Накануне - Николай Кузнецов

Лунная дорожка неотвязно следовала за нами. Мы шли по воображаемой границе залива Петра Великого и держали курс на мыс Поворотный. На корабле жизнь замерла. Только вахта несла службу, и командир на мостике стоял всю ночь. Монотонно гудели вентиляторы котельных отделений да редкие приглушенные команды извещали о смене вахты.

Зашли в бухту Наводка — просторную, удобную. Не случайно именно здесь в наши дни возник город и крупнейший на Дальнем Востоке порт.

В осенний солнечный день приятно пройти на катере вдоль берега залива и полюбоваться песчаными пляжами, за которыми раскинулась широкая Сучанская долина. Этот обширный залив понравится любому туристу и, тем более, моряку.

В полдень октябрьское солнце еще изрядно пригревало. Сторожевик, выбрав якорь и лихо развернувшись, быстро увеличивал скорость. Постепенно исчезли очертания берега, и вместо пляжей, бухт и зелени стали виднеться одни горы: те, что у самого моря, — отчетливо, а высокие и далекие хребты Сихотэ-Алиня — лишь мрачными силуэтами. На пути во Владивосток мы обогнули остров Аскольд. Младший брат острова Русского, он вместе с ним неустанно стережет подходы к Владивостоку.

После этого мы посетили остров Путятин в проливе Стрелок с его чудесными бухтами и залив Уссурийский.

К вечеру вернулись во Владивосток. Названия бухт Патрокл, Улисс, Деомид — будто привезли с собой попавшие сюда невзначай аргонавты.

Когда входили в бухту Золотой Рог, Владивосток уже сверкал огнями. Оттого, что он расположен на склонах сопок, каждая лампочка светилась отдельно ярко и ослепительно.

На следующий день я отправился на остров Русский. Узкий канал соединяет пролив Босфор Восточный с бухтой Новик, которая причудливо врезается в остров и делит его почти пополам. Проходя мимо него, я припомнил, как, мы, курсанты, удивлялись размаху, смелости Петра Первого, умелому решению им многих проблем при строительстве Кронштадта с его многочисленными каналами, доками, гаванями и искусственными фортами. Ему не оставалось другого выхода для защиты новой столицы государства Российского, как построить столь хитроумное по тем временам сооружение. Здесь же сама природа, без каких-либо человеческих усилий, словно по заказу, создала неприступную крепость. Остров Русский своим телом прикрывает город, базу от возможного нашествия с моря.

Как-то в Мурманске мне рассказали легенду об острове Кильдине. Небольшой, напоминающий каменную глыбу, он расположился у самого входа в Кольский залив.

— Будто сам черт ее принес, чтобы закупорить залив. Но ему не хватило сил, и он выпустил эту глыбу из рук у самого входа…— так начал эту легенду рассказчик.

Об острове Русском такого не скажешь — уж слишком он велик. Даже самому черту было бы не под силу поднять его…

Остров Русский неописуемо красив. Осенью он раскинулся перед нами во всем своем великолепии. Лиственные деревья уже сменили зеленый убор на багряный наряд. На сопках перемежались желтые, красные и зеленые цвета, образуя богатейшую гамму. Когда мы поднялись на одну из сопок, где то и дело у нас из-под ног выскакивал фазан или вылетала крупная серая дальневосточная перепелка, как на ладони увидели Амурский и Уссурийский заливы и весь Владивосток. Вдали сквозь дымку едва просматривался Аскольд и длинная гряда островков, идущая в сторону Посьета. Увидев все это, я проникся еще большим уважением к Дальнему Востоку, понял, как важно охранять этот «нашенский» город — ключ ко всем необъятным владениям Приморья, Сахалина, Камчатки, Чукотки. И позже ничуть не удивлялся тому, что люди, впервые едущие туда с некоторой опаской, потом оставались там навсегда. Они убеждались в том, что и климат на Дальнем Востоке хороший: ведь Владивосток расположен почти на широте Батуми. Там созревают и яблоки, и виноград. А местечко, именуемое Крымом, напоминает по климату и природе прославленный Черноморский полуостров.

С тех пор миновали годы. Я побывал во многих уголках земли. Но нигде не видел более величественных мест, чем наш Дальний Восток. И как моряк, я нигде не находил лучшего места для базирования флота. Уж как расхваливают знаменитые бухты Севастополя! Но морские окрестности Владивостока ни с чем сравнить нельзя.

А ведь Владивосток не исключение на Тихом океане. С ним может поспорить Советская Гавань и Петропавловск-на-Камчатке.

Большие оперативные просторы и огромные жизненные пространства, высокие гранитные сопки — все это неоценимо и в наши дни, когда создано разрушительное атомное оружие. Дальний Восток при современных средствах передвижения стал уже не столь далеким, каким был в годы, о которых я веду речь.

На новом театре

Когда я приехал во Владивосток, флот готовился к заключительному осеннему учению. Был конец сентября — благодатнейшая пора на Дальнем Востоке. Летом обычно туманы плотной пеленой окутывают весь залив Петра Великого и побережье. Правда, стоит отъехать до девятнадцатого километра, словно попадаешь в другой край: там сухо, тепло, ярко светит солнце. Недаром у девятнадцатого километра начинается полоса санаториев и дач. Но в «Гнилом углу», как называют один из районов Владивостока, летом все тонет в туманах. Зато осень здесь хороша. Дующий с океана ветер несет теплый, прогретый воздух. В ноябре — декабре все изменяется: задует с северо-запада штормовой ветер, и холодный воздух сибирских просторов постепенно пересилит влияние океана. На склонах сопок толстым слоем ляжет снег, метели нагонят глубокие сугробы. Тогда уж ничто не напоминает юг. Говорят, бухты Владивостока лет сто назад благодаря лесам были незамерзающими. Теперь крепкие льды сковывают их до марта.

Командующий флотом Г. П. Киреев рассказал о планах учения. От Владивостока до Владимиро-Ольгинского района — двести миль. На этом участке и развертывались сухопутные, воздушные и морские силы для совместных маневров. Задача заключалась в том, чтобы отработать для защиты побережья одновременное действие всех сил, которые мы там имели.

После учений я попросил у комфлота разрешения ознакомиться с морским театром, побережье которого в ту пору начинали осваивать. Киреев не возражал, и я поспешил в путь. Зима еще не наступила. Можно было заходить во все бухты, даже в такие, как Де Кастри.

О заливе Советская Гавань я читал немало. Знал, что его открыл соратник Г. И. Невельского — Н. К. Бошняк. Обнаружив залив Хаджи, так называли Советскую Гавань в прошлом столетии, он настолько обрадовался, что от восторга подал команду: «Шапки долой!» Мне не раз приходилось слышать, что Советская Гавань— один из лучших заливов мира. И все же, увидев его в первый раз с мостика корабля, я поразился красоте, богатству этой гавани. Не случайно ее сначала назвали Императорской. С нею не может сравниться даже знаменитая английская база в Скапа-Флоу.