Багдадский вор - Андрей Белянин

Когда я пересказывал эту историю одной моей знакомой, она была страшно возмущена. По её женской логике мстить бедненькой Марджине – чудовищно и безнравственно! Чему я учу будущее поколение мальчиков! В стране и так вечный дефицит джентльменов, а мои герои нагло бахвалятся тем, как они «кинули» бывшую рабыню. Забитую женщину феодального Востока… ага, как же! То, что на совести этой «бедняжки» сорок один труп, – это, видите ли, не проблема. Она ведь защищала дом и семью своего хозяина, а это так понятно и благородно… тьфу! Женская логика меня порой просто умиляет… Ведь люди сидели себе в кувшинах, никого не трогали, выбраться самостоятельно не могли, кто ей, садистке, мешал позвать стражу и сдать всю банду тёпленькими? Нет, ей хотелось поубивать!.. Медленно, с чувством, с расстановочкой, одного мужчину за другим… Может, тётке в личном плане не повезло, может, её в детстве мальчишки задразнили, может, ещё что – без психотерапевта не разберёшь. Но если уж у тебя с головой проблемы, так иди, лечись! А убивать лучше?! Рискую прослыть ярым женоненавистником, но в той ситуации я однозначно поддерживал Льва и Насреддина. Так что считайте – нас было уже трое…

Оболенский раз пять барабанил тяжёлым кулаком в ворота, пока мальчишеский голос изнутри осторожно не вопросил:

– Кто там?

– Сто грамм! – привычно ляпнул Лев, покосился на ослика, прикусил язык и продолжил уже совершенно другим тоном: – Это я, лучший друг Али-Бабы, арабский террорист – старик Хоттабыч! Пустите переночевать и погреться…

– Никак нельзя, почтеннейший, у моего отца давно нет друзей.

– О, так не тяни время, скажи папе, что тут пришёл ваш участковый милиционер и очень хочет с ним побеседовать по поводу табакокурения некоего несовершеннолетнего сынули, – чуть изменил голос наш герой.

Мальчик за воротами подумал, но открывать не стал:

– Всё равно не могу, уважаемый. Но не беспокойтесь, госпожа Марджина сама меня накажет.

– Слушай, у меня окончательно кончается терпение, пионер… А ну, дуй и сообщи всем, что тут явился страшно суровый и праведный мулла! Если меня и после этого не пустят – я предам вас всех анафеме и упрошу Папу Римского впредь не продавать таким невежам длительные индульгенции.

На этот раз молчание длилось гораздо дольше, а новый вопрос был поистине детским и логичным одновременно:

– Так вы там все трое?!

– Ага, причём в одном флаконе, – махнув на всё рукой, согласился Оболенский. Мальчик чему-то обрадовался, убежал, а через пару минут явился доложить, что госпожа Марджина велела никого не пускать.

– Ну ни фига себе заявочки… Что, совсем никого не пускать?

– Совсем, – грустно подтвердил ребёнок. – Она сказала, никого, кроме Багдадского вора!

– Хм… тогда отпирай! – твёрдо решил Оболенский. Эта Марджина оказалась очень неглупой женщиной, и, хотя друзья предусматривали такой разворот событий, лёгкий озноб всё-таки пробежал у Льва по рёбрам. Но отважный герой, дважды сражавшийся с пустынными гулями и не уступающий дорогу самому эмиру, не мог позволить себе даже самое слабенькое проявление страха. – Я – Багдадский вор!

Ворота негостеприимного дома распахнулись в ту же минуту. Счастливый мальчик лет двенадцати, в тюбетейке, штанах и с голым пузом, приветствовал его низким поклоном:

– Салам алейкум, уважаемый. А где прочие почтеннейшие аксакалы?

– Какие прочие?!

– Старик, милиционер и мулла, вы ведь сами сказали…

– Ах, эти… – припомнил голубоглазый аферист. – Это фикция, шутка такая, чёрный юмор, понял?

– Нет…

– Ясно. Тогда они не стали ждать и ушли по домам.

– А-а… – разочарованно протянул мальчик и поклонился ещё раз, приглашая следовать за ним в дом.

Чуть пристыженная гроза Багдада ласково потрепал парнишку по плечу:

– А ты, стало быть, достойный продолжатель знаменитого рода Али-Бабов? Или Бабов?!

– Нет, мой папа был братом дяди Али, его убили разбойники. Меня тоже зовут Касим, как и папу… А дядя Али хороший, он заменил мне отца и никогда меня не обижает.

– М-да, печальная история… А тётя Марджина, она как?

Мальчик втянул голову в плечи и бросил на гостя такой затравленный взгляд, что Оболенскому стало не по себе. Они прошли через небольшой, чисто выметенный дворик к увитой зелёным виноградом беседке. Там, под навесом, его ожидал поникший Али-Баба. Неприступная, как Кронштадт, домоуправительница молча стояла рядом.

