Возвращение Прославленных. Книга 2 (СИ) - Цы Си

Ему кивали, чокались зелёным элем, пили горячий рубиновый пунш и много смеялись. Сегодня из больницы вернулись Итиро, Бёрнис и Уильям — от этого у всех настроение было ещё лучше.

Приближалось само Рождество. В Мастерских были объявлены выходные, и можно было расслабиться.

В утро Сочельника каждое окно Стоунбона покрылось морозными узорами. Часовая дева теперь ходила в белой мантии и каждый час горстями кидала вниз снежинки со временем. И Янмей никак не могла отойти от окна. Она делала тёплыми пальчиками в холодных узорах проталинки, а потом смотрела сквозь них на опорошенный изморозью, сверкающий Эо Мугн, пока стекло снова не замерзало.

В рождественскую ночь снег пошёл по все стране. Везде бегала ребятня, в каждом городке шли ярмарки, на которых визидары веселились, как никогда в жизни. Все городские ели были украшены ботинками, и каждый визидарец по давней традиции установил Кольцо Счастья — круглую нарядную арку перед входом в дом. Среди множества украшений и сластей, на ней обязательно должны были висеть десять звёздочек — по одной в честь каждого из Прославленных.

Над страной висело радостное ожидание чуда.

В каждом доме Визидарии, накрывая праздничные столы, мечтали, как заработают на полную силу Ремесленные Мастерские. Как возродятся школы Мастерства, которые были утеряны. Как туда вернутся ученики. Чтобы учиться создавать толы и ауксилы. И как заживётся в стране, когда снова появятся волшебные палочки.

В Стоунбоне с утра готовились к Рождественскому рауту. В подворотне у харчевни носились, кидаясь снегом, поварята. А повариха Сисилия, опять делала вид, что сердится и гнала их взбивать сливки.

Улицы города ремесленников украшали гирлянды, везде раздавался шум шутих. На каждом фонаре крутились фейерверки. А в садах на ветках сидели разноцветные стеклянные птички, которые, при чьём-нибудь приближении начинали петь рождественские гимны.

В Туманном саду все растения казались хрустальными, усыпанными россыпью сверкающих камней. Переливались гранёные рубиновые ягоды, блестели бриллиантовые цветы, мерцали изумрудные листья. Над тихо звенящими кустами кружились маленькие снежные пчёлки. За каждой из них оставался цветной шлейф, постепенно исчезавших искорок. А воздушном саду в фонтанах, вместо воды, искрились мыльные пузыри. Они падали на замёрзшее озеро и застывали прозрачными каскадами.

Бёрнис смотрела в окно.

К воротам Стоунбона, у которых жители установили самое большое в стране Кольцо Счастья, бесконечно тянулись повозки с подарками и провизией изо всех уголков Визидарии. Гостинцы подвозили к парадной зале и расставляли на столах. Лакомств было несчётное множество. Особенно сладостей, которые визидарцы обожали.

Здесь были горки зажаренных листьев хиларитаты, которые от жара печек сворачивались в сладкие хрустящие спиральки покрытые шоколадными каплями. И запеченные Моховинки — особые камни Чёрных гор, которые под тонкой зелёной бархатной корочкой содержали до двадцати слоёв разных начинок — это зависело от возраста камня и того места, где он, созревая, лежал. Твёрдые, словно карамель или мягкие, будто трюфели. Такие начинки могли чередоваться с жидкими сиропными — если в какой-то сезон камень оказывался в воде горных родников. Говорят, чем выше были найдены Моховинки, тем они были вкуснее.

Тут были и знаменитые рождественские торты из Медиката — высокие кружевные Шакелии. Их готовили на специальном конусовидном вертеле. На горячий конус лили яичное тесто. От этого торт получался полым внутри с выступающими веточками снаружи. Иногда нутро торта наполняли пирожными. Порой обливали глазурями сверху — видам Шакелии не было числа. Причем каждая кондитерская хотела отличиться, и делала торт как можно выше. Вот и сейчас в Стоунбон ввозили высоченный короб — в нём томилась трёхярдовая королевская Шакелия, усыпанная жареными орехами.

Ну, и, конечно, сегодня к праздничному столу везли множество блюд в виде обуви: капустные пироги в форме сапожков; маленькие пирожочки-тапочки, набитые грибами; вафельные клумпы, мясные варёные туфельки и рыбные шлёпки. Непонятно, откуда и когда появилась эта традиция, но праздничный стол визидарца не был бы им, если бы на нём не стояло хоть одно «обувное» блюдо.

Но сейчас, глядя в окно, Бёрнис видела не длинный ряд повозок с провиантом и подарками. Она смотрела на кельтские кресты в поле за Эо Мугном. Там, со времен Ужасной Битвы было безымянное кладбище. Но недавно оно сильно разрослось — там же похоронили погибших в сражении солдат. И с того же дня у кладбища появилось имя: его стали называть Святилищем Кроуна — в честь славного дракона, который тоже нашёл здесь покой.

Пошёл снег. Постепенно он занёс и поле, и дорогу. Бёрнис с удивлением подняла глаза вверх — над священным дубом медленно проплывал караван облаков, сыпавших снежинками. Одни из них были совсем крохотные, словно пыль, другие — чуть больше, а третьи — с детскую ладошку: крупные, резные. Волчица наблюдала, как снежинки медленно фланировали на землю. Они повисали на ветках Эо Мугна, искрились на краях крыш и карнизов, образуя меж собой затейливые гирлянды.

— Удивительно, какое прекрасное совпадение: Рождество — и пошёл снег! — сказала Бёрнис, обращаясь к Уильяму.

Он писал письмо, сидя за столом, но отложил перо и обернулся к ней.

Девушка была одета к праздничному вечеру. Её волосы уложили в изящную причёску, а светлое атласное платье очень ей шло. Но Бёрнис, которая ещё недавно так храбро сражалась, сейчас заметно волновалась, потому что никогда не была на балах.

— На самом деле, — подошёл и обнял её сзади Уильям, — в деревне Параящая Иде, у одной из хозяек есть белая муфта. Это древний ауксил её семьи. Она трясёт ею, и тогда над Визидарией идёт снег.

— Сколько же чудес на моей родине, — улыбнулась Бёрнис.

— О, ты даже не представляешь, сколько! — кивнул Уильям, — знаешь, каждый маленький визидарец знает, что в рождественскую ночь по крышам ходит Снежная Хозяйка. За ней бежит её белая лиса по имени Сан с тремя хвостами и заметает их следы. Снежная Хозяйка заглядывает в окна и смотрит, как подготовились к празднику дети. А Сан относит всем, кто заслужил, подарки и прячет их под кровать. И утром все дети Визидарии обязательно свешиваются с кровати в поисках следов Сан и подарков. Так вот, в моей жизни подарок от Снежной Хозяйки — это ты. И обязательно утром загляни под кровать. Я думаю, Снежная Хозяйка и Сан тебя навестят.

…Мэдлин подошла к двери Пита и постучала. Она тоже волновалась, расправляя шёлковые складки на пышной юбке. Питер открыл, и Мэд сразу заметила, как он был бледен и встревожен.

— Что случилось? — спросила его девушка. И его волнение мгновенно передалось ей.

Она заткнула за ухо красивую кудряшку, так как тут же забыла и про бал, и про платье.

— На, прочти вот здесь, — Питер протянул ей тетрадь.

— Что это? — спросила Мэдлин.

Она взяла у него из рук пожелтевшие страницы и плюхнулась на диван.

— Это дневних Хьюго Хармуса, — разъяснил Питер.

— 13 октября 1525 года, — прочла вслух Мэдлин.

Она удивлённо подняла глаза:

— Так эта запись сделана Хьюго в день начала Ужасной битвы?

Питер кивнул. Мэд углубилась в чтение:

— «Она такая красивая. Никого я не обожаю так, как прекрасную дочь Георга Петрюссона…» Петрюссона? Хьюго любил дочь твоего предка?!

Питер снова кивнул и попросил:

— Читай дальше…

— «Я её обожаю. Боготворю…Я увидел Нуалу год назад на рождественском балу в Медикате и понял, что никто мне не нужен, кроме неё. Она протанцевала со мной всего лишь один танец, и была всего лишь вежлива. Но я точно знаю, что женюсь только на ней. Но она почти не выходит из дома. Я ей пишу, но она не отвечает. Я попытался сойтись с её отцом. Приходил на все его дурацкие открытые лекции по снадобьям, чтобы подружиться, но он холоден со мной. После я попытался сблизиться с женой Петрюссона — Бригиттой, она редактор местной газеты, и я каждый день ходил к ней на работу подавать глупейшие объявления. Но она тоже осторожна. Но как же я ещё могу увидеть их дочь?! Их сын, Бриндан, жуткий задавака. Учится первый год в Мастерских Стоунбона, и не обращает на меня никакого внимания. Петрюссоны почти не выпускают из дома мою драгоценную Нуалу.