Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры - Роберт Сильверберг

Настроение Валентайна упало. Он не только надеялся дойти до Леди, это было жизненно необходимо. Однако он понимал, что имел в виду служитель. В этом священном месте паломник ничего не мог требовать, он подчинялся, он отказывался от требований, нужд и желаний, он уступал, если искал покоя. Здесь не место для Коронованного. Главное в жизни Коронованного, — пользоваться властью мудро, если он наделен мудростью. Однако в любом случае — первое в жизни пилигрима — подчинение.

В этом противоречии легко можно было запутаться, но выбора не было.

Во всяком случае, он добрался до внешних окраин владений Леди. На вершине утеса служители встретили их без всякого удивления. Видимо, они знали, что к ним поднимаются внесезонные паломники. Теперь их, выглядевших благочестиво и чуть глуповато в мягкой неяркой одежде пилигримов, собрали в длинном низком здании из гладкого розового камня, стоявшем у гребня утеса.

Плиты из того же камня составляли большой полукруг для прогулок, далеко тянувшийся вдоль кромки леса, венчавшего утес. Это была Терраса Оценки. Дальше шел лес. Другие террасы были далеко за ними.

В глубине, не видимый отсюда, поднимался второй утес. Третий, насколько было известно Валентайну, был выше второго и находился в сотне миль где-то в глубине острова, свято чтимые места, где был Внутренний Храм и где жила Леди. Хотя Валентайн прошел огромный путь, казалось немыслимым, что когда-нибудь он одолеет эти последние сотни миль.

Быстро наступила ночь. Оглянувшись на круглое окно позади себя, он увидел темневшее небо и широкую темную полосу моря. На гладкой поверхности воды виднелось пятнышко. Валентайн томился надеждой, что это спешит домой тримаран «Королева Родмент Грон», а позади вольванты, погруженные в свои бесконечные сны, и морские драконы, плывущие к Великому Океану, а еще дальше — Зимроель с его городами, заповедниками и парками, фестивалями и миллиардами жителей. Многое осталось для него позади, но теперь он должен смотреть только вперед.

Он не сводил глаз с Талинота Изолда, их первого здешнего гида, высокого, худощавого, с молочно-белой кожей и лысой головой, неизвестного пола. По росту и ширине плеч можно было предположить, что это мужчина, но изящество лицевых костей, особенно хрупкий изгиб легкого выступа над странными синими глазами заставляли в этом усомниться.

Талинот Изолд рассказал обо всем: ежедневной смене молитв, работы и медитации, системе толкования снов, устройстве жилых помещений, диетических ограничениях, исключавших все вина и некоторые пряности, и многом другом. Валентайн пытался запомнить все, но тут было так много правил, требований, обязанностей и обрядов, что они перепутались у него в голове, и через какое-то время он оставил эти усилия, надеясь, что ежедневная практика закрепит в памяти все правила.

Когда стемнело, Талинот Изолд отвел их в зал обучения, заведя по пути в покосившийся бассейн, где они вымылись, прежде чем надеть выданную им одежду, и где должны были мыться дважды в день, пока находились на этой террасе, и в обеденный зал. Здесь им подали суп и рыбу, еду безвкусную и непривлекательную даже для зверски голодных паломников. Обслуживали их новички, вроде них, но в светло-зеленой одежде. Большой зал был занят лишь частично — час обеда уже почти прошел, — сказал Талинот.

Валентайн осмотрел всех пилигримов.

Они были разных рас, половина, может, человеческого происхождения, но было много — урунов и гайрогов, скандаров, несколько лименов, были хьерты, а в дальнем конце сидела маленькая группа су-сухерисов. Сеть Леди охватывала все расы Маджипуры, кроме одной.

— Метаморфы когда-нибудь посещали Леди? — спросил Валентайн.

Талинот Изолд ангельски улыбнулся.

— Если пьюривар придет к нам, мы должны принять его. Но они не участвуют в наших ритуалах. Живут сами по себе, словно одни на Маджипуре.

— Может, кто-то из них приходил в другом обличье? — предположил Валентайн.

— Мы бы об этом узнали — спокойно ответил Талинот Изолд.

После обеда их развели по комнатам.

Это были отдельные комнаты, едва ли больше стенного шкафа, в напоминавшей муравейник квартире: постель, раковина, место для одежды и ничего больше. Лизамона сердито осмотрела свою комнату.

— Вина нет, меч отобрали, а теперь еще и спать в этом ящике? Похоже, что я промахнулась, став пилигримом, Валентайн.

— Успокойся, сделай над собой усилие. Мы уйдем с Острова, как только сможем.

