Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

– И я добавлю тебе в облигациях еще… – рассуждал он дальше, хотя в душе отчего-то чувствовал себя последним мерзавцем. И оттого пытался искупить свое поведение деньгами.

Не выдержав больше, он повернул ручку и распахнул дверь, еще задержался на пару мгновений и все же оглянулся напоследок. На нижней ступеньке по-прежнему стояла Анжел – его ангел, улыбалась, посылала ему воздушные поцелуи и при этом безмолвно плакала.

Дни пролетали за днями в хлопотах и делах, и для стороннего наблюдателя казалось, что в жизни маркиза все осталось по-прежнему, но… Но Себастьян-то знал, что на самом деле для него все изменилось раз и навсегда.

Он, на пару недель презрев государственные дела, самым тщательным образом изучал архивы, внимательно перечитывал и добывал новые сведения о появлении и жизни Флоренс Пришедшей. Благо должность позволяла ему сделать это без особого труда. И чем больше он читал, чем глубже изучал все произошедшее, тем сильнее мрачнел. То, что молодежь его времени считала лишь небольшим развлечением, на самом деле оказалось чрезвычайно серьезным. Чувства, любовь… Именно эти вещи, не поддающиеся логическому объяснению, но имеющие такую неограниченную власть над каждым живущим на свете, правили всем. Именно они вершили судьбы мира, меняли облик государств, убивали сотни и воскрешали тысячи. И, казалось бы, люди, решающие все про свою жизнь, выбирающие, оценивающие… С чувствами… С чувствами они порой не могли совладать, как со стихией.

Он вспоминал, прокручивал в голове появление Аннель и так, и эдак. Пытался отыскать хоть какую-нибудь подсказку в текстах, но все было тщетно. Он нигде не встречал ситуации, даже отдаленно похожей на ту, в которой они оказались. А в душе боролись противоречивые чувства: любовь с нормами морали, желание собственника-мужчины с невозможностью претендовать на то, что уже давно принадлежит другому. И еще больше его метания усугубляло задание короля.

Его величество Даниэль Второй поручил Себастьяну весьма тайное, специфическое и оттого еще более серьезное задание. И одним из его пунктов, если можно так выразиться, была появившаяся в парке Аннель.

Чтобы не привлекать внимания шпионов соседних государств, ее не представили ко двору, она не беседовала с королем или кем-то из его советников. Если отложить собственные эмоции и заинтересованность в сторону, то все произошедшее с девушкой как нельзя лучше подходило для отвода глаз. Правда, отец с его приемом чуть все не испортил, однако последствия удалось сгладить, переключив общественное внимание на сестрицу будущего консорта и трех гвардейцев, которым было приказано вытворять что угодно, лишь бы их выходка была как можно ярче и как можно дольше обсуждалась при дворе. Положа руку на сердце и не кривя душой, если бы он действовал только в интересах короны, то девушку следовало точно так же выдать за кого-нибудь, кто отослал бы ее с глаз долой и подальше из столицы в какую-нибудь глушь. И там вдалеке продержать ее год-другой. Пусть копается себе, цветочки разводит. И когда все забудут, кто она и откуда, когда даже самые заядлые сплетники перестанут обмусоливать появление, ее следовало бы доставить к королю. Но, увы, так сделать уже не получится. Во-первых, Соувен еще более активно начал стягивать силы к границе, и провокации с его стороны участились, а во-вторых, его шпионы активизировались, и переиграть их можно было, лишь действуя на опережение. Поэтому Аннель следовало поскорее доставить в столицу, чтобы она могла побеседовать с нужными людьми. Для отвода глаз Себастьяну требовался повод, и он нашел его еще в усадьбе, заметив страсть Аннель к кулинарным изыскам. Таким нехитрым и вполне правдоподобным способом он надеялся обосновать ее появление при дворе и поводить еще какое-то время за нос Вивьен и всех прочих шпионов Германа Фоглера – советника по тайным делам его величества Людовика Седьмого, государя Соувена. А самому тем временем подобраться поближе и ухватить эту гадину за… за мягкое место, или, во всяком случае, укоротить ему руки, а то уж что-то слишком много он знает в последнее время, даже такое, что обсуждается тайком в кабинетах королевских министров и канцлеров. Было бы очень интересно выяснить, каким образом ему удается добыть информацию.

Партия была многоходовая, и если один шаг сулил проигрыш, то другой – выигрыш. А время… А что ж время?! И на нем можно неплохо сыграть!

