Вторжение. 22 июня 1941 года - Алексей Исаев

Однако нельзя не отметить, что штаб Юго-Западного фронта уже в середине дня 22 июня с помощью авиаразведки вскрыл сосредоточение частей немецкой 14-й танковой дивизии к западу от границы в районе Грубешува. Информация о ней была представлена в 15-часовом донесении в Москву. Позднее по результатам разведки она подверглась авиаудару.

К сожалению, ввиду недостатка документов, невозможно точно установить, какой именно авиачастью было вскрыто появление немецкого механизированного соединения. 316-й разведывательный полк на Як-2 летал к Устилугу позднее, около 16.00–17.00.[347] Он фактически только подтвердил наличие танков в этом районе. В оперсводке штаба фронта от 20.00 22 июня уже уверенно утверждалось: «В районе Городло до 200 танков противника в 16.00 22.6.41 г. в готовности к форсированию р. Зап. Буг».[348] 315-му рап задач на авиаразведку 22 июня вообще не ставилось. Бомбардировщик ДБ-3 18-й авиадивизии, в одиночку летавший на разведку «на себя» в район Грубешува, также обнаружил «колонну танков и бронемашин» уже после 16.00.[349]

Помимо отражения ударов противника самолеты авиадивизий летали на разведку. В частности, на разведку к границе летали МиГ-3 28-го авиаполка. Скоростные истребители могли вести разведку, практически не опасаясь противодействия авиации противника. Получив первые донесения из войск и данные воздушной разведки, М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев начали работу над планом противодействия агрессору.

Важнейшим средством в руках командования, позволяющим влиять на обстановку, всегда были резервы. Нельзя сказать, что у штаба фронта был богатый выбор. «Глубинные» стрелковые корпуса, начавшие выдвижение еще до войны, были еще довольно далеко от границы. Так, находившаяся точно на оси немецкого наступления из Сокальского выступа 228-я стрелковая дивизия 36-го корпуса утром 22 июня была на дневке в районе Шепетовки, т. е. в 200 км от границы. Однако резервом, непосредственно подчиняющимся командованию Юго-Западного фронта, был 15-й механизированный корпус И. И. Карпезо. Он хотя бы теоретически (будучи формально подвижным соединением) мог быстро выдвинуться на угрожаемое направление.

Выход 15-го мехкорпуса примерно на разграничительную линию между 5-й и 6-й армиями никак не препятствовал его использованию для стабилизации положения на фронте армии М. И. Потапова. Соответственно, около пяти вечера 22 июня 15-му мехкорпусу была поставлена задача совместно с 4-м механизированным корпусом атаковать танковые части противника в районе Радзехув. Поскольку реально могла сосредоточиться для контрудара только обладавшая удовлетворительной подвижностью 10-я танковая дивизия, в 18.00 22 июня именно она получила приказ И. И. Карпезо наступать из района своего сосредоточения на северо-запад, с выходом в район Радзехува.

Более того, командарму-6 Музыченко передается из состава 26-й армии 8-й механизированный корпус Д. И. Рябышева. В оперативной сводке штаба фронта прямым текстом указывается его предназначение: «выводится в район Куровице, Винники, Борыниче в готовности к контратаке мотомеханизированных частей противника, обнаруженных в районе Сокаль».[350] Фактически генерал Д. И. Рябышев, согласно его позднейшему отчету, получил приказ в 20.40 22 июня,[351] т. е. намного позже других командиров мехкорпусов.

Фактически командование Юго-Западного фронта ставило задачу с некоторым упреждением. Если противник наступает в направлении на Радзехув, то к моменту сосредоточения мехкорпусов для контрудара он уже будет там. В целом нельзя не отметить очень четких и вполне определенных указаний командования фронта. Особенно впечатляет энергичный сбор мехсоединений с их нацеливанием на сокальскую группировку противника задолго до получения каких-либо указаний из Москвы. Т. е. М. П. Кирпонос и М. А. Пуркаев действовали без «подсказок» сверху.

К сожалению, начальник оперативного отдела штаба фронта И. Х. Баграмян в своих мемуарах ни словом не обмолвился о решениях, принятых между 15.00 и 17.00, т. е. вскоре после отправки в Москву первой разведсводки. Именно они успели попасть в войска до конца дня 22 июня и стали ключом к дальнейшим событиям. Складывается впечатление, что никаких решений до получения директивы из Москвы штаб фронта не принимал. Однако это не так, и тому есть вполне зримые документальные подтверждения. Нет, пожалуй, только динамики принятия решений, которая остается в памяти участников и редко находит отражение в документах.

