

Обернувшись, я посмотрела на Алрея. Аэрофал пытался сдёрнуть портьеры с окон, но у него ничего не получалось.

— Ну, давай же, — бормотал он, начиная тянуть сильнее и сильнее. Однако, когда одна из портьер начала-таки поддаваться его натиску, я внезапно испытала панический страх.

— Не надо! — я не узнала своего голоса, — не открывай! Нельзя открывать!

— Почему? — удивился Аэрофал.

— Нельзя. Просто нельзя, — я, забыв, что нахожусь во сне, начала тяжело дышать от охватившего меня ужаса, — давай лучше выбираться отсюда.

Мы вышли из гостиной с опрокинутым шкафом, но мой взгляд внезапно зацепила белая вспышка слева. Я повернулась, и увидела что-то похожее на санузел.

— Погоди, — пробормотала я, — посмотрим, что тут… о, господи!

При первом же шаге блеск рассеялся, и стало ясно, что его причиной стала куча стеклянных осколков. Однако, присмотревшись, я увидела, что в ванной все осколки были… в крови.

— Я не могла создать это место! — панически закричала я, отступая назад, — я никогда не думала о самоубийстве!

— Тише, тише, — успокаивающе прошептал Алрей, прижимая меня к себе, — конечно, не думала. Эти нехорошие окровавленные стекляшки появились здесь сами собой…

— Я тебя убью! — взвыла я, вырываясь из его хватки. Однако он ласково клюнул меня в мочку уха, и вся злость мгновенно сошла на нет. Я тихо всхлипнула и, перестав вырываться, попросила меня отпустить.

Когда мы вышли из ванной, то увидели, что слева находится ещё одна комната. Она была пустой, за исключением огромной колыбели, которая с нашей стороны была затянута такой же красной портьерой.

И в этот момент я испытала не то, что страх — ужас.

— Нет, — я снова забилась в руках птицевоина, — давай не будем туда ходить. Не хочу, не хочу туда смотреть, не хочу знать, кто там сидит, это всё какой-то бред, кошмар, абсурд, давай уйдём отсюда, просто уйдём!

— Но мы должны найти Иринию, — возразил Алрей, — ты же не можешь подвести Дэмиена и остальных.

— Если бы Ириния была здесь — она бы давно откликнулась, — я снова начала всхлипывать от состояния жуткой беспомощности, — это всего лишь какой-то угол больного воображения. Пусть даже моего! Давай просто уйдём, пожалуйста!

— Нет, — твёрдо сказал аэрофал, — я обещал заботиться о тебе и оберегать тебя. А это значит — и помочь в ответственный момент посмотреть в глаза своего страха. Ты не должна бояться того, кто сидит в этой колыбели. Ты должна посмотреть на него.

Всхлипывая, я шаг за шагом начала обходить портьеру, не выпуская руки Алрея. Но вот он сам отпустил меня, я, зажмурившись, сделала недостающие три шага, открыла глаза и…

В колыбели сидела на коленях маленькая девочка, лет десяти, не больше. У неё были коротенькие белоснежные волосы и испуганные синие глаза. Вообще она выглядела очень хрупкой и беззащитной. Одета она была в пижамное зелёное платье, а у колен лежала тряпичная кукла.

— Привет, — тихо поздоровалась она, — ты моя мама?

Я так опешила, что даже и не знала, что отвечать. После всех ужасов, что я здесь увидела и испытала, увидеть здесь маленькую девочку я ожидала в последнюю очередь. Но та продолжала на меня смотреть, и я нашла в себе силы покачать головой:

— Нет, прости. Я не твоя мама, — после чего, сглотнув, тихо добавила, — я вообще не мама.

— Жаль, — сказала девочка, — а то я вот маму жду. Долго так жду. Она была здесь, но куда-то убежала. Но она точно вернётся, я знаю. Она же моя мама.

Последние слова были сказаны с такими нежностью и любовью, что у меня перехватило дыхание. И, кажется, я только теперь поняла, почему моё подсознание нарисовало это место. Эту безысходность, бесконечные зашторенные окна, ванну с кровавыми осколками, разбитый опрокинутый книжный шкаф… и маленькая девочка, которая обречена вечно ждать бросившую её маму.

— Как тебя зовут? — спросила я девочку.

— Ирма, — радостно ответила та.

— Ирма… я не думаю, что твоя мама… когда-нибудь придёт, — выдавила я из себя. К моему большому удивлению, девочка не заплакала и даже не расстроилась. Она лишь улыбнулась и сказала:

— Но ты же ведь хочешь, чтобы мама однажды пришла?

— Да… хочу… — прошептала я, сама не осозновая, что говорю.

— Ну, значит, — кивнула Ирма, взяв в руки и обняв свою тряпичную куклу, — настанет день, и наша мама обязательно вернётся.

И после этих слов я, упав на колени, заплакала. Сколько времени я себя обманывала, сколько раз говорила себе, что это пустое, не имеет значения, что мне нет до этого дела… И какая же это всё была фальшь!.. Я очень скучала по маме, я очень хотела, чтобы она однажды вернулась… И даже после того, как я пошла в первый класс, после того, как все одноклассники после уроков заботливо поделились со мной тем, что они думают по этому поводу… и после того, как троих из них я отправила в больницу в состоянии тяжелейшей комы, я запретила себе об этом думать. Собственно, именно по этой причине до пятого класса я потом училась дома, с бабушкой. И я ругала себя каждый раз, когда думала о маме, не разрешала себе вспоминать о ней… сама, когда подросла, выкинула все без исключения её фотографии и убедила себя в том, что это сделал отец! И только фотокарточку с папой бабушка упросила его оставить. Упросила… меня… оставить.

— Ну, ну, родная моя, хватит плакать, — сказал кто-то. Подняв взгляд, я увидела, как Ирма меняется… Волосы наливаются карамельным цветом, растут, да и сама Ирма становится старше…

— Ириния! — воскликнула я, без труда узнавая эту женщину, — но… зачем?

— Родная моя, — Ириния улыбнулась и ласково погладила меня по голове, вылезая из колыбели, — как я могла позволить тебе страдать этой неразрешимой болью? Ты бы никогда не простила ни себя, ни её, и жила бы до конца своих дней с этим чувством вины, от которой нет спасения. И рано или поздно это чувство свело бы тебя с ума. И искалечило бы и твою жизнь, и жизнь твоих детей. Прости себя и отпусти прошлое. И тогда сразу станет легче.