Любимый грешник - Мелисса Марр

В процессе своего монолога Бейра поглаживала посох.

— Я не могу действовать. Баланс, этот проклятый баланс был условием Ириала, когда мы устанавливали границы для Кинана.

Голос Донии был не громче шепота, но она попробовала:

— О чем вы говорите?

— Я говорю, что твои прелестные синие губки могли бы решить мою проблему, — Бейра дважды дотронулась пальцами до своих чересчур красных губ. — Теперь ясно?

— Да, — Дония заставила себя улыбнуться. — И, если я сделаю это, вы освободите меня?

— Да, — Бейра обнажила зубы в жестоком рыке. — Если это не будет сделано в ближайшие два дня, я пошлю к ней ведьм, а потом вернусь за тобой.

— Я поняла, — Дония облизнула губы и попыталась повторить жестокое выражение лица Бейры.

— Хорошая девочка, — Бейра поцеловала Донию в лоб и ткнула посох в ее руки. — Я знала, что могу рассчитывать на то, что ты поступишь правильно. Тебе это понравится — ты поставишь Кинана на колени после всего того, что он с тобой сделал.

— Я помню все, что сделал Кинан, — Дония улыбнулась и по одобрительному взгляду Бейры поняла, что выглядит такой же жестокой, как она.

Сжимая посох так сильно, что заболели руки, Дония добавила:

— Я сделаю то, что должна.

Кинан прогнал охранников, девушек — всех, кроме Ниалла и Тэвиша. Охранники, последовавшие за Эйслинн, подтвердили его подозрения о том, куда она пошла. Она теперь знает. Как же она может по-прежнему отворачиваться? Идти к нему?

Пока они шли на холм, Ниалл советовал Кинану проявить терпение. То же самое он раньше предлагал Эйслинн, но теперь, теперь, когда он знал, как он мог ждать?

— Я был терпелив в течение многих столетий. — Кинан чувствовал себя обезумевшим. Пока они шли домой, его королева, его единственная, та, кого он ждал всю жизнь — столетия — была в руках другого, и кого — смертного! — Мне нужно поговорить с ней.

Ниалл преградил ему дорогу:

— Подумай об этом.

Кинан отодвинул его.

— Ты видишь ее здесь? Я тут. Я не последовал за ней к его дому, но она не пришла ко мне.

— Хотя бы несколько часов? — Ниалл говорил спокойно, как и прежде, когда характер Кинана заставлял того действовать глупо. — Пока ты немного не успокоишься.

— Каждое мгновение, пока я жду, Бейра может узнать, что случилось и где она, — он подошел к двери. — Она уже знает о том, что сказали гадалки. Именно поэтому она пришла сегодня вечером. И если она узнает, что Эйслинн уже может делать, что мы можем сделать вместе…

— Ты только послушай себя, — Ниалл положил руку на дверь, держа ее закрытой. — Ты же не собираешься идти убеждать ее, когда ты в таком состоянии?

— Дай ему пройти, Ниалл, — сказал Тэвиш, не повышая голоса, прозвучавшего, однако, настойчивее, чем обычно. Его пристальный взгляд вселял ужас, когда он сказал Кинану: — Помни, о чем мы говорили. Эту девушку нужно завлечь, чего бы это ни стоило. Все мы знаем, что это — она.

На лице Ниалла появился испуг:

— Нет.

Кинан отпихнул Ниалла, распахнул дверь… и столкнулся с Донией. Пар с шипением поднимался над их телами, пока Кинан стоял, прижатый к ее холодному телу.

Такая же безмятежная, как первый зимний снег, она пришла к нему на холм — по собственной воле — и спокойно сказала:

— Закрой дверь. Нам надо поговорить.

Дония прошла мимо Кинана, с волнением глядя на его советников — не на него. Он не должен этого видеть — итак был слишком расстроен.

Как только Дония услышала, что дверь закрылась, она сказала:

— Она хочет, чтобы Эш умерла. Она хочет, чтобы я убила ее. — Дония стояла в комнате дальше, чем ей хотелось бы, и Кинан стоял между ней и выходом. — Ты должен что-то предпринять.

Он не отвечал, только испуганно уставился на нее.

— Кинан? Ты меня слышал? — спросила она.

— Оставьте меня наедине с Дон, — он жестом отпустил Ниалла и Тэвиша.

Они оба ушли, после того как Ниалл, поймав взгляд Донии, сказал ей: «Будь помягче».

Кинан опустился на колени перед диваном.

— Она убежала от меня.

— Что она сделала? — Дония подошла к Кинану ближе, наклонив голову, поскольку одна из его чертовых птиц налетела на нее.

— Убежала, — он вздохнул, и комната наполнилась шелестом листьев. — Эта она. Она разрушила мороз Бейры, излечив меня поцелуем.

— Ты можешь убедить ее, — тихим голосом сказала Дония. Не хватало еще, чтобы Ниалл, Тэвиш или одна из Летних девушек, находящихся на холме, подслушали прозвучавшую в ее голосе нежность к Кинану. — Дай ей сегодня подумать, а завтра…

— Она убежала к нему, Дон. Рябинники ходили туда и видели, — поражение застыло в его прекрасных глазах. — Это — она. Она знает это, но все равно убежала к своему смертному. Я проиграю, если…

Дония взяла его руку, игнорируя боль от прикосновения, облако пара поднялось от их рук.

— Кинан, дай девочке подумать. Ты всегда знал об этой игре. А для нее все так ново…

— Она не любит меня, даже не хочет. — В его голосе было столько печали, что в комнате заморосил мелкий дождик.

— Завоюй ее. — Дония окинула его пристальным взглядом, бросая ему вызов, пытаясь зажечь то высокомерие, которое в последнее время, казалось, куда-то исчезло. — Что? Резко исчерпал все идеи? Ну же, Кинан. Пойди поговори с ней завтра. Если это не сработает, сбрось «иллюзию». Поцелуй ее. Обольсти ее. Только сделай это быстро, иначе она умрет.

— Что если…

Она перебила его.

— Нет. Я выторговала тебе пару дней, не больше. Бейра думает, что я выполню ее приказ — убью Эш, но у нее не займет много времени понять, что я ей не подчиняюсь.

Прежде чем он мог ответить, Дония заговорила громче, чтобы быть услышанной в грохоте льда, который скатывался с нее, когда капли дождя Кинана касались ее кожи.

— Если ты не завоюешь Эйслинн, она лишится жизни. Заставь ее слушать, или все проиграют.

Глава 27

У граждан Волшебного царства есть одно

общее достоинство — преданность своему делу.

“Прославленные”(1913)

Гертруда М. Фолдинг

Когда Эйслинн проснулась на следующее утро — все еще в объятиях Сета — она знала, что пришло время рассказать бабушке всю правду. Но как? Как я скажу ей об этом?

Она позвонила бабушке прошлой ночью, чтобы та не волновалась. Бабушка не возражала, чтобы Эйслинн осталась у Сета, только попросила ее быть осмотрительной, «использовать меры предосторожности и иметь голову на плечах». И Эйслинн поняла, что бабушка знала, почему она осталась. Несмотря на свой возраст, бабушка была сторонником женского равенства во всех отношениях. Не так давно это шокировало Эйслинн, когда бабушка изволила провести с ней познавательную беседу «о пестиках и тычинках».