Переплетение - Алексей Поселенов

class="p1">— Это как же? Так, а… — и она, покраснев, опустила глаза. Потом сказала чуть слышно: — Я не знаю.

— Гм, — хмыкнул заведующий, — вот то-то и оно. Продавец ведь должен уметь не только складывать да отнимать цифры всякие, надо же ещё уметь взвесить товар, да посчитать его правильно. А ты — «заместо Зинки меня берите»…

Евдокия стояла на месте и боялась пошевелиться. Как так? Ей даже в голову не пришло, что ведь и, правда, надо же ещё и по весу цену уметь посчитать. Ведь товар-то разный бывает, не только фасованный, и на вес отмерять приходится.

Она повернулась и молча побрела в подсобку на ставших вдруг непослушными ногах. «Вот дура-то, вот дура! В продавщицы собралась, ой, стыдобушка-то», — думала она, стягивая с себя на ходу халат.

— Ты куда? — крикнул вслед ей завмаг.

Евдокия остановилась и выдавила из себя:

— Домой пойду. Вы это, Прохор Лукич, извините меня, что я… вас…

— Иди сюда быстро! — вдруг сердито прикрикнул он на неё.

Евдокия подняла глаза, в которых стояли слезы:

— Зачем? — её нижняя губа начала подергиваться.

— Затем… Учить тебя буду как весовой товар считать, вот зачем, — заведующий пододвинул к себе счёты и снова посмотрел на Евдокию. — Ну чего встала как вкопанная? Хочешь заместо Вахрушевой работать или нет? Если хочешь, так слушай.

У Евдокии перехватило дыхание. Она быстро вытерла мокрые глаза рукавом халата, проглотила вставший в горле комок и мигом подскочила к Прохору Лукичу:

— Я хочу… Прохор Лукич, вы говорите, я это… я сейчас всё пойму, вы говорите только…

И заведующий стал объяснять, а Евдокия, как и в предыдущий раз, снова стояла рядом, слушала его и боялась пропустить хоть слово.

— Поняла? — спросил её завмаг, закончив.

— Кажись, поняла, Прохор Лукич, — выдохнула Евдокия и боязливо глянула на своего экзаменатора. — Только мне бы попробовать на бумажках каких с недельку хотя бы, а то сразу вдруг чего не так пойдет.

Вместо ответа заведующий строго глянул на неё и сказал:

— Завтра придешь к девяти часам. Утра, конечно, а не вечера, понятно?

— Приду, Прохор Лукич. А сейчас-то чего делать?

— Чего делать… Домой иди, время уж десятый час. А то, поди, потеряли тебя дома-то. Утро вечера мудренее.

На следующий день, когда Евдокия пришла в магазин, заведующий позвал к себе её и Зинаиду.

— Ну что? — он хмуро посмотрел на Вахрушеву. — Не передумала?

— Прохор Лукич, ну чего вы в самом деле? Я же вчера ещё всё объяснила вам… — начала было та, но завмаг остановил её.

— Тихо, тихо… Понесла… С памятью у меня всё в порядке, помню, а спросить, не передумала ли, я обязан. Ясно? Замену я тебе подыскал.

— Как подыскал? — у Зинки от удивления округлились глаза. — Прохор Лукич, голубчик, благодетель ты мой, вот спасибо-то. И когда отпустишь?

— Да тихо ты! Закудахтала… Не я, вон она твой благодетель, — и он кивнул на Евдокию, — ей «спасибо» говори.

— Дуська? — Зинаида повернулась к той. — Ты? Правда? А чего молчала-то вчера? Так как это? Ты умеешь, что ли?

— Значит так, Зинаида, слушай меня внимательно. Полмесяца ты всё же ещё отработаешь. За это время Евдокию должна будешь выучить так, чтоб ничем от тебя не отличалась. Понятно? Она и так уже много чего знает, но кое-что надо ещё подучить. Она сама тебе скажет. Но предупреждаю сразу, если будешь дурочку валять, если через две недели она срежется на чем-нибудь, я тебя никуда не отпущу. Ясно? Так что это в твоих же интересах. Ну, думаю, тут тебе объяснять не надо. А ты, — он посмотрел на Евдокию, — будешь эти две недели и продавщицей стажироваться, и полы мыть, так как, понимаешь, штата у меня нет, чтоб тебя освобождать от уборщицкой работы. Понятно?

Евдокия согласно кивнула:

— Конечно, Прохор Лукич, это вы не сомневайтесь, это‑то ерунда, помою, с меня не убудет.

— Вот и ладно, а я за это время тебе на замену в уборщицы кого-нибудь подыщу. Это попроще будет, чем продавщицу искать. Если всё ясно и вопросов нет, то шагайте, магазин открывать пора.

И началась у Евдокии другая жизнь. Первую неделю она целыми днями тенью ходила за Зинаидой и глядела как та обслуживает покупателей, лезла к ней с расспросами, просила показать то одно, то другое… Надо сказать, что Вахрушева объясняла ей всё до мельчайших подробностей, так как уже окончательно настроилась на переезд в райцентр и тому, что замена в лице Евдокии нашлась так скоро, была несказанно рада. Больше того, она сама подзуживала свою стажёрку: «Ты смотри, Дуська, только не срежься на чем-нибудь, когда Лукич тебе экзамен делать будет. Если чего не ясно, так заранее спрашивай».

На второй неделе они поменялись местами. Евдокия самостоятельно выполняла всю работу продавщицы, а Зинаида следила, чтобы она не допустила какой-нибудь ошибки. Но придраться было не к чему.

В обед и вечерами Евдокия мыла полы, и дома её в эти дни вообще почти не видели. Все заботы по дому легли на плечи стариков, но куда было деваться? Да и ребятишки, хоть и малые, но всё же понимали, старались не доставлять лишних хлопот ни матери, ни дедам. А сама она и не знала уже — то ли радоваться, что её мечта стать продавщицей совсем близка, то ли бояться, что же там дальше будет? Ведь и потом дети будут больше со стариками, чем с ней. Они и так давно уже зовут их не дед да баба, а мама старая да папа старый.

Вечерами сильно болела голова, но она понимала, что это с непривычки, что это от новой работы, когда приходится много думать, и без конца считаешь, считаешь, да не дай бог ошибешься. Ложась спать, она вздыхала и молила Бога, чтоб помог пережить это время. «А вдруг да Андрей ещё где живой окажется? — нет-нет да и мелькала мысль. — Вот бы счастье было тогда».

Через две недели после разговора с Прохором Лукичом, тот в конце рабочего дня вышел в торговый зал.

— Ну что, готовы экзаменоваться? — глянул он на стоявших за прилавком друг возле друга Евдокию и Зинаиду.

Зинаида усмехнулась:

— А мы, Лукич, как пионеры, всегда готовы.

Она и вправду была уверена в своей стажерке на все сто, если только та где-нибудь сама не сглупит от волнения.

Евдокия не сглупила. Хоть и волновалась, конечно, хоть и страх был, но не смог подловить её заведующий ни разу. В стороне от прилавка, где стояла Евдокия, словно зрители выстроились в ряд Зинаида, и Марья с кассиршей,