Неотмазанные. Они умирали первыми - Сергей Аксу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя как зовут, троглодит? — задал он вопрос, вытряхивая из пачки сигарету.
— Меня-то? Санькой! А тебя?
— Сергей Андреич! Не слишком длинно? Можно, просто, Андреич! Ты где живешь-то, клоп?
— А там! — пацан махнул засаленным рукавом куда-то в сторону Старопромысловского района. — В подвале!
— Это, еще что за чучело? — увидев беспризорника, удивился, выглянувший наружу, заспанный снайпер Павел Савченко. — Начштаба новый пожаловал?
— Свои, Паша, свои! — отмахнулся хмурый Гурнов, разминая пальцами сигарету и тоже закуривая.
— С рынка видать идешь?
— Откуда ж еще!
— Что там интересного? Чего там делал-то, если не секрет? Торговал, что ли?
— Смеешься? Чем, блин, торговать? Дырками, на жопе!
— А хоть бы и так! — усмехнулся Гурнов.
— Вот, бутылку с "пепсой" у тетки слямзил! — Санька гордо похлопал по оттопыренному карману.
— Родители-то чем занимаются? — полюбопытствовал старший лейтенант.
— Нету, их у меня!
— Как это, нет предков? Куда подевались?
— Отец пропал! А мамку убили с бабушкой!
— Значит, ты совсем один?
— Скажешь тоже, один? Нас в подвале много! Баба Тоня, тетя Вера, старик Михалыч, Дадаевы! Мурад еще!
— Что, и больше никого из родных у тебя нет?
— Когда я еще маленьким был, приезжал дядя Володя. Мамин брат. Но это было давно. Я его почти не помню!
— А где он живет, знаешь?
— Не! Не помню! Откуда-то издалека приезжал. Кажется, из Сыктывара, что ли!
— Из Сыктывкара, говоришь? — поправил мальчишку Гурнов. — Да, это не близко. В школу-то, ты хоть ходил?
— Да, во второй класс! Потом война началась.
— Учиться тебе надо, парень! Учиться! Выбираться отсюда, из этого дерьма, с этого кладбища. Родственников искать. Иначе, парень, загнешься, пропадешь здесь совсем.
— Я, пропаду? А это, видел! — Санька изобразил руками красноречивый жест и сделал не всякий случай шаг назад.
Гурнов закашлялся от смеха.
— Ну, ладно, ладно! Не пропадешь! Верю! Парень ты, я вижу ушлый, такие не пропадают!
— То-то же, а то пропадешь, пропадешь, — миролюбиво продолжал пацан.
— Санек, а кем мечтаешь стать, когда вырастешь? Небось, летчиком или моряком?
— Не, только не летчиком. Ненавижу их, гадов! — серые глаза мальчишки потемнели, губы сжались. — Шофером буду! Как папка!
— А почему шофером-то? Быструю езду любишь?
— Ага! Едешь, все мелькает. Здорово!
— Да, шофером быть хорошо. Только не здесь, — глубоко затягиваясь, Гурнов, погруженный в себя, задумчиво смотрел куда-то мимо пацана.
— Андреич! На связь! — позвал кто-то из-за бетонных блоков. Омоновец поднялся, сильным щелчком отправил окурок в лужу.
— Будет время, заходи! Может, придумаем что-нибудь насчет тебя! — уже на ходу бросил он, исчезая в проеме укрытия.
— Андреич! Вставай! К тебе тут целая делегация пожаловала! — прапорщик Малахов настойчиво расталкивал спящего Гурнова.
— Кто там еще? — проворчал сердито тот, усаживаясь на нары, с трудом продирая глаза.
— Гаврош, твой заявился! Иди встречай, Макаренко!
Гурнов выглянул, щурясь от яркого солнца. У шлагбаума в стоптанных десантных ботинках маячил Санька и широко во весь рот приветливо улыбался. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял маленький чумазый пацаненок лет пяти. Который, вцепившись ручонкой в Санькину куртку, испуганно смотрел на военных.
— Пропусти! Это ко мне! — крикнул старший лейтенант Волкову, который "месил грязь" на посту.
Мальчишки, обойдя заграждение из колючей проволоки, подошли к стене, испещренной многочисленными оспинами от пуль и осколков.
— Ну, здорово, Санчес!
— Здорово!
— Братишка твой, что ли? — омоновец, сладко зевнув, кивнул на кроху.
— Нет, это Мурад! Живем вместе! У него тоже родичи погибли!
Черные блестящие как вишни, глазенки малыша исподлобья затравленно выжидательно, не мигая, смотрели на Гурнова. На бледном худеньком личике видны были следы потеков от слез. Одет он был зимнюю болоньевую куртку; на ногах женские резиновые сапоги с продетой веревкой через прорези в голенищах, чтобы не сваливались с ног. Смуглый, в натянутой на уши, когда-то голубой, шерстяной шапке, он был похож на маленького цыганенка, которые попрошайничают по вокзалам и подземным переходам.