Единственное, что хоть как-то преображало будни, избавляя их от серой безнадежности, так это обещание врачей, что отец обязательно поправится, просто ему нужно дать время для восстановления. К тому же Кларенс в особняке почти не показывался, лишь иногда появлялся почти под утро и, отоспавшись пару-тройку часов, куда-то пропадал вновь. Благо в его отсутствие Себастьян был избавлен от жгучего чувства ревности, замешенной на злости, что вспыхивала в груди каждый раз, когда он видел опухшего с перепоя кузена. А у того появились новые друзья – знатностью пониже и с весьма подпорченной репутацией. Да и весь свой лоск он подрастерял, став больше похожим на шулера-неудачника, пристрастившегося к рюмке, нежели на аристократа в двенадцатом колене.

Вивьен, не выдержав постоянных истерик и непредсказуемых перепадов настроения, окончательно указала Кларенсу на дверь. Он, конечно же, пробовал подластиться к ней, чтобы пустила его обратно, однако все попытки оказались тщетны. Теперь соувенская шпионка постоянно находилась в обществе Марвела Хольгрима, графа Стоувера. Посещала светские рауты, балы, оперу…

По правде сказать, то, что Вивьен сменила кузена в качестве любовника на главного советника его величества по торговым делам, тоже не могло не радовать. Все нынешние выходки Кларенса, его запои и дебоши не шли ни в какое сравнение с делами, которые он проворачивал, когда был с Вивьен.

Наступала студеная пора. Осень давно сдала свои позиции, и конец ноября принадлежал зиме больше, нежели осени, лишь по календарю ей властвовать оставалось еще пару дней.

В последнюю неделю Себастьян чувствовал себя до невозможности отвратительно. Нет, он не заболел, просто на душе было чрезвычайно гадко, будто бы сотня кошек скребла там разом, и ему хотелось как можно скорее куда-нибудь уехать. Однако дела по-прежнему держали его в столице. Он списывал свое состояние на тот злополучный разговор с отцом, на все случившееся и пытался как-то привести свои мысли и настроение в порядок, сделать подвластными рассудку, но, похоже, ему это плохо удавалось. Даже в кабинете у его величества, когда Себастьян отчитывался о проделанной работе, тот заметил:

– Что-то, друг мой, вы неважно выглядите. Может быть, поделитесь, что гнетет вас?

Просьба короля равносильна приказу, и волей-неволей Себастьян вынужден был ответить, хотя, конечно же, не всю правду.

– Здоровье отца и возмутительное поведение кузена печалят меня, – склонив голову, с тяжелым вздохом сказал он. – Кларенс безответственно, совершенно не заботясь о своей чести и достоинстве, ведет себя. Это подтачивает здоровье отца и…

– Полно! – отмахнулся король. – Я не стану приказывать разбираться с трастовым фондом и даже запрещу предпринимать что-либо по отношению к вашему кузену. Хотя, на мой взгляд, следовало бы высечь его, как непослушных детей секут розгами. Если бы не советник соувенского короля, наверное, я бы повелел сделать это, но да ладно… Лучше скажите, что с пороховыми домами?

– Граф Пенсери и баронет Теркони сделали почти все. В Глоссеншире, Истерсе и Дорбиле дома готовы к пуску. Остались лишь минимально необходимые приготовления.

– А чертежи?

– Механики давно разобрались, почему первые образцы не работали так, как нужно. Они уже выпустили пробную партию, которая успешно прошла проверку в пятом гренадерском полку. Офицеры отчитались о невиданной ими доселе мощи и скорострельности данного оружия, о его высокой поражающей способности. И первый и второй… кхгм, образцы оказались весьма и весьма… впечатляющи. Единственное, что отметили негативного, – всех солдат, что будут пользоваться новым оружием, придется переучивать. Новое оружие приходится по-иному заряжать – с казенной части, прицеливаться, да и многие по привычке, несмотря на малый вес, пытаются образец номер два поставить на сошку… Но думаю, это поправимо. Вся наша затея – это необычайный прорыв…

– Который обошелся короне чрезвычайно дорого – одни только плавильни еще при жизни отца нам чего стоили?! – перебил король воодушевившегося собственной речью Себастьяна. – С другой стороны, мы не могли больше затягивать! Теоретически еще наш отец мог все сделать, но тогда бы нас смели объединившиеся Андор, Мулор и Соувен, а мы, истощенные промышленной гонкой, даже пикнуть бы не смогли. Но сейчас, полвека спустя… Мы даже начинаем радоваться, что в Андоре, да простит нас Господь, затяжная засуха и голодные крестьянские бунты. А в Мулоре железной рукой из-за спины внука правит тетка Гвендолин – чтоб она еще десяток-другой пожила. Так что сейчас самое время. Правда, министры еще бы не затевали очередную возню с законодательством и не испортили… Ну да ладно, тогда мы найдем, чем их успокоить и занять еще на какое-то время.