Лев и Аттила. История одной битвы за Рим - Левицкий Геннадий Михайлович

Несчастная женщина выхватила из рук служанки первую попавшуюся одежду и, пытаясь прикрыть обнаженные места, устало произнесла:

— Выйди, Максим, если ошибся дверью, а если нет — тебя вышвырнут рабы.

— Я уйду не ранее, чем сообщу тебе приятное известие: ты останешься императрицей и тебе не придется покидать дворец.

— Ты собрался воскресить моего мужа?

— Нет. Только что меня избрали императором, и я беру тебя, Евдоксия, в жены.

— Прежде спроси: желаю ли я такой чести.

— Императорам не отказывают, Евдоксия.

— Мне идти под венец прямо сейчас, или все же позволишь похоронить мужа?

— Соверши все, что полагается римлянке-вдове, — позволил Максим, скрививши губы в злорадной ухмылке. — Наша свадьба состоится через месяц и один день после погребения Валентиниана. Однако в моей постели я желаю видеть тебя завтра.

— Опомнись, Максим, мое брачное ложе еще хранит тепло Валентиниана. Дай хотя бы ему остыть. — Евдоксия хотела оттянуть неприятный момент, а лучше… вообще его избежать.

— Не слишком любила ты Валентиниана, чтобы печалиться о нем месяцами. Надеюсь, что нанято достаточное количество плакальщиц на время похорон — любая из них за несколько монет изобразит более правдоподобное горе, — продолжал издеваться над женщиной Максим. Вдруг он посуровел и выдавил сквозь зубы: — Да он и не заслужил твоих слез…

Петронию Максиму хотелось рассказать этой женщине о том, что сделал Валентиниан с его женой — Луцилой, но неимоверным усилием воли заставил себя сдержаться. Впрочем, Евдоксия была неглупа и понимала, что смерть Валентиниана не обошлась без участия Петрония Максима, хотя подробностей не знала. Вдова пыталась еще некоторое время сопротивляться яростному напору нетерпеливого жениха:

— Максим, римляне не поймут наш скорый союз. Эта свадьба вызовет ненависть, насмешки и презрение.

— Никто не смеет осуждать поступки императора.

— Ты не противен мне, Петроний Максим, но требуется время, чтобы привыкнуть к новому повороту судьбы, — как могла сопротивлялась Евдоксия. — Да ведь и ты никогда не бросал на меня вожделенных взглядов. В чем причина спешки?

— Я так хочу, — отрезал Петроний Максим. — Завтра вечером жду тебя в императорской почивальне. Если тебе придет в голову глупейшая мысль отказаться от моего предложения, то вспомни о своих дочерях. За твое упрямство расплачиваться придется им.

Жена может быть лучшим другом и худшим из врагов — ведь, кроме нее, ни одного неприятеля невозможно встретить в собственной постели, и этот враг будет знать все твои сокровенные мысли и слабые места. Худший вариант супруги избрал увлекшийся местью Петроний Максим.

Император ублажал свои чувства, исполнял собственные желания и с высоты своего положения не замечал, как тучи сгущаются над его головой. Легионеры Аэция не могли смириться с нелепой смертью обожаемого командира. Никто не верил, что слабовольный Валентиниан по собственному желанию и без посторонней помощи совершил величайшее преступление. Все настойчивее легионеры, центурионы и легаты спрашивали: кто ответит за убийство военачальника? Кто истинный виновник его гибели? Особенно усердствовал чувствовавший свою вину командир охранной стражи Аэция — Максимиан. В свое время он рассчитывал, что после смерти Валентиниана императорский венец достанется ему, так как пользовался поддержкой бывших в Равенне воинов, но подвела его неспособность к интригам.

Когда Максимиан в хорошем подпитии однажды горевал о бесславной кончине доблестного Аэция и грозился уничтожить всех убийц, как только станут известны их имена, Евдоксия, улучив момент, тихо шепнула ему на ухо ответ:

— Ищи, кому это выгодно. Посмотри: кто сегодня выше всех.

Сраженный неожиданной подсказкой Максимиан не смог произнести ни слова, а только побледнел до такой степени, что его лицо стало продолжением белоснежной сенаторской тоги. Евдоксия выяснила, что поднять руку на императора этому любимцу Аэция не по силам. Она оставила в покое нерешительного Максимиана, но не свой замысел.

