Записки мертвеца - Георгий Апальков

— Да, — соврал я.

— А штукой этой управлять?

— Справлюсь как-нибудь. Я всё надеюсь, что она вообще не понадобится. Но если понадобится — придумаю что-нибудь, куда деваться.

— Ну добро. Где-то на глаза книжка с инструкцией попадалась: как там их собирать, как заправлять, как летать… А вообще нормальная идея, если разобраться. Голова!

— Это Лёха придумал всё.

— Всё равно — голова! Ладно, тогда как поступаем? Фронт работ вам обоим очерчивать не буду: без надобности. Выдам тебе, Костя, штуку эту, погрузим в тачку, раз, говоришь, она у тебя есть… Далеко, кстати?

— Тут рядом, на трассе оставили.

— Далековато, стало быть. Ну ничего, донесём как-нибудь: даст бог — пронесёт, на тварей не напоремся по пути. А ты, Лёха, тогда тут оставайся пока за главного. Заодно с ребятами познакомишься как следует. Следи главное, чтоб не шумели, не безобразничали сильно, и чтоб по зданию не шатались. Справишься?

— Справлюсь, товарищ майор. Вы это… Спасибо, что решили так.

— Тебе спасибо, что остаться решил. Пошли, Костя. Посмотришь на приобретение своё. Видел такие штуки хоть раз?

— Нет, — ответил я. И то была чистая правда.

Мы прошли через весь комплекс и поднялись на пару этажей, прежде чем оказались у нужной двери. Потом майор ещё долго искал нужный ключ в своей увесистой связке. Несмотря на то, как медленно всё происходило, мне казалось, что события развиваются слишком стремительно. Я только-только проснулся, и вот уже, кажется, через несколько мгновений снова отправлюсь в путь. Снова — совсем один. Мне этого не хотелось. Мне хотелось оказаться у Иры по волшебству, по щелчку чьих-нибудь волшебных пальцев. Чтобы жизнь моя была фильмом, режиссёр которого ненавидит экшн-сцены; чтобы сейчас на экране появился титр: «Некоторое время спустя», — за которым последовала бы смена локации, и хоп! И я уже на месте, а весь ужас дороги — он остался где-то там, за кадром, к всеобщему недоумению зрителей. Но увы, жизнь моя — это не фильм. Моя жизнь — книга: кипа дневниковых записей, которые я сам же и веду теперь, когда всё самое страшное либо уже позади, либо ещё впереди. И я бы с удовольствием пропустил всё то, что последует дальше. Но что тогда останется здесь от моей жизни? И на кой чёрт мне тогда будет весь этот здоровенный талмуд, который я твёрдо решил носить с собой до самого конца своего земного пути?

— Готово, — сказал майор, отворив, наконец, дверь, — Я бы предложил тебе походить, повыбирать аппарат, но раз ты с такими хреновинами не сталкивался, то для тебя они все одинаковы. Заходи в общем. Там есть подсобка. В подсобке — полка книжная. Там наверняка какое-нибудь руководство по эксплуатации найдёшь. Короче, осмотрись тут. Как закончишь — спускайся, зови. Сильно не расслабляйся только: до обеда время тебе, если хочешь сегодня ехать. После обеда, как братву на сон-час отправлю, пойдём загружаться.

— Да мы и с Лёхой до машины бы дотащили эту штуку, товарищ майор.

— Дотащили бы… Со мной дотащишь. Давай, занимайся тут.

Тогда я не обратил внимание на недоверие майора, выражавшееся в желании самому проводить меня до тачки, а не отпускать нас вдвоём с Лёхой. Если бы у нас с Лёхой и впрямь был какой-то хитрый план по поводу того, как бы нам улизнуть отсюда, оставив майора с боксёром в дураках, то его усмешка на фразе: «Со мной дотащишь», — точно бросилась бы мне в глаза. Но я был чист и не имел за душой никаких хитрых планов. Как, впрочем, и Лёха, искренне желавший остаться в спорткомплексе, видя теперь в этом смысл своего дальнейшего существования.

Майор оставил меня, и я взялся за дело. С книжной полки в подсобке я взял случайную папку с многостраничным руководством к случайному парамотору и бегло просмотрел её. Написано руководство было на моём родном языке, но смысл каждого предложения был сокрыт от меня валом специальных терминов и обозначений, которых я не понимал. Это были иероглифы. Я вдруг осознал, что собираюсь в один момент, с первой попытки взлететь и сесть на том, чем люди учатся управлять годами. Ну, если и не годами, то хотя бы месяцами — от того не легче. И как я собираюсь это сделать! Если идти в точности по Лёхиному плану, я должен буду стартовать с высоты многоэтажки и сесть точнёхонько на крышу Ириного дома, не сломав себе при этом ни ног, ни рук или вовсе не рухнув вниз и не разбившись к чертям собачьим! Неужели это и есть мой план? От этих мыслей руки мои опускались, всей тяжестью на душу обрушивалась непреодолимость обстоятельств вкупе с фантасмагоричностью и невыполнимостью всего того, что я собираюсь предпринять для их преодоления. Ещё тоскливее сделалось от внимательного рассмотрения аппарата и осознания его размеров. Он же огромен! Как он войдёт в тот белый седан, на котором мы с Лёхой приехали сюда?

Так прошло несколько долгих и бесполезных часов.

— Тук-тук. Ну чё, ты как? Ого! Ничё себе их тут! Вот это я понимаю: не зря приехали! — оживлённо и на одном дыхании проговорил Лёха, войдя в помещение и застав в нём меня, сжимающего в руках толстенную инструкцию, свёрнутую трубочкой, и бродящего туда-сюда от машины к машине, не зная, с какого конца к ним подходить. Наверное, в тот момент я был похож на мартышку, которую вытащили из вольера в зоопарке, усадили за штурвал самолёта и небрежно, как бы невзначай сказали ей: «Так, ну чё, взлетаем?»

— Ага, — только и смог ответить я.

— Чё грустный такой?

— Ты как вообще здесь?

— Да майор отправил. Говорит, иди, чё-то кореш твой там застрял. Позвать тебя ещё просил: обед скоро.

— Уже?!

— Уже, уже. Ты чё такой, говорю?

— Какой?

— Понурый какой-то, не знаю. Чё ты? Всё ж офигенно складывается. Полетишь к своей девчонке на крыльях ночи! Или ты переживаешь, что тачку водить не умеешь? Так я тоже не умею! Разберёшься, там несложно: газ-тормоз, да и всё. Не ядерный реактор запускать.

— Да я… не знаю я. Не знаю!

Я сел на первый подвернувшийся стул и почувствовал, что мышцы в моих ногах и руках будто бы превратились в бесполезный дым, которым надуто моё полое тело, утянутое кожей. То же было и с головой. Трудно описать в нескольких словах, что действительно на меня тогда нашло. Я будто бы всем телом и всем разумом ощутил и осознал собственную бесполезность, беспомощность и бестолковость. Будто бы всю жизнь я