– Ха! Привет, мой изысканно печальный друг! Вот я и пришёл к тебе в долгожданные гости. И не делай вид, будто бы ты мне не рад, я всё равно не поверю! – Невзирая на бледность хозяина, Лев храбро шагнул вперёд, поднял мужичка за грудки и смачно, по-русски, одарил троекратным поцелуем. После чего обернулся к Марджине: – И тебе привет, бультерьерка! Всё спросить хотел, у тебя в роду персидских княжон не было? Так я хотел пригласить тебя покататься по речке в расписных челнах, прямо из-за острова на стрежень.

Марджина с Али-Бабой обменялись непонимающими взглядами, а кудрявый нахал, прикинув время, необходимое Ходже на вывод шехметовской стражи, терпеливо продолжил:

– Так о чём это я? О, вспомнил! Я же – гость! Эх, пить будем и гулять будем, а пора придёт – помирать будем! Только ребёнка за бутылкой не посылай, это непедагогично…

Высказавшись, Лев демонстративно присел на самую большую подушку, безуспешно пытаясь скрючить ноги по восточному образцу. Не будем врать, что это у него хоть когда-нибудь получалось… Молчание затягивалось, и мягкосердечный Али-Баба не выдержал первым:

– Салам алейкум, почтеннейший! Конечно, ты – гость, но… у нас… я не…

– Мой добрый хозяин, да хранят его небеса, хочет сказать, что Аллах благоволит к путникам и наказывает тех, кто отказывает мусульманину в гостеприимстве. Заходите в дом, господин, кушанья и щербет будут поданы вскоре. Вечером я буду танцевать для вас…

– Хачатурян. «Танец с саблями»?

– С кинжалами, – холодно поправила бывшая рабыня и, не поняв юмора, проследовала в дом.

– Эй, минуточку! – лениво задержал её Оболенский. – Через часик сюда доставят мой багаж, несколько больших кувшинов с маслом. Понимаешь намёк? Так уж ты, домомучительница, проследи, чтобы к ним никто не приближался. Мало ли чего…

– Я прослежу, – с нескрываемым торжеством в голосе обернулась Марджина, а Али-Баба вновь закрыл лицо руками. – Обязательно прослежу, почтеннейший. А то действительно – мало ли что…

– Безумец! Она погубит тебя… – Едва рабыня прикрыла за собой дверь, её бедный хозяин бросился выпихивать гостя со двора. – Беги! Беги и не возвращайся, да охранят тебя святые Муса и Джабраил!

– А пузырёк? А посидеть? А законы гостеприимства, освящённые Аллахом?! – упирался Лев – бегство отнюдь не входило в его планы.

– Глупец, она же зарежет тебя, как зарезала атамана разбойников, прикрывавшегося честным именем купца!

– Ой, да жалко, что ли?! Дай тётке выпустить пар. С купцом получилось, пусть и со мной поэкспериментирует…

– Ты что, больной, да?!

– Больной у нас – ты! Посмотри на меня повнимательнее, дубина, я похож на пацана с суицидными наклонностями?! Нет!

– Но… тогда кто ты? – бессильно опустил руки домовладелец.

– Я – Багдадский вор, Лев Оболенский! Запомнил?! И я же – твой последний шанс, ва-банк, выигрышный лотерейный билет на свободу. Второго такого уже не будет…

Али-Баба сдержанно кивнул, но в его безропотных глазах впервые загорелся огонёк надежды…

Уличные сплетни – газета для малоимущих.

Десять всадников из мобильного отряда городской стражи высокородного Шехмета длинной кавалькадой вытянулись вдоль узенькой улочки. На их суровых лицах была написана смутная нерешительность. Конница хороша для открытого боя, где есть место разбегу и манёвру. А вот для штурма крепкого зажиточного домика, с надёжными воротами и высоким забором, подходит весьма относительно. Да ладно, откровенно говоря… совершенно не подходит! Особенно если учесть, что дом Али-Бабы с обеих сторон плотно прижимали дома таких же состоятельных соседей. На кишлачной улице и одной лошади развернуться еле-еле, что уж говорить о боевом десятке. Шехмет понял это первым, подманивая пальцем неопрятного брадобрея:

– Иди сюда, плешивый лжец! Так ты говоришь, именно в этом жилище укрывается сейчас наиподлейший Багдадский вор?

– Воистину! – важно кивнул Ходжа. – Он бежал под кров благочестивого мусульманина, взял в заложники всю его семью и грозно хохочет, угрожая им кривым ножом!

– Ва-а-а-х… – сочувственно прошелестело по колонне стражников.

– А ещё он бессовестно кушает их плов! – повысил голос Насреддин.

– Ва-а-й мэ-э…

– Вот видите, какой он страшный злодей?

– Видим, – чуть поёжился в седле глава городской стражи. – Сейчас мы спешимся, сломаем ворота, ворвёмся в дом, и там наши ятаганы решат судьбу негодяя!