Ориан, или Пятый цвет - Поль-Луи Сулицер

Никогда еще Ориан не угрожали физической расправой. Ей случалось получать анонимные угрозы по почте или телефону, намекали на возможные неприятности бизнесмены, раздраженные ее несгибаемостью. Однако о ней много писали газеты («Хроника вас побаивается», — не раз повторял ей шеф с хитрой улыбкой), так что у нее была защита в виде средств массовой информации.

Мягкий воздух Парижа. Ориан приоткрыла окно в такси. Машина остановилась на красный свет, и она вздрогнула, увидев, что рядом затормозил мотоцикл, Мужчина в шлеме повернул голову к ней. Глаз его не было видно. Мотоциклист поднес руку к карману. Ориан почувствовала, как стынет в ее жилах кровь. В его руке оказался мобильник, которым он не успел воспользоваться: зажегся зеленый. Мотоцикл исчез во мраке. Оояан с облегчением вздохнула, но впервые в жизни почувствовала, что испугалась. Такси остановилось у книжного магазина дель Дука. Витрина была целиком заставлена новыми детективами. Заглавия кричали об убийствах, тайнах. Ориан, не задерживаясь, прошла в здание финансовой бригады, махнула рукой вахтеру и побежала по лестнице, не дожидаясь лифта. Вахтер, казалось, был доволен, что она не остановилась и не заговорила с ним. Войдя в свой кабинет, она напряглась. Все здесь говорило о Ладзано. Ее рабочий стол был повернут к окну, чтобы удобнее было следить за мотоциклистами, на столе лежали неубранные папки: она не успела спрятать их, когда он за ней приехал. Она все оставила как было, устремившись к нему. Ориан вспомнила, как бежала вниз по лестнице — тогда она чувствовала себя легкой как перышко, а сейчас превратилась в камень. «Хорошо еще, что я не носила с собой ни одной фотографии Эдди, — подумала она, — даже той, что хранилась в его досье». Правда, в какой-то момент у нее был соблазн взять ее. Осторожность помешала. Она печально поздравила себя за строгое отношение к делам. Вот только Ладзано поколебал ее уверенность в себе: втянул ее в незаконные действия — в кражу документов. Но где же они сейчас? Ни малейшего следа. Ни малейшей ниточки не вело к ним. А в этот раз она была одинокой. До ужаса одинокой.

Ожидая прихода Эдгара Пенсона, Ориан размышляла о создавшихся условиях: жизнь еще раз ударила ее. И все же она должна была признать своим трезвым умом, что ее внешняя метаморфоза, новая короткая стрижка, легкая одежда, так полюбившиеся духи, модные очки — все пошло прахом. Она чувствовала себя вдовой, не познавшей радостей жизни вдвоем, совместных планов, дальних путешествий, рождения ребенка. Супруги, которых она знала, часто жаловались на появление расчетливости; ее причиной было однообразие чередующихся дней и ночей, когда любовь остывает и иногда подавляет, душит, разочаровывает. Тем хуже, она хотела бы познать такую любовь с Эдди до конца, а теперь она была обречена лишь вечно желать этого.

Эдгар Пенсон уже добрую минуту стоял перед ней, но Ориан смотрела куда-то вдаль и не заметила присутствия репортера.

— Я застал вас с поличным во время раздумий, — любезно произнес он.

Ориан пришла в себя, улыбнулась. Журналист был бы неприятно поражен, узнав, что в данный момент Ориан меньше всего заинтересована в его профессиональных качествах; ей был нужен совет. Однажды он объяснил, чего ей не хватает, чтобы привлекать взгляды мужчин, и она была очень признательна за великодушные слова этому замкнутому человеку, от которого ничего не услышишь о его личной жизни.

— Я провела уик-энд с Ладзано. Я любила его, и мы собирались жить вместе. Они убили его на моих глазах, прямо передо мной.

Эдгар Пенсон тяжело опустился на стул. Он, который всегда знал, какой задать вопрос и когда задать, буквально онемел. Ориан потупилась. Антидепрессанты действовали отлично. Тоска ушла далеко, будто за границу, шре оставалось неподалеку, но она укрощала его. Верно одно: она не разрыдается. Ощущение было такое, словно она под допингом. Она как спортсмен, отталкивающий границу боли и обретающий силы, забывая о страдании, потому что тело его поддерживается на грани срыва, о котором еще не знает сердце. Так и Ориан вдруг почувствовала себя вне боли. Тело ее выдерживало испытание. А вот за сердце она не боялась: перестанет биться — исчезнет иллюзия жизни, так как уже двадцать четыре часа она была убеждена, что утратила главное — саму себя. Ладзано унес с собой все — любовь, надежду, желание увидеть завтрашний день.

