Королева мафии - Маргарет Макхейзер

в грязи, но торговля людьми — мой жесткий предел. Мы с отцом договорились, когда я стала его заместителем, что никогда не переступим эту черту. Детское порно и торговля людьми — вот наши пределы. А сейчас Примо руководит собственным бизнесом с тем, против чего мы выступаем.

— Ты в порядке, босс? — спрашивает Дарио, когда мы направляемся к дому.

— Да, — огрызаюсь я.

Остаток пути проходит в полной тишине. Как только оказываюсь дома, направляюсь в винный погреб, беру бутылку виски и иду в свой кабинет. Елена сидит за обеденным столом. Она видит меня, и ее глаза расширяются от страха.

— Извините, — бормочет она, вставая.

— Останься. — Я жестикулирую простым движением руки. Елена переводит взгляд на тарелку перед собой. — Голодна? — Я делаю глоток из бутылки. Ее тело напрягается, плечи выгибаются вперед. — У тебя все хорошо?

— Да, мэм… ах, Фрэнки, — быстро поправляет она. — Вы были очень добры ко мне. Спасибо.

Я едва успела сказать девушке пять слов.

— Тебе что-нибудь нужно? — Она качает головой. — Если понадобится, дай знать мне или Роуму. Мы позаботимся о том, чтобы у тебя все было.

— Спасибо, — отвечает она испуганным голосом.

Я оставляю ее перекусить и направляюсь в свой кабинет. Включаю свет, подхожу к своему столу, где опускаюсь в кресло и открываю виски. Я делаю еще один большой глоток, откидывая голову на спинку кресла.

— Мне бы не помешала помощь, папа.

Я выпрямляюсь, делаю еще один долгий глоток, после чего с грохотом ставлю бутылку на стол. Дверь открывается, и входит Миллер.

— Что?

Его взгляд переходит на бутылку, затем снова на меня.

— Ты в порядке?

Я хватаю бутылку и подношу ее к губам.

— Превосходно, — говорю с сарказмом, а затем делаю еще один глоток.

— Поставь бутылку, Фрэнки.

Я опускаю ее и наклоняю голову в сторону.

— Что, блять, ты мне сказал?

Поднимаю бутылку и подношу ее к губам. Он подходит к столу, протягивая руку, чтобы я отдала бутылку.

— Дай мне ее.

— Ты хоть представляешь, что я могу с тобой сделать?

— Дай мне бутылку, Фрэнки.

Он протягивает руку ближе.

— Я могу разбить эту бутылку и забить тебя до смерти. Ты этого хочешь?

Миллер настаивает на своем, пожимая плечами.

— Тогда сделай это. — Он опускает руку и выпрямляется во весь рост. — Ты меня не запугаешь.

Я вскакиваю на ноги и вступаю с ним в схватку, раздраженно выдыхая: — Конечно, нет.

Миллер не оставляет это без внимания.

— Отдай мне эту чертову бутылку.

— Зачем? — Я держу бутылку за горлышко, готовая разбить о его голову, если он попытается ее забрать.

— Потому что это не решит твои проблемы. Скорее, наоборот, усугубит.

Мы так близко, что я чувствую тепло его тела. Миллер высок, крепко сложен и мог бы легко одолеть меня. Но на моей стороне безжалостность, и я легко могу убить его.

— Зачем ты это делаешь?

— Потому что у тебя сейчас не все в порядке с головой, и ты можешь сделать что-то, о чем потом пожалеешь.

Я поджимаю губы и качаю головой.

— Я никогда не жалела ни об одном своем поступке.

Он хватает бутылку и забирает ее у меня.

— Но ты можешь пожалеть об этом.

Я выхватываю бутылку из его рук, поворачиваюсь и швыряю ее в стену.

— Ты даже не представляешь, что творится у меня в голове, — кричу я. Он просто стоит, принимая мой гнев. Я бью его по лицу с такой силой, что у меня болит рука. — Сопротивляйся! — Я снова даю ему пощечину, и моя рука раскаляется от боли. — Борись со мной, чертова киска. — На его лбу образуются глубокие морщины. — Ударь меня, блядь, ударь меня!

Мне нужно это, мне нужна боль. Ублюдок делает шаг вперед и заключает меня в объятия.

— Нет! Нет! Пошел ты!

Я давлю на него, чтобы он отпустил меня, но его руки крепко обхватывают мое тело, прижимая к себе.

— Я, блядь, ненавижу тебя.

— Нет, не ненавидишь, — шепчет он и целует меня в макушку.

Что-то проходит через меня. Я так хочу сделать Миллеру больно. Но также знаю, что если сделаю это, то буду ненавидеть себя. Слезы наполняют мои глаза, и я трясу головой, чтобы прогнать это чувство. Я чертов босс, а боссы не плачут.

— Отпусти меня, — говорю сквозь стиснутые зубы. Миллер еще сильнее прижимает к себе. Но я сопротивляюсь. — Я ненавижу тебя.

Он наклоняется и шепчет: — Хватит, — его тон суров и требователен. Мои плечи расслабляются, и я выдыхаю. — А теперь будь хорошей девочкой и тащи свою задницу наверх в душ.

Завеса спокойствия борется с моим суматошным разумом.

— Нет, — говорю я, хотя моя решимость быстро ослабевает.

Он шлепает меня по попке, и всплеск возбуждения захлестывает мое отчаяние.

— А теперь будь той хорошей девочкой, которой, я знаю, ты можешь быть. — Миллер отступает на шаг и складывает руки перед собой. Его поза изменилась, стала бескомпромиссной. — В душ, сейчас же.

Я сглатываю комок в горле и смотрю на разбитую бутылку. Отвожу плечи назад и вальсирую мимо него.

— Я делаю это для себя, а не для тебя, — уверенно говорю я.

Он шлепает меня по заднице с такой силой, что я подскакиваю вперед.

— Сейчас.

У меня пересыхает во рту, когда адреналин захлестывает мое тело. Но я держу себя в руках и медленно иду в свою комнату, хотя разум говорит мне бежать. Бежать так, будто от этого зависит моя жизнь.

Я убираю волосы в пучок, прежде чем раздеться и зайти в душ. Все время смотрю на дверь, надеясь увидеть Миллера, но его нет.

Быстро принимаю душ и, выйдя, оборачиваю тело полотенцем. Когда снова вхожу в спальню, Миллер стоит у кровати. Господи, у меня сердце подпрыгивает, когда вижу, что