Неопытная искусительница - Беверли Кендалл

— Ну… если вы этого хотите… Деррик.

— Ничто не доставит мне такого удовольствия, миледи. — Последнее слово прозвучало как ласка.

Томас громко прочистил горло.

— Уэндел, я привел вас сюда не для того, чтобы вы очаровывали мою мать.

— Томас, — проговорила виконтесса, бросив на него предостерегающий взгляд. — Мистер… Деррик не делал ничего подобного.

Мистер Уэндел промолчал.

Внезапно Мисси почувствовала головокружение. Разговор продолжался, но голоса слились в приглушенный гул. Комната резко накренилась. Она тряхнула головой, пытаясь остановить ослепительную круговерть, но от резкого движения стало еще хуже. И затем ее поглотила мгла.

Мисси попыталась поднять веки. Кто-то крепко держал ее за руку, и она различила взволнованные голоса матери и брата, в которых слышались нотки тревоги. Ее глаза открылись.

— О, слава Богу, — произнесла леди Армстронг, поднеся ее руку к своему лицу и прижав к щеке. От беспокойства на ее лбу и вокруг рта залегли морщинки, но при виде пришедшей в сознание Мисси уголки губ приподнялись в нерешительной улыбке.

Мисси окинула комнату беглым взглядом. Последнее, что она помнила, — это как они разговаривали с мистером Уэнделом внизу, в библиотеке. Она перевела взгляд на Томаса, который стоял у постели, склонившись над ней, как заботливый отец. Он улыбнулся, но взгляд его остался встревоженным.

— Вы испугали нас, юная леди. — Протянув руку, он убрал с ее лба растрепавшиеся пряди.

— Это научит меня, как пропускать ужин и завтрак, — отозвалась Мисси слабым голосом.

Виконтесса положила ее руку на постель и нежно похлопала по ней.

— Надо пригласить врача. Я не успокоюсь, пока он не осмотрит тебя. Томас, пожалуйста, пошли за доктором Шмитцем. И прежде чем Мисси успела возразить, брат исчез.

— Мама, это пустяки, честное слово. Просто я проголодалась. Нет никакой необходимости посылать за доктором Шмитцем. — Ей нужно поесть и, возможно, выспаться, учитывая, что она плохо спала в последнее время.

— Когда у тебя в последний раз были месячные?

Вопрос был таким неожиданным, что Мисси растерялась. Ее мозг усиленно работал, считая дни. Казалось, понадобилась целая вечность лихорадочных размышлений и подсчетов, чтобы обнаружить, что у нее и в самом деле задержка. Она вспыхнула, охваченная стыдом и ужасом, когда до нее дошло, что это может означать.

— Этого не может быть. Пожалуйста, скажи мне, что я ошибаюсь. — Мольба матери, произнесенная приглушенным тоном, звучала словно заклинание, но ее глаза говорили о том, что она догадывается. — Я не ошиблась? Ты больше не девственница.

Мисси даже не попыталась ничего отрицать. Она опустила взгляд, не желая видеть боль и разочарование в зеленых глазах матери, и покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

Воцарилось молчание, такое долгое, что она наконец решилась взглянуть на мать. При виде сочувствия, светившегося в ее глазах, Мисси снова охватил стыд.

— О, Мисси, — прошептала та.

— Мне так жаль, мама, — отозвалась Мисси сдавленным от сдерживаемых слез голосом.

— Ты беременна?

— Не думаю. Не уверена. — Боже, только не это, взмолилась она.

— Но это возможно, не так ли?

Мисси кивнула.

— И кто же отец? — спросила мать, едва сдерживая слезы.

Отвернувшись, Мисси решительно покачала головой. Как она может сказать правду? Джеймс для ее матери как сын. Не хватало разрушить еще и это.

Приглушенный всхлип заставил ее снова повернуться к матери. В последний раз она видела ее плачущей на похоронах отца. После этого виконтесса стойко переносила свое горе, больше заботясь о переживаниях детей, чем о собственных чувствах. Теперь по ее гладким бледным щекам катились безмолвные слезы.

— Миллисент, едва ли такую вещь можно сохранить в тайне. Ты должна сказать мне, а я поговорю с твоим братом. Этот мужчина лишил тебя невинности. Он должен жениться на тебе. — Виконтесса вытащила носовой платок и промокнула глаза и щеки.

Глаза Мисси панически расширились. Подскочив на постели, она схватила свободную руку матери и крепко сжала.

— Мама, нельзя ничего говорить Томасу. Ты же знаешь, какой у него характер. Он убьет его или сам погибнет. А мы даже не уверены, что я беременна.

— Чего мне нельзя говорить?

Ни одна из них не слышала, как вернулся Томас, заполнив своей высокой фигурой дверной проем, но зловещие нотки в его голосе не предвещали ничего хорошего.

По спине Мисси пробежал озноб. Сердце подпрыгнуло, застряв у нее в горле, так что она не могла сглотнуть. Она не могла даже моргнуть, скованная страхом.

— Мисси, если ты беременна, вряд ли ты сможешь скрыть это от него. Полагаю, мне не нужно напоминать тебе, что твой брат — глава дома и имеет полное право знать об этом. — Выражение печали на лице матери уступило место спокойной решимости.

Томас проследовал к постели, грозно сдвинув брови.

— Что я имею право знать? — тихо спросил он, произнося каждое слово с убийственной отчетливостью.

Мисси невольно сжалась, погрузившись в спасительную мягкость подушек. Виконтесса поднялась с постели и встала перед Томасом в позе матери, защищающей свое дитя.

— Боюсь, Мисси в положении.

— В каком? — переспросил он, бросив на сестру озадаченный взгляд.

Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл услышанного дошел до его сознания. Его реакция не заставила себя ждать.

— Я убью его! — вскричал он, стукнув кулаком по столбику, поддерживавшему полог кровати красного дерева, которая содрогнулась вместе со своей обитательницей. — Кто он? — осведомился Томас зловещим голосом.

— Она отказывается говорить. — Шагнув ближе, виконтесса в успокаивающем жесте положила ладонь на его широкую грудь. — Но не нужно поддаваться эмоциям. Мы должны все обдумать с холодной головой.

Ее слова не убедили Томаса, продолжавшего смотреть на Мисси поверх головы виконтессы.

— Ты мне сейчас же все расскажешь, — произнес он тоном, не допускавшим возражений.

Но Мисси была так испугана, что не могла даже дышать, а не то что говорить. Гнев брата, неотвратимый, как надвигающаяся буря, парализовал ее и лишил дара речи.

Последовавшее молчание послужило проверкой для обоих — Томаса с его терпением и Мисси с ее решимостью.

— Отлично! — резко бросил он спустя несколько секунд, в течение которых никто из них не проронил ни слова, и, развернувшись на каблуках, выскочил из комнаты.

— Миллисент, — произнесла мать, повернувшись к ней, — надеюсь, ты понимаешь, что тебе не удастся скрыть правду от Томаса? Он все равно все узнает.