Преобладающая страсть. том 2 - Джудит Майкл

– Укротитель львов Барнум и Бейли. А чтобы узнать остальное, тебе придется посмотреть мою программу на следующей неделе.

– Постараюсь прийти пораньше. Хотелось бы присутствовать при записи, – сказал он.

И он пришел. И приходил регулярно каждый вторник.

В ту первую неделю, после дебюта Валери с репортажем о Скатигере, они больше не встречались. Ник уехал в короткую деловую поездку, а Валери с головой погрузилась в изучение жизни Стенли Джевела, который недавно оставил профессию укротителя львов и возглавил Фонд по сбору средств в поддержку Республиканской партии.

Но прежде, утром следующего дня после дебюта, к рабочему столу Валери подошел Лез. Она уже перебралась из отдела исследований в огромную комнату, служившую рабочим местом для тридцати продюсеров, режиссеров, сценаристов и репортеров. Повернувшись спиной к залу, Валери разговаривала по телефону. Лез присел на стул около ее рабочего стола и сразу приступил к делу:

– Хороший материал по Скатигере, и всего лишь несколько пробелов.

Она опустила трубку.

– Ник сказал, что все хорошо.

– Он прав. И тем не менее есть ряд недостатков. Во-первых, ожерелье.

– Знаю! – согласилась Валери. – Извини, я знаю, что серебро слишком сильно отражает свет; не пойму, как я могла забыть, извини.

Он протянул ей ожерелье.

– Ты забыла его на полу. Второе: один раз на твоем лице отразилось недоверие, которое ты продемонстрировала зрителям. Некоторые репортеры часто поступают так, особенно в программе «Шестьдесят минут». В нашей программе мы этого не допускаем. Третье: ты позволяешь себе говорить слишком быстро. Правда, не всегда, от случая к случаю. Четвертое: ты не сделала акцент на его последнем высказывании, когда Скатигера признал, что бронировал номера в гостиницах, – может быть, этот кусок следовало бы поднять вверх и выделить. Пятое: я бы хотел увидеть пару его снимков в детском возрасте, может быть, кого-то из его окружения. Шестое…

– Много еще? – холодно спросила Валери.

Лез откинулся на спинку стула и положил ногу за ногу.

– Полагаю, столько, сколько пожелаешь. Могу закончить через пять минут…, могу и через час, если придется объяснять, почему я занимаюсь своей работой.

Посреди общего гула над рабочим столом Валери воцарилась тишина. Сначала Валери подумала сослаться на недостаток эфирного времени, на то, что за четыре минуты по-настоящему не сделать ни одну стоящую программу. Но промолчала, потому что знала, что подобные речи не могут служить оправданием. Четыре минуты превышали время, отводимое для большинства информационных сообщений программ новостей. По длительности ее вставка сопоставима с интервью в программе «Сегодня в выпуске», в передачах «Доброе утро, Америка» и «Утренние новости Си-Би-Эс». Конечно же, там не ретроспективные репортажи, да и ее работу вряд ли можно назвать таковой; она рассказывала о прошлом людей, которые в перспективе могли превратиться в источник новостей. В самом деле, в отведенных рамках можно сделать очень много, если бы она по-настоящему знала ремесло.

– Извини, – сдавленно проговорила она. – Знаю, что наделала немало ошибок, многие из них вижу сама; я все еще учусь выполнять эту работу.

– Это мы знаем, – с улыбкой проговорил Лез, – и даже ожидали подобного. Что же теперь?

Валери представила, как Ник и Лез, сидя в кабинете, попивали кофе и обсуждали допущенные ею ошибки. «Да как они смеют судить обо мне?» Потом она вспомнила, как требовала предоставить ей шестнадцать минут, а не четыре, и упрекнула себя.

– Назови остальные ошибки, и я исправлю их, – сказала она непринужденно. – В следующий раз, когда Ник похвалит, хотелось бы, чтобы он был искренним.

– Он был искренен. Ты была хороша, а будешь еще лучше. Остался лишь один момент: по большому счету ты не показала, почему этот парень может стать крупнее и важнее. Мы узнали о нем небольшой факт, этот факт действительно интересен, но для того, чтобы зрители задумались о Скатигере, просто интересного факта мало, нужно нечто иное, что пробудило бы наш интерес. Может быть, и того, что было о нем сказано, вполне достаточно, но если так, то почему? Почему нас должно заинтересовать в нем что-то иное, а не факт наличия у него обширных связей и то, что он оказывает определенные услуги? Ну как, есть в моих словах резон для тебя?

– Да, наверное, это наиболее важное из всего сказанного. Спасибо.

– В добрый путь.

Он помолчал и добавил:

– Незачем доказывать, что ты можешь справиться со всеми трудностями самостоятельно. Мы здесь для того и находимся, чтобы помочь.

Она рассеянно кивнула и принялась что-то записывать. Лез увидел, что она записывала сделанные им замечания.

Лист с ошибками пролежал у нее перед глазами остаток недели, пока она готовила следующее шоу. Прежде всего она сделала десятки телефонных звонков: самому Джевелу, чтобы договориться с ним о телеинтервью; затем людям, чьи имена она нашла в газетах и журналах; расспрашивала их, выясняла мнения, дополняла уже собранную информацию. И лишь четко уяснив себе, о чем будет спрашивать, отправилась в Нью-Йорк, где на неделю остановился Джевел, и целый день провела у него в отеле вместе с режиссером и двумя операторами. На следующий день у нее были слайды, снятые с фотографий, предоставленных Джевелом, где были изображены: сам укротитель, цирк, его новый офис и несколько видовых снимков. Одновременно она трудилась над сценарием. Когда он был закончен, Валери целый день провела в монтажной РαН, монтируя воедино части отснятого материала, который, по ее мнению, давал зрителю наиболее полное представление о Джевеле, его прошлом и начале новой жизни.

Так прошли последующие недели. В конце недели в студии записи или в просмотровой обычно появлялся Ник и молча стоял в углу. Потом они с Валери недолго беседовали в ярко освещенном коридоре. По мере того как проходили недели, беседы становились продолжительнее. На первых порах разговор носил деловой характер и касался в основном программы «Взрыв» или вставок, которые готовила Валери. Постепенно они стали затрагивать личные темы: спектакль, который Ник смотрел с Чедом, книгу, прочитанную Валери, заявление конгрессмена, вызвавшее у обоих недоумение. Когда коридор был пуст, их голоса, казалось, сплетались воедино, пока кто-нибудь, проходя мимо, своим приветствием не нарушал их уединения. Именно в такие мгновения между ними возникала близость. Однако ни один из них не отдавал себе в этом отчета; обычно они продолжали говорить и смеяться еще одну-две минуты; руки иногда случайно соприкасались, и они отдергивали их, словно пугаясь чего-то.

Они вели себя так, словно знакомились заново, но гораздо осторожнее, чем тогда, в первый раз. Валери заметила, что иногда думает о Нике в середине дня, и все чаще – по вечерам, сидя дома в обществе Розмари, читая книгу или просматривая телепрограммы конкурентов. Особенно она вспоминала его по ночам, лежа в своей маленькой спальне, тесно заставленной мебелью, стараясь побороть страстное желание, вспыхивавшее тотчас же, как она оказывалась в постели, когда мозг не был загружен работой, беседами с друзьями и коллегами.