Он вошел в свою комнату, находившуюся между комнатами женщины-воина и Карабеллы.

Свет тут же потускнел. Он лег на койку и неожиданно заметил, что засыпает, хотя было еще рано. Сознание покинуло его, и он увидел Леди, бесспорно, это была Леди Острова.

Валентайн много раз видел ее во сне, видел ее ласковые глаза, черные волосы, цветок за ухом, оливковую кожу, но сейчас образ был резче и четче. Он рассмотрел мелкие морщинки в углах глаз, крошечные зеленые камни в серьгах, узкую серебряную полоску над бровями. Во сне он протягивал к ней руки и говорил:

— Мать, я здесь, позови меня!

Она улыбнулась ему, но не ответила.

Они были в саду, и вокруг цвели алабандины. Маленьким золотым инструментом она подстригала цветочные бутоны, чтобы оставшиеся цвели лучше. Он стоял рядом и ждал, когда она обернется к нему, но она все работала. Наконец сказала, не глядя на него:

— Нужно быть очень внимательным к своему делу, чтобы хорошо его выполнять.

— Мать, я твой сын Валентайн!

— Видишь, на каждой ветке пять бутонов. Оставь их, и они раскроются, но я уберу два здесь, один здесь, один там, и цветение будет великолепным.

Пока она говорила, бутоны раскрылись, и воздух наполнился запахом алабандины, а громадные желтые лепестки вытянулись, как тарелки, открыв черные тычинки и пестик.

Леди слегка коснулась их, и в воздухе разлетелась пурпурная пыльца.

— Ты тот, кто есть, и им же будешь, — сказала Леди.

Сон сменился. Леди уже не было, только колючие кусты махали ему жесткими руками, громадные птицы летали над ним.

Затем все смешалось.

Проснувшись, он должен был сразу явиться к своему толкователю снов, не Талиноту Изолду, а другому служителю, тоже лысому и тоже неопределенного пола, но женщине. Столиноп. Эти служители были среднего уровня посвящения, как вчера узнал Валентайн. Они вернулись со Второго Утеса, чтобы обслуживать новичков.

Толкование снов на Острове ничуть не напоминало действия Тизаны в Фалкинкипе.

Не было ни наркотиков, ни совместного лежания. Валентайн просто пришел к толковательнице и описал свой сон. Столиноп спокойно слушала. Валентайн заподозрил, что она имела доступ к его сну, когда этот сон ему снился, и теперь просто хочет сравнить его отчет с собственным восприятием и увидеть, нет ли провалов и противоречий.

Поэтому Валентайн точно, как помнил, передал сон и сказал, что говорил во сне — Мать, я твой сын Валентайн, внимательно следя за реакцией Столиноп. Но он мог с тем же успехом смотреть на меловой утес.

Когда он кончил рассказ, толковательница спросила:

— Какого цвета были цветы алабандины?

— Желтые с черной серединой.

— Приятный цвет. В Зимроеле алабандины с желтой серединой. Какие тебе больше нравятся?

— Одинаково.

Столиноп улыбнулась.

— В Альханроеле алабандины желтые с черной серединой. Можешь идти.

И так каждый день: загадочное замечание, а если не загадочное, то такое, которое можно было истолковать по-разному, хотя истолкование не предполагалось.

Столиноп была как бы хранилищем снов Валентайна, она впитывала их, но не давала советов.

Валентайн начал привыкать к этому.

Он стал привыкать и к ежедневной работе. Каждое утро он два часа работал в саду, полол, подрезал, окапывал, после обеда работал каменщиком, овладевая искусством обтесывать плиты. Затем шли долгие часы медитации. Тут им никто не руководил: просто посылали смотреть на стены.

Своих спутников он почти не видел, кроме как за совместным купанием утром и перед ужином, и разговаривали они мало.

Легко было войти в ритм этого места, отбросив все остальное. Тропический воздух, аромат множества цветов, благородный тон всего, что было здесь, успокаивали и размягчали, как теплая ванна.

Но Альханроель лежал в тысячах миль отсюда, а Валентайн ни на дюйм не приблизился к своей цели, оставаясь на Террасе Оценки. Прошла уже неделя. Во время медитации Валентайн предавался мечтам о том, как соберет своих людей, удерет ночью, тайком пройдет через террасы Второго и Третьего Утесов и появится на пороге Храма Леди. Однако он подозревал, что в месте, где сон — открытая книга, им далеко не уйти.

Это его раздражало. Он понимал, что раздражение ничего ему не даст и учился расслабляться, снимать напряжение, очищать мозг от ненужных мыслей, и таким обратом открывать путь призывному сну, которым Леди позовет его к себе.