Также интересно отметить, что в разведывательной сводке штаба фронта, подготовленной в середине дня 22 июня (около 15.00), сокальская группировка противника, т. е. XLVIII моторизованный корпус, пока еще не оценивается как представляющая серьезную угрозу. Однако вскоре оценка противника меняется, в составе наступающих на этом направлении вражеских сил обнаруживаются танки и колонны автомашин механизированных соединений. Соответственно этим сообщениям, на Сокаль разворачиваются три механизированных корпуса. Строго говоря, это объективно обуславливалось изменением положения в стане противника. Как уже было сказано выше, танковые дивизии немцы ввели в бой только в середине дня. С учетом задержек в прохождении данных воздушной разведки и донесений из передовых частей, это как раз дает нам время 15.00 как переломный момент в принятии решений. Уже в вечерней оперсводке штаба фронта уверенно звучит тема Сокаля: «8-й механизированный корпус (переподчинен из 26-й армии в 6-ю армию) к утру 23.6.41 г. выводится в район Куровице, Винники, Борыниче в готовности к контратаке мотомеханизированных частей противника, обнаруженных в районе Сокаль».[352]

Однако после правильной оценки обстановки и принятия правильных решений требовалось еще довести эти решения до исполнителей и добиться их выполнения. Вопреки распространенному мнению о пронизавшем Красную Армию после репрессий 1937–1938 гг. страхе,[353] с беспрекословным исполнением приказов дела обстояли не совсем благополучно. Пример этому дает исполнение приказа штаба фронта о нанесении контрудара 4-м механизированным корпусом.

Командование фронта ставило задачу на контрудар 4-м механизированным корпусом по сокальской группировке противника, в то время как командарм-6 И. Н. Музыченко оценивал как очень серьезное положение на своем левом фланге, под Радымно (у Перемышля), на стыке с 26-й армией. Соответственно, уже в 15.15 22 июня командарм направляет в 4-й мехкорпус приказ: «быть готовым к нанесению удара в направлении Краковец, Радымно с целью уничтожения противника, прорвавшегося в район Дуньковице».[354] Дуньковицы – это населенный пункт на дороге от Яворова до Радымно, как уже было сказано выше, здесь результативно наступала 257-я пехотная дивизия. С этим решением И. Н. Музыченко трудно не согласиться: выше было показано, что сплошной фронт на левом фланге 6-й армии во второй половине дня отсутствовал, целостность обороны была нарушена. Соответственно, задача от штаба фронта сразу же получает пониженный приоритет, и к Радзехову по приказу А. А. Власова отправляются всего два батальона танков 32-й танковой дивизии и батальон мотопехоты от 81-й мотодивизии. Этот отряд уже был направлен ранее, и И. Н. Музыченко даже не стал его усиливать. Вследствие этого план командования фронта использовать 23 июня 4-й мехкорпус целиком против прорыва у Сокаля был похоронен командующим 6-й армией ввиду очевидного обострения обстановки на фронте от Любачува до Радымно.

Здесь нельзя не согласиться с мнением, высказанным авторами грифованных «Операций Советских Вооруженных Сил в ВОВ», написавших о решениях командования ЮЗФ следующее: «действия механизированных корпусов, представлявших в первые дни войны серьезную силу, не были объединены единым командованием, и потому их разрозненные действия при нанесении контрударов не дали желаемого эффекта».[355] Объединение мехкорпусов армейским управлением позволило бы использовать их для контрудара в интересах фронта в целом. Передача мехкорпусов командующим армиями приводила к использованию их в интересах соответствующих армий, в том числе за счет интересов фронта в целом, как это произошло с 6-й армией. Вместе с тем трудно осуждать генерала И. Н. Музыченко, который четко оценил сложившуюся обстановку и принял все меры для ее стабилизации.

Помимо командующих армиями действующим лицом принятия решений являлось верховное командование, успевшее выработать план действий на основе отправленных в середине дня сводок. Напомню, что отправленная в Москву разведсводка штаба фронта противника сильно недооценивала. Сила удара из Сокальского выступа занижена в три раза, вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление 11-й танковой дивизии воздушная разведка еще не заметила. Было вскрыто только появление 14-й танковой дивизии у Устилуга. Как ответ на столь оптимистичную картину происходящего вечером 22 июня из Москвы последовала Директива № 3. Директива была отправлена из Москвы в 21.15. По воспоминаниям И. Х. Баграмяна, она была получена в штабе фронта в одиннадцатом часу вечера. В ней констатировалось, что «противник, […] понеся большие потери, достиг небольших успехов», и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий Юго-Западного фронта в этом получившем печальную известность документе формулировались следующим образом: