Архон - Кэтрин Фишер

С ней согласились все девушки. Они решили действовать сплоченно.

Мирани задумалась. Кое-кто из жриц готов держаться до конца, у других же характер послабее. Крисса. Каково ей сидеть взаперти, одной, когда не с кем поболтать, пошушукаться?

Она отложила сыр, взяла булку свежего хлеба, разломила.

Изнутри выпал клочок папируса.

«Мирани! Он xoчem разделитъ нас. Предлагал мне стать Гласительницей. Я ответила — не на его условиях. Он сказал, с Гермией всегда может чmo-нибудь случиться. Он боится потерять всё. Не верь емy. Будь сильной, Мирани. Хранu Молча-ние. Я связалась с Джамилем. Он nридет».

И подпись: «Ретия».

Мирани дважды перечитала записку. Трудно сказать, настоящая она или же ее подбросил Аргелин. Но слова звучали искренне. Ретия — девушка умная, ее рабыни ей верны. Но отвергнуть предложение стать Гласительницей! Отказаться от того, о чем она мечтала всей душой! Мирани гордилась ею за это. В Ретии ее неизменно восхищала внутренняя сила, уверенность в собственной правоте. Полезно, наверное, всегда верить, что поступаешь правильно.

Шаги. На лоджии.

Мирани торопливо смяла записку, сунула ее за пазуху. В тот же миг дверь открылась, поклонившись, в комнату вошел Корет, слуга.

— Госпожа Мирани!

Она еле слышно проговорила:

— Что? Мы свободны?

Он украдкой оглянулся; она увидела, что на террасе выстроилась вооруженная фаланга.

— К сожалению, нет, госпожа. Генерал Аргелин желает тебя видеть.

Гора была сложена изо льда, как и предсказывала Царица Дождя. Сетис и Алексос взирали на нее снизу вверх: гладкие склоны, отвесные, неприступные обрывы. Заслышав сзади шаги, Алексос обернулся.

— Смотри, Орфет! Смотри!

Шакал оттолкнул их и подошел ближе. Осторожно перебрался через острые выступы, присел на корточки, внимательно вгляделся в расколотые края.

— Похоже на стекло.

— Лед, — с сомнением молвил Лис.

Орфет покачал головой.

— Мы еще не так высоко. Шакал поднял голову.

— Гора не древняя. Выросла недавно. Местность вокруг была словно раздавлена, опалена: пустыня расплавилась и застыла снова. Неведомый жар превратил камни в стекло, вздыбил зубчатые утесы, прожег чудовищные дыры в мироздании. Облик Лунных гор был обращен в прах и слеплен заново, и не из камня, а из какого-то черного, как уголь, вещества невероятной твердости.

Шакал опустился на колени, потер ладонью черную поверхность, понюхал и лизнул испачканную руку. Длинные пальцы ощупали трещины валуна, его причудливые грани, сверкающие плоскости.

— Лис, дай нож.

Одноглазый вор выбрал самый острый и тонкий из своих клинков, протянул вожаку, Шакал взял его близ острия и поскреб поверхность. На камне не осталось ни царапины, бронза не могла ему повредить. Он сунул клинок в трещину и попытался отколоть кусочек, но лезвие согнулось, и Лис нервно заерзал. Шакал вытащил нож, вернул его, не сказав ни слова, встал и вытер руки о тунику.

— Я же говорил. Стекло, — кисло заметил Орфет. — И как, прах побери, нам на него карабкаться?

Шакал искоса взглянул на Сетиса. В его глазах блеснул странный огонек, светлые волосы шевелились на горном ветру.

— Поздравляю, — тихо сказал он.

— С чем?

— Мы сказочно богаты. Богаче самого Императора, хотя никогда не потратим ни сикля из своих сокровищ. — Вор поднял глаза, окинул взглядом колоссальную громаду горы, нависавшую над головой, потом перевел взгляд на Алексоса. — Может быть, Бог догадывается, о чем я говорю.

Алексос глубоко вздохнул. Ему нелегко, подумал Сетис

— Догадываешься? Алексос пожал плечами.

— Я знаю, что гора очень твердая.

— Твердая? — Орфет подошел и обнял мальчика. — Я это и сам вижу, Архон.

И тут до Сетиса наконец дошло.

— Она сделана из алмаза, Орфет. Эта гора — громадный цельный алмаз.

Наступила полнейшая тишина, только хлопал на ветру полосатый бурнус Лиса. Сказать было нечего.

Остров стал неузнаваем. На Мосту возвели баррикаду, вдоль дороги выстроились стражники. Все здания в Святилище были заколочены, у дверей стояли солдаты. Даже огромные двери Храма были заперты — такого на памяти живущих не случалось ни разу.

Никто не гулял в садах, не было слышно смеха. Бассейн опустел, морскую воду в нем не меняли уже несколько дней, она подернулась маслянистой пленкой, на ней плавали лепестки. Слуг, похоже, куда-то переселили. Террасы опустели, под палящим зноем поникли от жажды алые цветы. Жужжали насекомые; Мирани отогнала их, радуясь забытому ощущению солнца, согревающего лицо и руки, после долгих дней в запертой комнате.

Фаланга сомкнулась вокруг нее и повела по лестнице на самую высокую террасу, выходившую в Порт. Видимо, Аргелин устроил здесь нечто вроде штаба. Он сидел под навесом в бронзовом кресле, принадлежавшем Термин, перед ним стоял стол, заваленный планами. Вокруг генерала царило оживление, сновали туда-сюда гонцы, входили с докладами офицеры.

Дожидаясь аудиенции, девушка окинула взглядом Порт.

В воде отражались грозные корабли Джамиля, они ждали, оставаясь вне досягаемости для выстрелов из Порта. Ожидание не затянется надолго. В Порту скоро иссякнут вода и пища. Тогда люди Императора пойдут в атаку, и изможденный Порт падет.

— Госпожа, — окликнул ее сотник.

Мирани выпрямилась. Она с болью ощущала, что выглядит не лучшим образом. Надо было надеть белое платье — в нем она казалась солиднее. И волосы не мешало бы уложить. Она нервно откинула с лица непокорную прядь.

Аргелин встал, поглядел на нее, потом взмахом руки велел стражникам выйти. Они отошли на почтительное расстояние, генерал обернулся к сотнику.

— Никого не пускать. Пока я не скажу.

— Генерал…

— Что бы ни стряслось, разбирайтесь сами!

Он грубо повернул ее к себе, она вырвалась. Тогда он отошел к балкону и встал, глядя на море. Она не знала что делать, поэтому последовала за ним.

— Надо было сжечь это Святилище, — пробормотал он.

Она в ужасе отпрянула. Он обернулся.

— Если бы не было Оракула и Девятерых, народ слушался бы только меня.

— Бога сжечь нельзя.

— Что пользы от Бога, если его никто не слышит? Пожалуй, я так и сделаю, госпожа Мирани.

— Даже вам не удастся!.. Народ восстанет…

— О, я обвиню во всём принца Джамиля. Это даже пойдет мне на пользу. Люди голыми руками разорвут его солдат в клочья. Потом, когда нападение будет отражено, назначу новых Девятерых. — Он облизал губы. На лбу и бороде блестели мелкие капельки пота.

— Что меня остановит, Мирани?