"Великая река". Компиляция. Книги 1-8 - Токацин .

- Любопытно, Фриссгейн… в Лес крысы бегут, даже в Реку бросаются, а на север или юг – ни шагу, - хмыкнул Гедимин, наблюдая за беглецами. Река у затонувших кораблей кипела водоворотами – Речные Драконы не собирались терпеть крыс в своей воде! Фрисс пожалел драконов, которым придётся такое есть – как бы не заболели!

- Умные, - усмехнулся Речник в ответ. – Может, тебе приручить их? Была бы армия…

Казалось, что станция уже вся вышла на поверхность – она остановилась и долго набиралась сил для последнего рывка. Вход, бывший недавно наклонным жёлобом, выпрямился, превратился в обычные ворота, ведущие в центральное здание. Тяжкий скрежет под фундаментом – и над шахтой поднялась широкая массивная платформа, и станция прибавила в высоте на целый рост Древнего Сармата. Опоры слегка прогнулись, земля вокруг них схлопнулась – и наконец «Идис» замерла. Свечение вокруг неё погасло окончательно, только на двух мачтах горели красные огни – их хорошо видно было в наступающих сумерках.

- Теперь уже точно – поиск твой закончен, и вот твоя станция, наполненная силой и сиянием, - сказал Фрисс и быстро пригнулся. После запуска безоболочников хвалебные слова следовало говорить очень и очень осторожно!

- Ты прав, Фриссгейн, - сармат смерил его долгим взглядом. – Почти прав. Ураниум-Сити ещё ничего не знает. Надо сообщить…

Он выдвинул «усы» неведомого прибора на руке и прикоснулся ими к пульту – в этом месте были небольшие отверстия, окружённые странными узорами, и как раз под «усы» они и подошли. Внутри щита что-то пискнуло, тихо засвистело, и сармат быстро нажал пару десятков кнопок. Ряд незнакомых значков прополз по одному из экранов – и пропал, а на большом вдруг разгорелись с тройной яркостью огни на мачтах – и Фрисс увидел два мощных луча, с вершин мачт устремившихся на Запад. Лучи медленно погасли, и Гедимин спрятал и «усы», и прибор.

- Удивятся же там сарматы! А здесь-то как удивятся… - присвистнул Речник. – А остальные альнкиты запустишь?

Гедимин отошёл от пульта, устроился в кресле и залпом выпил из контейнера почти всю Би-плазму, даже пряностями её не посыпав. Речник увидел усталость в его глазах. Но всё-таки он ответил:

- Вот наберётся хотя бы по десять сарматов на каждый альнкит – тогда и начну запускать. А это небыстро. До зимы хоть бы проверить их все, пять тысяч лет без присмотра – не шутки…

- А сколько всего сарматов ты возьмёшь на станцию? И откуда ты их возьмёшь? Создашь, как вы создаёте? – заинтересовался Фрисс. Он как-то не думал, что Гедимин с кем-то согласится делить станцию…

- Четыре тысячи, может, больше. Много перенаселённых станций – те же ваши «Флан» и «Скорпион», да и «Эджин», и у нас в Ураниуме много лишнего народу. Весной начну собирать… это годы и годы, Фриссгейн, - сармат погасил все экраны щита и тяжело поднялся с кресла. – А создавать негде. Слишком умные крысы разломали все автоклавы, боялись, что сарматы в них самозародятся. Опять же надо чинить… Фриссгейн, как твоя мутагенная мазь – помогла хоть немного?

- Это воинский бальзам, и он очень полезный, - мирно ответил Фрисс. – Ещё два дня, и всё затянется. Гедимин, ты теперь командир станции – а где положено спать командиру станции? Никогда не был там, где вы живёте, а не работаете…

- И ни к чему тебе там быть, - отозвался Гедимин, укладываясь на пол. – Командир станции спит там, где он нужен. А в жилых корпусах сейчас свалка из крысиного барахла и радиоактивная пыль, крысами же притащенная. Спи тут, знорк, хоть не засветишься…

За ночь «Идис» несколько раз заглянула в сны Фрисса – осторожно и ненадолго, и ничего не сказала ему. Он даже рад был, что станция общается с Гедимином, а не с ним. Кажется, они друг друга понимают. Вот пусть ему она и снится!