— Как мой Сережка, — подумал Гурнов, взглянув на его сопливую мордашку. — Только моему, наверное, поменьше будет. Да и щеки пухлее.
— Ну, как дела, пацаны? — бодро спросил он, присев на корточки перед шмыгающим носом мальцом и поправляя тому криво торчащую шапку. — На рынок навострили лыжи?
— За добычей, вот идем! Может что-нибудь обломится. Андреич, у тебя закурить не найдется? — делая хитрую физиономию, Санька, как-то замялся и сплюнул себе под ноги.
Гурнов усмехнулся и достал из кармана пачку.
— На, держи, брат! — старший лейтенант вытряхнул с пяток сигарет в ладонь мальчишки.
Санька лихо заложил одну за ухо, а остальные бережно спрятал в карман.
— Санек, все хотел тебя спросить. Может, у тебя документы какие-нибудь сохранились? От родителей! Может, фотки какие-нибудь. Если найдешь, принеси. Соседей поспрашивай. Может они чего знают. Поищем твоего дядю.
— Как его, блин, теперь найдешь? Если даже не знаю ни фамилии, нигде живет.
— Ну, это уж, шкет, не твоя забота.
— Посмотрю, вроде осталось несколько фотографий.
— Сказал, найдем! Значит найдем!
— Ладно, Андреич, мы пойдем! Некогда нам! — почему-то заторопился, вдруг погрустневший пацан.
— Погоди, старик, я сейчас! — Гурнов нырнул в бетонное укрытие. Через некоторое время он появился с большой краюхой хлеба и банкой тушонки.
— Андреич! Гони попрошаек к чертовой матери! Здесь, что? Богадельня? — отозвался из чрева "бетонной хижины" всегда угрюмый старший сержант Касаткин, подбрасывая деревяшки от сломанного ящика в гудящую буржуйку.
— Коля, не ворчи.
— Тоже мне, Иисус Христос выискался? Всех не накормишь! Самим уж скоро жрать нечего будет!
Что-то звякнуло. Сержант Егоров, весь напрягшись, поднял "ворон" к глазам. На обочине дороги явно кто-то копошился. Передернув затвор, он дал из РПК короткую очередь в темноту.
И тут ночь словно взорвалась фейерверком. По блокпосту долбанули из гранатомета; и пулеметные очереди, ударившие со стороны руин, слились в бешенную барабанную дробь. Шквал огня из развалин буквально обрушился на маленькую крепость. Пули, впиваясь, выбивали искры из бетонных блоков. Некоторые через бойницы влетали внутрь. Одна из огневых точек была тут же засечена, стреляли с третьего этажа, где накануне была обнаружена снайперская "лежка". Бой длился около часа. Потом стрельба утихла также внезапно, как и началась. Бойцы, сидя в темноте у амбразур в пороховом дыму, ждали рассвета.
— Все живы? Ни кого не зацепило?
— Слава богу! Вроде, все целы!
— Помнишь? В прошлый раз, пуля, влетев, Коляну в жопу саданула!
— Да, не повезло, тогда парню!
— Это, как сказать! Скорее наоборот!
— Это точно, Петрович! Еще не известно, кому из нас повезло!
— Смольнуть бы! — из дальнего угла раздался прокуренный заунывный голос Черенкова.
— Я те, щас смольну, мудазвон! — раздраженно отозвался, лежащий у входа, прапорщик Волков.
— Подмогу, вызвали? — спросил простуженный Артюхин.
— Ты, что ох…ел! Какая сука, тебе ночью на помощь примчится?
— Чтобы в засаду вляпаться! Ребят положить!
— Будем ждать утра! Мужики, глядеть в оба! — сказал Гурнов. — Странный какой-то обстрел! Совсем не нравится мне это! Не к добру это!
— Игорь, пальни еще разок по тем руинам! — попросил товарища Волков. — Похоже, кто-то там мельтешит!
— Дай-ка взглянуть! — Малахов потянулся за биноклем…
Рассвело. Над дорогой висел густой туман, накрыв, словно легким пуховым одеялом развалины. Савченко через прицел "эсвэдэшки" напряженно всматривался в темный бугор на обочине в метрах семидесяти, который с каждой минутой все больше темнел и приобретал очертания неподвижно лежащего на боку человека.
На обочине утром нашли труп пацана. Гурнов сразу признал в убитом беспризорника Саньку. Оборвыш лежал, сжавшись в комок, прижимая, покрытые расчесами, руки к животу. Уткнувшись восковым лицом в колею, прямо в след от протектора "зилка" , что четко отпечатался в грязи. Из-за уха у него выглядывала белым концом сигарета, которую он стрельнул днем у "омоновца". Рядом с убитым валялись: ржавая саперная лопатка со сколотым черенком и старая рваная мешковина, в которой бойцы обнаружили фугас и электродетонатор.
Глава десятая
Ничего не соображая, Колька Селифонов с трудом выбрался из-под бесчувственного тела капитана Карасика и через разбитое лобовое окно выполз из перевернувшейся машины. Встал, держась за ушибленную голову, оглянулся…