Запретный лес - Джон Бакен

— Я воспользовался правом отказа подчиняться ему лично. У него не было общего решения Пресвитерского совета, и он не мог отстранить меня от моих обязанностей.

— Возможно, это так. Но разве не чрезмерная горячность отвечать подобным образом вашему старшему собрату, мистер Дэвид? Неужто нельзя было отказать более мягко и спокойно? Видится мне, вы разговаривали с ним, как учитель со школяром.

— Ох, не отрицаю, что вышел из себя, но то был, безусловно, праведный гнев. Неужели вы уговариваете меня отступиться от борьбы с черным нечестием в Лесу лишь из-за того, что проныра Чейсхоуп ловко сумел навязать Пресвитерию свою точку зрения? А что касается обвинений против меня, то разрешите спросить, разве вы сами отказали бы несчастному, пришедшему к вам за помощью, даже если бы был он страшным грешником?

— Не знаю. Я робок от природы и так забочусь о том, дабы с чистой совестью предстать пред Господом, что склонен пренебрегать иными своими обязанностями. Тем горше! В Лесу вы вели себя честно и храбро, но вряд ли я сам набрался бы мужества сделать то же самое. Слава Богу, подобные беды никогда не встречались на моем пути!.. Что мне сказать про сотоварища Монтроза? Мистер Мунго привел бы много цитат из Писания, осуждая этот поступок, и не мне выступать против общего духа Святого Слова, хотя и есть у меня мысли, что Церковь Шотландии чересчур увлечена Ветхим Заветом, забывая про Новый. Но я предвижу грозящие вам беды, мистер Дэвид: на стороне аллерского пастора будет и Пресвитерский совет, и Генеральный синод, коли до него дойдет дело.

— Но как бы вы поступили в подобных обстоятельствах? Отказали бы нуждающемуся, стоящему у вас на пороге?

— Не знаю. Честно, не знаю. Я ничтожный сосуд, к тому же очень боязлив. Но я бы все равно молился, да, молился, дабы Господь даровал мне силы сделать то, что сделали вы, мистер Дэвид.

Молодой человек улыбнулся.

— Вы дали мне утешение, в коем я так нуждался. Мне довольно и вашего суда, ведь вы ближе к Престолу Божьему, чем все священнослужители на берегах Аллера и Мерса.

— Не надо. Не говорите так. Я ничтожнейший и беднейший из слуг Божиих, и сейчас я мысленно допускаю слабину, сомневаясь в том, что сам же сказал, и вопрошаю себя, не следует ли просто подчиниться законной власти, взращивая в душе смирение как первейшую из христианских добродетелей. Зачем наш Господь заложил Церковь, ежели не для повиновения ей?

— Обождите, мистер Джеймс. Какой же вы тогда пресвитерианин? Если бы все рассуждали так, были бы мы сейчас под кабалой Рима, ибо Рим являлся законной властью. Хороший же из вас тогда ковенантер! Если Церковь вероломно попирает человека, лишая его христианских свобод, то не потеряет ли она уважение, как те мессы, что проводились в Будили в былые времена?

Мистер Фордайся вяло улыбнулся.

— Вынужден признать, что вы правы. Но какова ловушка для честного человека! Вы идете тернистым путем, мистер Дэвид, а я держусь торного, ибо дороги две. Как гласит пословица, сиди тихо, пусть спит лихо. Я избрал мирное житье, взращиваю собственную душу, денно и нощно молясь Богу, и да минуют меня дела Церкви и государства: слышу я о них, как слышит человек у камелька раскаты грома. Сражаться со стихией под силу лишь тем, кто крепок духом, подобно вам. Увы и ах, я не грозный Илия, сокрушающий храмы Ваала, и не Джон Нокс, очистивший нашу Землю обетованную[118]. Милый юноша, ежели вы решитесь идти по дороге Господней, путь ваш будет труден, но вы под мышцами вечными[119]… Однако, сэр, помните, что в борьбе следует полагаться на Божью мощь, а не на собственные силы. Будьте готовы смиряться и каяться, ибо есть в вашей душе непокорность Адама-пращура.

— Это верно. Временами бушуют во мне страсти, заставляющие меня содрогаться.