Видимо, ночью сармат и станция обсудили многое: Фрисс ещё не успел проснуться, а Гедимин уже нашёл по указаниям «Идис» один из немногих уцелевших скафандров. Почти все они были испепелены вместе с чудищем, в которое превратились сарматы… Эа-мутация очень заразна, станция хотела обезопасить тех, кто её, возможно, найдёт, от этой чудовищной болезни. Сохранилось всего несколько защитных костюмов, запрятанных в тайники.

Этот скафандр был окрашен в цвета станции – тёмно-синий, с оранжевой надписью на спине, причём надпись была тлакантская. Сарматы Исгельта не знали Шулани, тогда этой письменности просто не было. Фрисс немного надеялся, что удастся восстановить скафандр «Флана», но крысы изодрали его в клочки, оставалось только сжечь.

- Спасибо, Гедимин, теперь я смогу приходить к тебе на станцию, - сказал Фрисс, забравшись в новую защиту. – Разрешаешь? Не пристрелишь меня на пороге, как крысу?

- Фриссгейн, я действительно такой отморозок, каким ты меня рисуешь? – сармат даже обиделся. – «Идис» будет защищать тебя, как меня, везде, куда дотянется. А я тебе всегда рад. Приходи. Будем запускать альнкиты без помощи техники и находить в канализации залежи урана и тория. Или ещё что-нибудь сотворим.

- Конечно, сотворим. Ещё и не такое! Гедимин, а если ещё что-то потерялось пять тысяч лет назад, и весь ваш народ не может это найти, зови меня – такие приключения нельзя пропускать! – обрадовался приглашению Фрисс.

И всё-таки что-то тревожило Речника – теперь, когда призраки Старого Города отступили, а изыскания Гедимина успешно завершились, он вспомнил о летящем времени и о войне, так и не завершённой до его отбытия в Город. Что там творится, в Энергине, в Замке, в Фейре, на Истоках Канумяэ? Фрисс заторопился домой, на Реку, в мир живых…

У Гедимина тоже были дела, в которых Речник уже не мог ему помочь. Огромная сложнейшая махина – полностью в его власти, и соскучившийся за века дух-хранитель, и горы крысиных трофеев и запасов – кто знает, какой опасности и ценности?

- Хранитель за меня дезактивацию не проведёт, - вздохнул Гедимин и снова повесил сфалт на плечо. – Пойдём в убежище! Заберёшь свои вещи, а я заберу свои и провожу тебя до стены.

Речник с радостью согласился, и они снова вышли на улицу Старого Города – последний раз в этом году. Серые тучи висели над руинами, их клочки цеплялись за высокие башни и трубу станции, холодный ветер свистел в провалах окон, а ирренций еле заметно мерцал в тёмных закоулках.

- Твоя станция этот город очень украсила, - заметил Речник. Больше ни к чему было тихо говорить и прижиматься к стенам, прятаться и убегать. Никто в этом городе не мог причинить им вред. Они прошли по Восточной улице, и по Сарматской (кто знает, может, стараниями «Идис» она снова оправдает своё название?), и мимо загадочного здания, отмеченного «Энергией Атома» (как Фрисс жалел, что излучение там слишком сильно, а его скафандр недостаточно надёжен!), между притихшим космодромом и селением Фойстов… На Площади Победы одинокий Фойст, обезумевший то ли от жажды крови, то ли от страха, напал на Фрисса – и рассыпался пеплом, сожжённый невидимыми лучами «Идис». Речник даже не успел достать обломки мечей.

Когда пришло время сворачивать в переулки, Фрисс остановился и долго смотрел на мёртвые дома. Улица Брайана Вольта, славного исследователя миров и народностей – для людей, первооткрывателя ирренция – для сарматов… Речник уже немного к ней привык.

И укрытие, столько дней спасавшее от крысиных зубов, когтей Фойстов и смертоносных лучей… Фрисс подобрал потрёпанный спальный кокон – пользоваться им уже нельзя было, слишком долго он лежал в мёртвом городе, даже самое «чистое» место которого не свободно от сияющей пыли. Его пришлось сжечь. Снова Речник вымок в резко пахнущих растворах (большую их часть Гедимин собрал – они ещё нужны были ему, чтобы отмывать станцию) и там же прополоскал травяные оплётки – в них предстояло возвращаться. «Чтобы весь ирренций этого города остался здесь,» - так сказал Гедимин, оглядывающий убежище с некоторой тоской.

- И уходить не хочется, - вздохнул Речник, устраиваясь на рилкаровой плите, под которой давно не было Би-плазмы и полусобранных сарматских украшений. – Наверное, даже по этой слизи без вкуса и запаха буду скучать!