Был еще третий возможный претендент на трон Валентиниана; блистательный легат Флавия Аэция — Юлий Валерий Майориан. Последний участвовал во многих сражениях в Галлии, где приобрел воинскую славу и расположение легионеров. После гибели Аэция командование войском перешло к нему. Однако Петроний Максим во время избрания императора легко обошел обоих кандидатов — ибо наступили времена, когда деньги ценились больше воинской славы и доброго имени.

Евдоксия была хорошо знакома с Майорианом, более того, возлагала на легата великие надежды, но никак не получалось с ним увидеться без посторонних глаз. Наконец ей удалось обмануть подозрительного Максима и на несколько минут остаться наедине с Майорианом.

— Императрица, у тебя печальный вид. Не больна ли ты? — весьма вежливо отозвался Майориан о внешнем виде императрицы, которой второй брак принес морщины и преждевременную седину. Было дочери императора Востока и жене двух императоров Запада в то время всего только тридцать три года. Увы! Тяжел может оказаться не только крест, но и царственная диадема.

— Более страдает моя душа, чем тело, — призналась Евдоксия. — Разве может иметь радостный вид женщина, которой приходится делить ложе с убийцей мужа?

— Ты уверена в своих предположениях?

— Однажды Петроний Максим сам признался, что подстроил убийство Валентиниана и смерть Аэция произошла не без его участия. Руки его не держали меч, пронзивший тела самых известных римлян. Максим слишком хитер: он отыскал людей, способных убить Аэция и Валентиниана, и хитроумно заставил их совершить ужаснейшие преступления.

— Коварный подлец! — возмутился Майориан.

— Теперь ты понимаешь: каково мне каждую ночь ложиться с ним в постель. Не представляю даже, как бы я отблагодарила того, кто избавил бы меня от еженощной пытки. Этот храбрец станет для меня самым дорогим человеком на земле — наравне с моими дочерями.

— Я принес клятву верности, и все мои легионеры также, — размышлял Майориан. — Петрония Максима избрал сенат, и справедливое наказание узурпатора будет выглядеть мятежом не только против императора, но и против отцов народа.

— Я поняла из разговоров Петрония Максима, что он тебя побаивается, но еще больше опасается войска, тебе послушного, — осторожно промолвила Евдоксия, изучая при этом реакцию собеседника. — Как только момент будет удобным, император расправится с тобой. Так происходит со всеми, перед кем этот человек испытывает страх.

На лице Майориана не дрогнул ни один мускул.

— Со времен службы в Галлии я привык жить в казарме, вместе с легионерами. То самое безопасное место. На меня было совершено немало покушений, но со всеми злоумышленниками воины расправлялись без моего участия.

Евдоксия была разочарована, однако небольшая надежда еще теплилась в душе смертельно оскорбленной женщины:

— Всю жизнь невозможно прятаться за спинами легионеров. Тем более они меняются: одни погибают, у иных заканчивается срок службы, взамен им приходят другие. И некоторых постарается прислать в твою казарму Петроний Максим. Прощай и береги себя, Майориан!

— Я подумаю, Евдоксия, как тебе помочь, — произнес легат вслед уходящей императрице.

Однако деятельный Петроний Максим не оставлял времени для раздумий. Через несколько дней он объявил Евдоксии:

— Мой сын Палладий стал совсем взрослым. Я замечаю, что он с интересом смотрит на девушек. Настала пора его женить.

— Поступай, как сочтешь нужным. — Императрица попыталась отмахнуться от темы, совсем ей не интересной. — Твой сын — не мой сын, я не имею права участвовать в его судьбе.

— Но придется, Евдоксия, придется, — хитро улыбнулся Максим. — Сын мой чаще других одаривает восхищенным взглядом твоих дочерей.

Женщина пришла в ужас от нового плана императора:

— Опомнись, Максим! Моей младшей дочери Плацидии нет и четырнадцати лет, и повадками она совсем ребенок.

— Иногда и в более раннем возрасте римлянки вступали в брак, — не согласился с доводами супруги Петроний Максим и тут же сменил атаку: — Евдокия-то постарше будет. Она была обещана сыну Аэция, и непременно оказалась бы в его ложе, если б Валентиниан не проткнул мечом предполагаемого свекра Евдокии.