Гарри Поттер и Наследники Слизерина - Fidelia

Линия жизни у Гарри была длинная и чёткая, хоть и прерывалась постоянно. На конце она раздваивалась. Всё это служило признаком долгой жизни и крепкого физического здоровья – он и вправду никогда не болел, хотя всю жизнь был маленьким и худым, хрупкого телосложе–ния. От линии жизни отходили ветви к линиям сердца и ума, обозначающие успех в делах и ведение активной жизни. (Могла бы быть и поспокойнее).

Линия ума у него начиналась в одной точке с линией жизни, что было вполне нормально, шла ровной и чёткой чертой, что свидетельствовало об идеальном благоприятствовании. Не понятно только, чему. Линия ума была довольно длинной, доходящей до безымянного пальца. Она немного загибалась вниз – надо было развивать в себе целенаправленность; а ещё это означало недостаток концентрации внимания. Линия ума сворачивала чётко в направлении запястья – Гарри обладал живым воображением, но был склонным к витанию к облакам. А ещё она разрывалась посередине, и на второй половине был квадратик, предвещающий частые ушибы от падения и раны. (Ещё бы! Попробуй‑ка поиграй в квиддич и посражайся с Воланом‑де–Мортом без травм!)

Самой интересной и льстивой была линия сердца, отмечающая эмоциональность, душевность, отвечающая за чувство привязанности. Линия сердца Гарри выходила из холма Юпитера, свидетельствуя о честолюбии, но также и о том, что он заслуживает доверия в любви и дружбе. (Какой же я молодец!) Зато он оказался ревнивым и скептичным. Чёрной меланхолии и склонности к самоубийству у него не было (Придётся огорчить мышь в очках!), зато обнаружилась склонность к флирту, к любви окружающих и постоянному покорению сердец. (Да неужто? Я как‑то за собой такого не замечал… Я же всю жизнь просто зря терял время! Вот бы порадовался за меня Златопуст Локонс!) Три линии, отходящие от линии сердца и идущие к указательному пальцу, были признаком доброго и честного сердца и сильно развитого чувства красоты. Он был честен, правдив, но при этом очень любил хорошо покушать. (А кто не любит? Разве это плохо?)

Линия судьбы у Гарри была еле заметной, состоящей из отдельных отрезков. (Ну вот! Самая нужная линия, а её совсем не видно). Именно по линии судьбы можно было узнать обо всех событиях, прошедших, настоящих и будущих, предугадать все перемены: успехи, неудачи, препятствия, достижения цели и победы. Эта линия начиналась от линии жизни. Отсюда следовало, что детские годы были полны страданий и лишений. (Попробовал бы кто‑нибудь быть счастлив рядом с Дурслями!) Признаков необычайного везения, успеха и счастливой жизни Гарри не обнаружил (А жаль!) – линия судьбы вовсе не шла к холму Аполлона. Гарри огорчился тому, что его линия судьбы брала начало на холме Марса – признак жизни, исполненной борьбы с судьбой, преодолений невзгод с помощью своего ума, энергии, воли и отваги.

Линия успеха Гарри была слишком короткой, но всё же имелась – явные шансы на достижение жизненного успеха, несмотря на многочисленные препятствия.

Линия здоровья была еле заметной и не пересекалась с линией жизни – от болезни Гарри явно не умрёт. (И пусть профессор Трелони рвёт на себе волосы от досады!)

Линия брака была такой короткой, что на неё даже комментария в книге не нашлось. (Я что, вообще не женюсь?)

Так как линии интуиции у Гарри вообще не было, на сём его изыскания закончились. Больше Гарри ничего определённого не обнаружил. В планетарных холмах он запутался самым форменным образом – где холм Венеры, где Аполлона, где Луны, а где вообще Марсово поле. А в дебри крестов, островов, звёзд и решёток, находящихся вне линий, Гарри лезть просто не решился.

Хватит с меня и этого, – подумал он. В гостиной оставалось всего несколько шестикурсников, все они дописывали эту же работу по хиромантии. Первым закончил Рон. Не вдаваясь в подробности, он написал сжато и коротко. Гермиона же, как всегда, накатала целый научный трактат. Невилл мучился, не зная, что ему делать без линии сердца.

— Можно подумать – жизнь кончена! – фыркнул Рон. – Я бы только радовался, писать мень–ше надо. У меня вон линии успеха нет, я и то не страдаю. – Хотя Рон явно приврал. Он чувствовал себя глубоко несчастным от отсутствия такой важной, по его мнению, линии. Вот почему мне вечно во всём не везёт, – думал он.

Гарри со спокойной совестью отправился было спать, как в окно настойчиво стала сту–чаться клювом почтовая сова.

— Опять, что ли, Джинни взялась за старое? – съюморил Рон, но тут же посерьёзнел под суровым взглядом Гарри.

Он открыл окно, и сова кинула Гарри под ноги письмо. Он распечатал пергамент и мед–ленно осел на пол, не веря своим глазам.

В письме была всего пара строк:

Я прибыл. Опасности никакой. Приходите завтра к 14.00 в пещеру за перевалом.

Сириус.

P. S. Прихватите что‑нибудь поесть.

— Эт‑то чья‑то злая шутка… Сириус погиб… Он упал прямо в арку безвременья… Он исчез там прямо на моих глазах… Я убью того, кто прислал мне это письмо, просто убью… Он же умер, как можно глумиться над памятью погибшего человека? Кто может настолько меня ненавидеть, чтобы прислать мне подобное?.. – Гарри трясло, на глаза у него навернулись слёзы.

— Гарри, ты точно знаешь, что он умер? Ты видел, как он умер?

— Нет, но Дамблдор сказал, что оттуда не возвращаются. Мы же видели эту арку в Отделе Тайн, ничего особенного в ней не было. А это оказался проход в мир мёртвых, куда можно пройти, но откуда нельзя вернуться. Сириус ведь попал в арку, значит – он погиб.

— Не знаю, у кого хватило совести так издеваться над тобой, но я предлагаю пойти в пещеру, – уверенно сказал Рон. – Я не видел, как Сириус погиб, поэтому мне проще представить его живым.

Один Бог знает, чего стоило Гарри заснуть в эту ночь и дождаться утра. Неужели небо услышало его мольбы и вернуло ему крёстного? Как такое могло произойти? Ведь сам Дамблдор сказал ему, что Сириус погиб. Гарри жаждал поверить в случившееся и не мог. Завтра он всё узнает. Завтра, только бы дождаться завтра…

Вскочил он ни свет, ни заря. Гарри уговаривал себя поспать ещё немного, но больше он глаз не сомкнул. Тогда он решил подумать о том, о чём же он будет спрашивать Сириуса, если, конечно, это и правда он. Перво–наперво, конечно же, он спросит о том, как он выжил и где он был всё это время. Потом он расспросит его о сестре отца, Маргарет. Не может такого быть, чтобы Блэк о ней ничего не знал. Он ведь был лучшим другом отца. Пусть расскажет всё, что он о ней знает – где она, что с ней стало, когда он видел её в последний раз. И ещё надо рассказать ему о голосе, который преследует его ночами, прося кому‑то помочь. Ей. Какой‑то девушке? И тут‑то Гарри и осенило: а может надо помочь сестре отца? Вот оно! Конечно же! Надо её найти и ей помочь! От нетерпения Гарри завозился как навозный жук, кровать сильно заскрипела, и Рон проснулся.