Джерри-островитянин. Майкл, брат Джерри - Джек Лондон

Иногда, когда мимо шхуны проплывали стада китов, Нишиканта приходил в восторг, если ему удавалось ранить кого-либо из них. Его пули, достигая компании левиафанов[46], поражали их, как удары бичей, причем каждый из них — подобно жеребенку, невзначай получившему удар хлыста, — подскакивал в воздухе или, взмахнув хвостом, нырял и бешено мчался прочь, вздымая облака пены.

Бывший моряк только печально покачивал головой, а Доутри, возмущенный этим бесцельным мучительством невинных животных, выражал ему свое сочувствие, принося для успокоения новую, дорогую — три штуки на доллар — сигару. Гримшоу презрительно кривил губы и бормотал: «Этакая гадина! Ни один человек, у которого сохранилось хоть что-нибудь человеческое, не стал бы мучить эти безобидные создания. Он из тех, кто если вас не взлюбит, либо если вы осмелитесь критиковать его, способен пристукнуть вашу собаку… или подсыпать ей яду. В доброе старое время мы таких ребят просто вздергивали, чтобы очистить и оздоровить воздух».

Но капитан Доун запротестовал самым решительным образом.

— Послушайте, Нишиканта, — сказал он, побледнев, с дрожащими от злости губами. — Это — гадость, и ничего, кроме гадости, из этого не получится. Я знаю, что говорю. Вы не имеете права рисковать нашей жизнью из-за вашей игры. Лоцманское судно «Анни-Майн» было потоплено китом как раз у Золотых Ворот. Я еще мальчишкой, младшим помощником на бриге «Бернкасль», отстаивал у Хакодате двойные вахты, потому что на нас налетел кит. Разве прекрасно оснащенное китобойное судно «Эссекс» не утонуло у западных берегов Южной Америки, за двенадцать тысяч миль от ближайшего берега, и все это только потому, что крупный кит вдребезги разбил все судно.

Симон Нишиканта, на которого «накатило семь чертей», не удостаивал капитана ответом и продолжал посылать пули вдогонку последнему киту, не успевшему скрыться из его поля зрения.

— Я помню эту историю с «Эссексом», — обратился Бывший моряк к Доутри. — Судно было потоплено китом и его детенышем. Оно было нагружено на две трети и пошло ко дну меньше чем за час. Одна из шлюпок пропала бесследно.

— Но попала ли одна из шлюпок на Гавайские острова, сэр? — почтительно спросил Доутри. — Тридцать лет назад в Гонолулу я как-то встретил одного парня, который уверял, что служил гарпунщиком на китобойном судне, которое было потоплено китом у берегов Южной Америки. Я тогда в первый и последний раз слышал о нем, пока вы не заговорили об этом. Это было, вероятно, то же самое судно, не правда ли?

— Вероятно, разве что два разных китобойных судна были потоплены китами у западных берегов, — ответил Бывший моряк. — Но гибель «Эссекса» совершенно достоверна, это исторический факт. Очень возможно, баталер, что человек, которого вы встретили, был именно с «Эссекса».

Глава XIII

Капитан Доун напряженно работал, наблюдая кривую, описываемую Солнцем, стараясь определить с помощью бесконечных уравнений аберрацию, вызванную движением Земли по громадной ее орбите, и вычерчивая бесконечные таблицы, пока голова у него не шла кругом.

Симон Нишиканта открыто издевался над несостоятельностью его науки и продолжал малевать акварели, когда бывал спокоен, и стрелять в морских животных и птиц, когда в нем начинали бушевать страсти и рождалось разочарование от ненависти к морю, скрывающему Львиную Голову — остров сокровищ Бывшего моряка.

— Я докажу вам, что я совсем не скряга, — заявил Симон Нишиканта в один прекрасный день, хорошенько прожарившись на мачте в течение пяти часов. — Капитан Доун, на какую сумму должны были мы, по-вашему, купить хронометров в Сан-Франциско, — хороших, конечно, подержанных хронометров?

— Скажем, долларов на сто, — ответил капитан.

— Прекрасно. Я не просто так говорю. Этот расход должен был лечь на нас троих. Я беру на себя всю сумму. Скажите матросам, что я, Симон Нишиканта, заплачу сто долларов золотом тому, кто первый из них увидит землю на широте и долготе, указанной мистером Гринлифом.

Но карабкавшимся по мачтам матросам суждено было разочароваться, ибо всего лишь два дня пришлось им наблюдать за океаном в надежде на хорошую награду. Виноват оказался не только Доутри, несмотря на то, что одного его желания было совершенно достаточно, чтобы отнять у них все шансы на получение долларов.

