Мама поневоле - Слава Доронина

впились в мой рот. Мое тело моментально отозвалось на такую простую ласку, а низ живота охватило огнем. 

– Я и не предполагал, что приручить тебя окажется такой нелёгкой задачей… – прервался он на мгновение, чтобы сказать мне эти слова.

Он снова меня поцеловал, и этот поцелуй длился бесконечно. Я медленно таяла в жарком огне, который разгорался из самого сердца, и не в силах была пошевелиться. От Глеба так волнующе пахло, а движения его рук и ласки метили прямо в цель. Теплые губы оставили на шее влажную отметину, и из моего рта вырвался глухой стон наслаждения.

– У нас самолет через час… – прошептала я сбивчивым голосом, отстраняясь от него, желая совершенно другого. 

Прикосновения Глеба вызывали калейдоскоп разных приятных чувств. Как никогда, я была близка к тому, чтобы позвонить Марии Гавриловне и сказать, что задержусь в Москве еще на день. Или на два.

– Насчет моего переезда с детьми… Для Макса будет лучше, если не будет никаких резких перемен. Я не могу думать только об одном ребенке, потому что их у меня два. Не могу руководствоваться только своими интересами и желаниями, поэтому прошу у тебя время, чтобы подумать обо всем, в частности, над тем, как ему все объяснить. Для меня это очень серьезный шаг...

– У нас все получится, я не привык отступать на полпути.

Глеб чуть заметно улыбнулся и расслабленно откинулся на спинку сиденья, рассматривая мое лицо.

– И Мария Гавриловна...

– Ручаюсь, что этот божий одуванчик отлично впишется в богадельню матери.

Да, он точно выразился. В доме Ирины Геннадьевны и впрямь царило спокойствие и уют. Нашей бабушке там обязательно понравится, но… готова ли она будет к таким переменам?

– Это похоже на безумство. Я боюсь, что совершаю ужасную ошибку…

Глеб протянул руку и провел пальцем по моей щеке.

– Еще большую ошибку ты допустишь, если оттолкнешь меня и не позволишь войти в свою жизнь. Я – отец Нади и никогда не откажусь от своего ребенка. Как и от своей женщины, – категоричным тоном заявил Глеб.

– Ты сейчас меня имеешь в виду?

– Здесь находится еще женщина, которой бы я мог в этом признаться?

– Ты оказывается… романтик? – просияла я и расплылась в счастливой улыбке.

– Нет, но иногда пытаюсь им быть. Буду оттачивать на тебе своё мастерство, ты не против?

Я покачала головой и потянулась к нему. Крепко обняла и впервые за долгое время ощутила себя спокойной и умиротворенной. Еще буквально несколько часов назад я боялась доверять этому человеку, а теперь не понимала, как могла в нем сомневаться.

– И тем не менее мне нужно время, – тихо проговорила я. – Вся информация... ее так много, и она больно бьет по сердцу. Мне нужно уложить это все внутри. Сейчас там царит полный хаос.

– Я тебя не тороплю. У меня есть дела в Москве. Ты ведь ничего не имеешь против моего отъезда на несколько дней? – спросил Глеб.

– Я не против. Ты всегда планируешь теперь советоваться со мной?

Я удивленно на него посмотрела. Он взял меня за подбородок, приподнял голову и заглянул в глаза.

– Во всем, – послышался его низкий голос.

Я вдруг отчетливо поняла, что меня так привлекало в Глебе – от него веяло такой мужской силой, что у меня перехватывало дыхание, а пальцы на ногах поджимались, особенно, когда он так на меня смотрел. Мужчина с самого начала знал обо мне и моей жизни, если не все, то очень много. Наша встреча в клубе и та горячая, страстная ночь стали катализатором к действиям с его стороны. До сегодняшнего дня я полагала, что мы с Глебом всегда будем находиться в разной системе координат, а теперь понимала, что точек соприкосновения было значительно больше, нежели общий ребенок и взаимное влечение.

38. Глеб 

Прошла почти неделя с того дня, как Ксения попросила дать ей немного времени, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства относительно всего, что увидела и узнала в доме моей матери. Она пообещала позвонить мне сама, и я пошёл ей навстречу, предоставив такую возможность. Но только не затянулось ли ее молчание и одиночество? На протяжении этих дней каждое утро начиналось со звонка Павлу, который приглядывал за Ксенией и детьми в Питере. Нет, Ксении и детям ничего не угрожало и даже мне, но так было спокойнее на душе знать хотя бы от совершенно постороннего человека, что у нее все в порядке. 

Я вернулся в Москву следующим же вечером после нашего разговора и погрузился в работу и отчеты. Цифры и рутина частично отвлекали от желания взять телефон в руки и набрать девушку самому. В этой ситуации я предоставил ей право выбора, потому что Ксения, на мой взгляд, действительно нуждалась во времени, чтобы понять серьезность моих намерений. Глубину моих чувств она тоже оценит, но несколько позже. Меня мучил всего один вопрос: как много ей понадобится времени? Не уверен, что выдержу больше недели, максимум, десяти дней ее молчания. 

Отложив бумаги в сторону, я вышел из-за стола и подошёл к окну всматриваясь в длинный поток машин, который виднелся внизу. Зима в этом году была очень красивая, сейчас бы взять детей, Ксюшу и мчаться за город, чтобы покататься на санках и лошадях. Я обязательно так и сделаю через несколько дней, когда разберусь с делами. Я очень соскучился по Наде и даже по колючему Максу. Меня тянуло к Ксюше и детям, как магнитом. Мысленно я стирал все границы и барьеры, какие выстроила девушка в своей голове, брал ее в охапку вместе с детьми и тащил в свой дом. 

Незадолго до смерти Карины я чувствовал себя примерно так же: вставал по утрам с улыбкой на лице, потому что в моей жизни появилось нечто важное, ради чего хотелось свернуть горы. Я прекрасно понимал все страхи Ксении, только в отличие от нее жил всегда по другим принципам и понятиям. Смотрел на