Pasta per amore, или Макароны для Любы - Изольда Рыбкина

вдруг оживляется Марио, который, как мне казалось, вовсе не слушает, о чем говорят ребята. — Коль у нас так мало времени остаётся, давайте не тратить его просто так!

Я впервые смотрю на хитрую итальянскую моську, пытаясь понять, к чему он клонит. А он и рад — тут же подмигивает мне и продолжает:

— Предлагаю сегодня встретиться вечером и отметить последнюю ночь в Крыму. Мы с ребятами приглашаем вас в гости, каков будет ваш положительный ответ?

14

Марио

Целый день я предвкушал вечернюю встречу. Даже играл на дискотеке снова без энтузиазма — все мысли заполнила Любочка. Какая же она стала! Сначала я не оценил этой уверенности и даже порой язвительности, но сегодня понял, что эти новые её качества (а может, и не новые, но проявившиеся после нашего расставания) цепляют меня еще больше, чем её скромность и наивность.

Мы с парнями, едва отыграв положенное время, не задерживаясь ни минуты, тут же спустились на танцпол и, найдя наших девчонок, поспешили увести их в корпус.

Вечер был чудесным: прохладный свежий воздух, наполненный ароматами морского бриза и олеандра, обволакивал и манил на прогулку. Девочки были не против, и мы отправились на променад.

Че с Валюхой сразу же вцепились друг в друга. Удивительно, как они нашлись и совпали! Он — живчик, который не может сидеть на одном месте, она — словно постоянно находится в замедленной съёмке. Однако у них всегда находятся общие темы и понимают друг друга с полуслова.

Максимиллиан и Долорес идут рядом со слегка скучающим видом. У них какое-то негласное соревнование — кто покажет больше безразличия к персоне другого. Эти двое постоянно отпускают шпильки в адрес друг друга, что особенно удивительно замечать от Макса, который, сколько его знаю, всегда был сдержан и учтив со всеми. Светка оказалась вполне нормальной девчонкой, как только смыла с себя черноту. И как бы ни казалось, что ребята полные противоположности, и их ничего не объединяет, но между ними незримо летают такие искры, что даже окружающим становится жарко. Не знаю, к чему приведёт их знакомство — завтра Света уезжает, и, вероятнее всего, продолжения у их истории не случится. Хотя… кто знает…

Я стараюсь держаться около Любы, она меня игнорит. Но, надо признать, сейчас у неё это получается хуже, чем за завтраком. Мне кажется, что волшебство этого вечера влияет на её настроение: Любочка время от времени смотрит на звёздное небо, прикрывает веки и глубоко вдыхает вкусный морской воздух.

— Ты уже бывала в Ялте раньше? — задаю вопрос, чтобы начать беседу.

— Да, мы с родителями любим этот город, последний раз была тут два года назад, — я угадал с вопросом, и Люба ответила мне неодносложно, значит, будет развивать тему воспоминаний.

— Мы тоже тут часто отдыхали с семьёй. Может, мы были тут в одно время и даже могли видеться?

— Не знаю, — пожимает плечами Люба, — наверное. Обожаю гулять по Ялтинской набережной вечером и слушать уличных музыкантов.

— У меня как-то был опыт самому выступать в такой роли, — внезапно вспомнился тот случай, который подстегнул заняться музыкой профессионально.

— Серьёзно? — удивляется Люба и впервые смотрит на меня. — Расскажи!

— На самом деле, это получилось случайно… Хотя, — я всегда считал это стечением обстоятельств, а вот теперь вдруг подумалось совсем другое, — случайности ведь не случайны?.. В общем, когда я еще учился в школе, это было в десятом или одиннадцатом классе, мы поехали отдыхать в Ялту на осенних каникулах. Море уже было прохладное, и мы много гуляли. Как-то вечером стояли около площадки, где выступала группа, исполнявшая ретро-музыку. Родители танцевали, а я просто смотрел на то, как они играют. Уже тогда мне было интересно, как музыканты исполняют свои партии, попадая в общий ритм.

И вот прямо на наших глазах барабанщик, а ему, как и всем в этой группе было лет за шестьдесят, то ли не рассчитал силу удара, то ли потерял равновесие, в общем, он упал со стула. С ним всё было в порядке, кроме руки, которую он, по-видимому, ушиб или вывихнул.

Они пробовали играть дальше, но мужчина схватился за запястье и отрицательно замотал головой, давая понять, что не сможет продолжать. Музыканты расстроились, народ разошёлся, хотели уйти и мои родители, но я их остановил и предложил себя на замену. Многие песни я знал, так как родители не первый вечер выбирали этот репертуар, и у нас получилось снова набрать слушателей.

Меня благодарили и даже собирались вознаградить материально, но я отказался в пользу травмированного старичка.

— Это же так здорово! — вдруг так искренне восклицает Люба, что мне даже становится не по себе. — Ты сделал доброе дело и помог людям!

— Если честно, я никогда не думал о том случае в подобном ключе… Мне всегда казалось, что это мне сделали одолжение. Если бы не то выступление, не поддержка музыкантов, родители не согласились бы купить мне инструмент. Они всегда были против моего увлечения музыкой.

— Странно, они ведь оба так или иначе с ней связаны…

Слова Любы заставляют меня устыдиться, ведь я обманывал её о том, чем занимаются мои родители, и, преодолевая смущение, я вынужден продолжать.

— Именно поэтому они и не хотели, чтобы я стал музыкантом. Отец настоял на том, чтобы я поступил на журналистику, хотя уже на втором курсе я понял, что никогда не буду этим заниматься.

— Почему они против? — интересуется Люба, а у меня теплеет на душе — я ей небезразличен!

— Папа последние десять лет служит главным дирижером в театре, а до этого довольно долго занимался продюссированием, организацией концертов музыкальных коллективов. Он знает эту кухню с самых неприглядных сторон.

— И что ты собираешься делать? — словно стесняясь своего вопроса, несмело говорит Люба.

— Собираюсь идти к своей мечте не смотря ни на что. Поэтому я здесь…

Сказал и пожалел. Люба ведь опять подумает, что она лишь очередное развлечение, не имеющее для меня значения. Но оправдаться возможности мне не представилось, так как ребята, которые оказались далеко позади, нас окликнули.

— Марио, вы так в соседний лагерь уйдёте, — шутит Че. — Давайте возвращаться, девчонки уже замерзли.

* * *

— Любаш, ты к еде не притронулась, и не пьёшь ничего. Уж не боишься ли, что мы тебя отравить намереваемся?