— И вам надо пристально следить за каждым своим шагом и словом. Нельзя допустить повода упрекнуть вас за то, что не является следствием исполнения ваших прямых обязанностей. — Мистер Фордайс чуть замешкался. — В жалобе на вас имелось еще одно обстоятельство… Не было ли оно связано с женщиной?

Дэвид рассмеялся.

— По словам мистера Мёрхеда, речь о Королеве Фей, но сам он в сказки не верит… Мистер Джеймс, я должен признаться вам в том, чего не рассказал бы никому другому. В Лесу я встречался с дамой, и она и впрямь помогала мне в моем милосердном деянии. Я уже был знаком с ней и ныне считаю дни до следующей нашей встречи. Вы тоже ее знаете: это Катрин Йестер.

— Госпожа Катрин! — вскричал мистер Фордайс. — Девушка из Калидона. Ах, мистер Дэвид, неужто подобает священнику ввязываться в такое щекотливое дело? Сами знаете, она из рода, не слишком преданного Церкви, хотя я не осмелюсь сказать, что лишена она христианских добродетелей. К тому же надо заметить, она аристократка. Какой женою станет она для бедного проповедника?

— Ох, вопроса о замужестве и не было. Мне неловко слышать об этом. Она далека от подобных мыслей: негоже орлице миловаться с дроздом. Но священник тоже человек, и вот он влюбился без памяти, хотя нет у него ни малейшей надежды на взаимность. В честной и чистой любви, дарованной Богом людям еще в Райских кущах, не вижу я ничего зазорного.

— В любви я разбираюсь мало, — скромно заметил мистер Фордайс. — Мы-то с Энни так давно связаны узами брака, что об ухаживаниях уже и не вспомню. Помню лишь, что хоть и не была она пригожа, но слыла разумницей и голос ее звучал сладко, как яблочное варенье, заготавливать кое она мастерица… Госпожа Катрин! Высоко берете, мистер Дэвид, но как знать, как знать… В любом случае рассчитывайте на меня… Надо же, Катрин Йестер!

Пастор из Колдшо все еще твердил ее имя, когда на дворе распогодилось и Дэвид, покинув его, отправился домой. Лошадку он вел на поводу. За Риверсло, в березняке на повороте к Оленьему холму, его обогнал всадник. Под ним был не обычный в тех краях пони, а настоящая гнедая кобыла, в стати и беге которой читалась порода; в наезднике Дэвид узнал нового арендатора Кроссбаскета.

Здесь, где все было видно как на ладони, их не могли подслушать. Всадник спешился и обнял пастора.

— Расплачиваюсь с долгом, став вашим усердным прихожанином, ближайшим соседом и преданным слушателем воскресных проповедей, — громко объявил он. — Вы скажете, что это опасно. Дружище, лучше прятаться на свету, а ежели тебя еще и преследуют, то скрываться надобно там, где тебя не ожидают. Они прочесывают пристани в поисках Марка Керра, бывшего капитана из армии Маккея и бригадира, еще недавно служившего под началом Королевского генерал-капитана, но неужто они заметят честного малого по имени Марк Риддел, простого тевиотского фермера, заявившегося к Аллеру в поисках лучшей судьбины, тем паче, знает он толк в овцах почище всякого пастуха в этих холмах. К тому ж у Марка в мошне звенит серебро, не стыдно ему появиться в кирке и на рынке. О родне моей из Роксбургов никому не прознать, зато в Вудили толкуют о моей старушке-тетушке из Аннандейла и моем двоюродном братце, что пас когда-то стада в Меггете. Поверьте, бывалому вояке ведомо, как окружить себя знатным палисадом из правдоподобных врак. Ежели сам в пекло головой соваться не стану, а я и не собираюсь, буду как у Христа за пазухой, годик-два жизни в тиши душе пойдут токмо на пользу, а там поглядим, куда ветер дует. Монтроз наверняка отправится за границу, и ежели надо сидеть тихо, лучше залечь в родном краю, чем прозябать в вонючем чужеземье… А сами-то как, мистер Дэвид? Дошли до меня слухи, что жестко вам нынче спать.