Находясь как-то внизу в трюме, он вздумал пересчитать ящики с пивом. Сосчитав, он усомнился в правильности своего счета, зажег еще несколько спичек, пересчитал снова и затем тщетно обыскал все помещение, в надежде найти сложенные где-нибудь в другом месте ящики.

Доутри уселся прямо под трапом и на целый час погрузился в размышления. Конечно, это дело рук ростовщика, того самого, который был согласен снабдить «Мэри Тернер» двумя хронометрами, но упорно отказывался от трех и сам согласился на условия, по которым баталеру полагалось в день шесть кварт пива. Для верности он еще раз пересчитал ящики. Их было всего три. Поскольку в каждом из них было две дюжины кварт, а его ежедневная порция состояла из полудюжины, то было совершенно ясно, что наличный запас пива иссякнет через двенадцать дней. Между тем за двенадцать дней еле-еле можно было добраться до какого-нибудь порта, где запас пива мог быть обновлен.

Раз решившись на что-нибудь, баталер уже не терял времени. Часы показывали без четверти двенадцать, когда он вылез из трюма, спустил трап и поспешил накрыть на стол. Во время обеда он обносил кушанья, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вывернуть миску горохового супа на голову Симона Нишиканты. Его удерживало только сознание, что созревший в его голове план мести будет приведен в исполнение еще сегодня — внизу, в трюме, там, где хранятся бочки с пресной водой.

Около трех, когда предполагалось, что Бывший моряк дремлет у себя в каюте, а капитан Доун, Гримшоу и половина вахты взобрались на мачты, стараясь вызвать из сапфировых вод вожделенный риф Львиной Головы, Дэг Доутри спустил трап из люка в трюм. Здесь длинными рядами стояли на подпорках бочки с пресной водой.

Из-за пазухи Доутри вынул нужный ему инструмент и, опустившись на колени, принялся долбить дно первой бочки, пока вода не хлынула на пол и не полилась вниз по желобку в подводную часть судна. Он быстро работал, переходя от бочки к бочке, и дошел до конца ряда, погруженного в полумрак. Там он остановился, прислушиваясь к журчанию воды, стекающей бесчисленными ручейками по желобкам вниз, обрекая экипаж на жажду и гибель. Его тонкий слух уловил подобные же звуки, доносившиеся к нему с правой стороны прохода. Внимательно вслушиваясь, он готов был поклясться, что услыхал звук железа, ударяющего о твердое дерево.

Минутой позже, он, хорошенько спрятав собственный инструмент, опустил руку на плечо человека, которого в темноте разглядеть не мог; человек этот стоял на коленях и, задыхаясь, усердно долбил дно бочки. Преступник не делал никаких попыток к бегству, и Доутри, зажигая спичку, уставился на перекошенное волнением лицо Бывшего моряка.

— Вот так штука, — пробормотал озадаченный баталер. — Какого черта вы выпускаете воду?

Нервная дрожь сотрясала все тело старика, и сердце Доутри сразу смягчилось.

— Ладно, все в порядке, — прошептал он. — Не бойтесь меня. Сколько бочек вы уже продолбили?

— В этом ряду все, — прозвучал шепот. — Вы не выдадите меня, тем… другим?

— Выдам? — мягко рассмеялся баталер. — Мне незачем говорить вам, что мы играем с вами в одну и ту же игру, хотя и не знаю, зачем вам это понадобилось. Я только что продолбил весь правый ряд. Теперь — я вам советую, сэр, — выбирайтесь-ка отсюда скорее, пока проход свободен. Все наверху, и никто вас не заметит. Я один закончу все дело; воды останется дней на двенадцать.

— Я бы хотел поговорить с вами… объяснить, в чем дело, — прошептал Бывший моряк.

— Прекрасно, сэр, вы сами понимаете, что я схожу с ума от любопытства. Я приду к вам в каюту, скажем, минут через десять, и мы с вами заварим кашу. Во всяком случае, что бы вы ни затеяли, — я с вами. Во-первых, мне с руки попасть поскорее в порт, а затем, сэр, я вас очень полюбил и чувствую к вам большое уважение. Теперь скорее выбирайтесь отсюда, а я буду у вас через десять минут.

— Я вас очень люблю, баталер, — прерывающимся голосом сказал старик.

— И я вас люблю, сэр, и намного больше, чем этих пройдох наверху. Но об этом после. Выбирайтесь скорее, а я выпущу остальную воду.

Четверть часа спустя, когда трое пройдох все еще пребывали на своих мачтах, Чарльз Стоу Гринлиф сидел у себя в каюте, потягивая свою любимую смесь, а Доутри, стоя по другую сторону стола, тянул пиво прямо из бутылки.

— Вы, может быть, не догадались, — говорил Бывший моряк, — что это мое четвертое путешествие за одним и тем же кладом.

— Вы хотите сказать?.. — спросил Доутри.