— Ваши волосы, эти духи, платья… все это было для него? — медленно спросил журналист.

Не прерывая молчания, Ориан утвердительно кивнула.

— Вы не хотели мне рассказать… я имею в виду… позавчера?

Ориан покачала головой.

— А для чего я попросила вас прийти сегодня вечером?

Пенсон улыбнулся и достал свой блокнот.

— Нет, ничего не пишите. Кто знает? Окажись вы второй мишенью… не надо, чтобы они узнали, о чем мы говорили в этот вечер.

При других обстоятельствах журналист посмеялся бы над чрезмерной осторожностью следователя. Но сейчас обстановка была взрывная и было не до шуток. Он молча убрал блокнот, приготовился слушать. Ориан ничего не забыла, не упустила ни малейшей детали: кража документов в доме Гамбе, убежденность Ладзано в том, что Леклерк выявил гигантскую сеть коррупционеров, способную скомпрометировать усилия политиков всего мира. Описала она и дом в Гамбе. Пенсон попросил дать дополнительные штрихи к портрету так называемого Артюра. Наморщив лоб, он слушал объяснения. Когда следователь уверяла, что у Ладзано к Артюру был свой счет, но Артюр его опередил, журналист казался раздосадованным. Ориан, заметив его огорчение, сделала-паузу.

— Что-то не так?

— Да, — ответил Пенсон. — Думаю, Дюбюиссон ведет меня по ложному пути. Чем больше сведений накапливается у меня о нем, тем больше я замечаю, что у него нет размаха так называемого Артюра. Дюбюиссон — честолюбец, без сомнения, способен на удар в спину, но я плохо представляю его в роли «серийного убийцы», даже по доверенности. Слушая вас, я думал о том, что есть нечто необычное в этих убийствах, граничащее с безумием.

— Значит, вы не предполагаете, о ком идет речь?

Журналист недоуменно развел руками:

— Нет, к сожалению. Невероятно, но сказанное вами — дом в Гамбе, вечера поэзии, — все это меня не вдохновляет. Источники, из которых я черпал в политических кругах, до сих пор остаются для меня бесплодными. Напрашивается решение: идти по следу Орсони, давить на него, стараться выяснить все его финансовые делишки, его финансовые потоки, деятельность его фирм прикрытия. Если он служит подставным лицом здесь или там, он обязательно должен иметь связь со стоящими выше. И я не удивлюсь, если это вышестоящее лицо появится под именем Артюра.

Ориан, казалось, разочаровали слова репортера: не собирается ли он опустить руки? Может, испугался? Или принимает ее за сумасшедшую и не осмеливается это сказать?

— Думаю, вам следовало бы отдохнуть, — деликатно намекнул он Ориан.

Но та вдруг взорвалась неожиданным гневом с оттенком отчаяния:

— Конечно, мне надо отдохнуть, господин журналист! Но не считаете ли вы, что я могу благопристойно отдыхать после того, как три дорогих мне человека расстались с жизнью? Я должна раскрыть это дело, пока не произошло других преступлений и пока я еще жива. Если вы устали, берите отпуск и оставьте меня в покое, я буду выпутываться сама. В конце концов, я всегда шла по жизни одна, даже в самые трудные периоды, Для меня это не впервые и…

— Прошу вас, Ориан, успокойтесь, я не хотел вас обидеть, Я просто сказал: для того чтобы завтра быть в форме, сегодня вам надо отдохнуть. Хотите, я вас подвезу? Я на машине, Ктому же я подумал, что пришло время показать вам тайный выход.

Эти слова успокоили Ориан.

— Простите меня, Эдгар, я сама не знаю, что со мной… почему-то я вдруг накинулась на единственного человека, который помогает мне с самого начала этой грязной истории. Значит, вы считаете, что пришло время… показать тайный выход?

Журналист мягко произнес:

— Так мне будет спокойнее, вот и все. Пока ничто не говорит за то, что вам придется им воспользоваться. Примите это за знак доверия, а не за тревожный сигнал.

— В таком случае пойдемте.

Она поправила бумаги на столе, забрала коробочку с таблетками, выключила свет в кабинете. На втором этаже, вместо того чтобы продолжить спуск по лестнице, они вошли в туалет, находящийся в начале коридора.

— Мне очень жаль, но придется воспользоваться мужским… Я не знал, чтб когда-нибудь этот проход понадобится женщине.

Там было небольшое углубление в стене. Пенсон толкнул деревянный щит, который бесшумно повернулся.

— Вы ведете меня в чулан для метел? — несколько обеспокоенно спросила Ориан, вглядываясь в темноту.

— На первый взгляд да. Но нужно пройти восемь шагов прямо и шесть налево, и там будет другой щит, который выходит в другой мужской туалет.